Солнце и тень - Кеннет Келзер

НАЗОЙЛИВОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО

26 ноября 1980 года

Вижу во сне, что сплю один в своей постели. Ощущаю наступление необычного состояния сознания и прикидываю, во сне это или наяву. Чувствую свои руки: в них струится какая-то непривычная и в то же время приятная энергия. Желая проверить, сплю я или нет, осторожно потираю друг о друга пальцы правой руки. Из кончиков пальцев быстро вытекает легкая, чистая энергия и устремляется вверх по телу. Это сопровождается столь удивительными ощущениями, что я сразу понимаю: мне это снится. Состояние осознаваемости приводит меня в восторг, и я принимаюсь исследовать ощущения, возникающие в руках, в лице, в груди. Тело наполняется легкой, приятной истомой.

Решаю, что раз уж я нахожусь в осознаваемом состоянии, можно попробовать сочинить стихотворение. И сразу же из некоего Источника, который, как мне кажется, находится где-то глубоко внутри, возникают такие строки:

«Господь, ты создал человекаИ с самого начала знал,Все те страданья, что от векаЕму...»

Тут я слышу громкий стук в парадную дверь. Моя жена Чарлин идет открывать. За дверью стоит мужчина со злобной мохнатой мордой зверя. Одет он как типичный бизнесмен — на нем новый, с иголочки, темно-синий костюм. Стоя на пороге, он что-то говорит низким, хриплым басом. Его неразборчивое бормотанье звучит очень настойчиво. Я не понимаю ни единого слова, но ясно улавливаю в его тоне что-то назойливое и непристойное. Его голос звучит так громко и навязчиво, что слушая это хриплое рычанье и бурчанье, я начинаю терять осознаваемость. Внезапно просыпаюсь. С волнением понимаю, что только что видел осознаваемый сон.

Это сновидение показывает, что вмешательство некой неприятной или назойливой силы в осознаваемое сновидение может легко нарушить творческий процесс. В моем случае такое нарушение было двояким: творческий процесс стихосложения прервался, а вскоре после этого состояние осознаваемости вовсе утратилось и я проснулся. Образ назойливого и неприятного посетителя живо напомнил мне выражение «волк в овечьей шкуре». Это грубое существо с неразборчивой речью, щегольски одетое в темный костюм современного цивилизованного человека, навело меня на мысль: прежде чем творческий процесс сможет пойти дальше, необходимо разобраться с какими-то отрицательными чертами собственной личности. От чудовища исходил ощутимый эмоциональный оттенок назойливости, смешанный с кротостью и безучастностью, но вовсе не враждебность или агрессия. Это напомнило мне об отношениях между Красавицей и Чудовищем из всем известной волшебной сказки — там Чудовище с самого начала было другом Красавицы, хотя и очень требовательным. Щегольски одетые чудовища из снов и народных сказок несут нам весть, что даже темная сторона собственной личности может оказаться для нас полезной, если мы разберемся в ней и выслушаем ее настойчивые откровения. Они иллюстрируют основной принцип Юнга: «тень» для сновидца — это в конечном итоге союзник и источник силы.

К сожалению, в этом сне мне не удалось сохранить осознаваемое состояние настолько долго, чтобы получить и разгадать принесенную чудовищем весть. Здесь неразгаданные слова вполне могут означать, что я не был готов встретить лицом к лицу и осмыслить некие отрицательные силы, которые в это время «постучались ко мне в дверь», тем самым нарушив процесс творчества. Такова двойственность человеческой жизни: хочешь не хочешь, а «тень» тут как тут! Хочешь не хочешь, а твой покой и творческий порыв в любой момент может быть нарушен. Сомнения нет, в этом осознаваемом сновидении я едва не узнал что-то важное о природе страдания: ведь в стихотворении, которое я сочинял во сне, речь шла именно о нем. Но в тот миг моя темная сторона не была готова произнести свое откровение достаточно членораздельно, поэтому ее урок, как и урок, заключенный в стихотворении, остался непонятым. Какими бы ни были эти уроки, они несомненно сохранятся на будущее и когда-нибудь позже будут преподаны мне снова. Бессознательное — в высшей степени терпеливый учитель, оно будет обращаться к нам с тем, что мы должны выучить, до тех пор, пока мы не усвоим его уроки.

Еще один интересный элемент, проявившийся в этом сне, — трехступенчатый переход сознания от обычного сновидения к предосознаваемому и, наконец, к полностью осознаваемому. «Ощущая» наступление необычного состояния сознания и «прикидывая», во сне я или наяву, я входил в пред осознаваемое состояние. Из этого сна я узнал, что в пред осознаваемом состоянии сновидец часто задает себе вопрос, прикидывает, догадывается или сомневается, спит он или нет. Сновидец может спрашивать себя: «Интересно, сон это или нет?» Или же он может уверять себя: «Нет, скорее всего это не сон». В каждом случае он поставил важный вопрос, но еще не сумел окончательно и определено разрешить его в своем сознании. Преодолев смятение, сомнения и догадки и достигнув совершенной ясности («Я знаю, что это сон»), сновидец входит в состояние полной осознаваемости. Из этого сна и последующих сновидений я узнал, что бывают разные степени осознаваемости и стал считать полностью осознаваемым такое состояние, в котором сновидец обладает полной убежденностью, что в этот момент он видит сон. Все, что не достигает уровня полной убежденности и осознаваемости я решил считать предосознаваемым сном. Еще я обнаружил, что не все предосознаваемые сновидения развиваются в полную осознаваемость. Тем не менее, это тоже ценные и волнующие признаки — они дают нам почувствовать, что мы продвигаемся по пути к развитию осознаваемого сновидения.

В тот период я записал в своем дневнике сновидений, что сну «Назойливое вмешательство» тоже предшествовала выполненная рано утром, между пятью и шестью часами, практика медитации. В конце практики я снова внушил себе, что заснув, увижу осознаваемый сон. Проснулся я около 9.00, довольный тем, что новый метод снова принес мне успех.

Четвертое осознаваемое сновидение из этой серии случилось около двух с половиной недель после «Назойливого вмешательства. Оно токе ознаменовало интересный шаг вперед в развитии моего эксперимента: на этот раз я сумел сохранить уравновешенность и остаться в осознаваемом состоянии несмотря на то, что во сне подвергся несправедливому обвинению строгого начальства.

ОБЛЕГЧЕНИЕ ПОД НАЖИМОМ

14 декабря 1980 года

Я нахожусь в маленьком загородном строении — это уборная в летнем лагере для юношей. Стоит прекрасный солнечный день, и чистый горный воздух напоен ароматом сосны. Вспоминаю, что кого-то из нашего отряда несправедливо обвинили в гомосексуализме и ощущаю озабоченность, поскольку из-за этого в лагере установилась атмосфера подозрительности и нездорового любопытства. Смотрю на себя в зеркале и вижу, что моя борода исчезла. «Когда это я сбрил бороду?» — недоуменно спрашиваю я себя. Думаю, что раз я этого не помню, дело, скорее всего, происходит во сне. Сразу же вытягиваю руки перед собой и пристально смотрю на них. Ощущая в теле знакомый прилив приятной энергии, уже без всяких сомнений понимаю, что это сон, и обретаю полную осознаваемость. Продолжаю пристально смотреть на свои руки и вижу, как они, постепенно становясь прекрасными и бесплотными, начинают искриться ярким светом. Скоро они становятся ослепительно яркими и кажутся прозрачными, потому что состоят в основном из света.

В этот миг в уборную входит Отец Джордж С., директор лагеря. Он строго спрашивает, что я здесь делаю. Стоя к нему спиной, отвечаю, что просто-напросто мочусь. Расстегиваю ширинку и собираюсь отлить в странного вида писсуар. Вижу, что Отец Джордж ощущает явное облегчение, и сам чувствую уверенность: я могу поступать «как все» и таким образом убедить его, что я не «голубой» и ничего плохого не сделал. Стараясь сохранять спокойствие, умудряюсь помочиться. Директор выходит, явно довольный тем, что все обошлось нормально. Чувствую облегчение: наконец-то пришел конец несправедливым подозрениям и слежке.

Сюжет этого сна представляет для меня большой интерес сразу по нескольким причинам. В нем докучливое вмешательство извне олицетворяет Отец Джордж, католический священник, отвечавший за дисциплину в семинарии, где я учился много лет назад. Помню много забавных случаев, когда он ловил меня и других семинаристов за невинными забавами в коридоре или умывальной, хотя нам было давно пора быть в постели. Во сне я снова ощутил властную строгость, с которой он проводил свои разбирательства. Тем не менее, на этот раз, в отличие от прошлого сна, мне удалось сохранить выдержку и равновесие, несмотря на давление извне. Я продолжал действовать правильно и сохранил осознаваемость до конца сновидения.