Смерть в конверте - Патрисия Вентворт

Глава 9

По всей Тиллинг-Грин люди или готовились отойти ко сну, или уже спали. В поместье полковник то ли зевнул, то ли вздохнул с облегчением, выкладывая деньги и ключи на комод и развязывая белый галстук.

«Завтра к этому времени вся проклятая шумиха закончится, — подумал он. — И зачем волноваться? Ничего уже не поделаешь. Валентина все равно когда-нибудь должна выйти замуж, а уж какой стороной брак обернется — никогда не скажешь заранее. Возьмем мой собственный…» Но от размышлений на столь скользкую тему Роджер уклонился, лучше подумать о Валентине. «Почему бы всему и не обернуться хорошо? Гилберт — не первый молодой человек, которому надо поразвлечься, прежде чем он успокоится. Да и деньги играют свою роль… Зачем ходить вокруг да около? А их осталось предостаточно от бедняжки Элинор и этого типа, Грея. Каким очаровательным, хрупким созданием была Элинор. Жизнь оказалась слишком груба для нее, и она просто сдалась. Интересно, что бы было, если бы мы с ней поженились? Но все говорили, что этого делать не следует, так что я отправился на Восток, а она вышла замуж за Грея, но не сразу, далеко не сразу. Грей оказался подонком. Как глупо все это! Думаю, Валентине будет хорошо с Гилбертом. Да, мы потеряем ее… и деньги тоже…»

И полковник погрузился в нескончаемые размышления о том, как плоха жизнь без денег.

В это время его сестра Мегги пришла к заключению, что званый вечер, несмотря на все сложности, удался. Миссис Глейзер — действительно хорошая повариха, все было очень вкусно. Конечно, они, вероятно, не смогут больше ей платить… или смогут? Роджер всегда так себя ведет, как будто они через неделю отправятся в работный дом… Совсем как покойный папа. Конечно, теперь такого названия — «работный дом» уже нет, но суть дела не изменилась. Если у вас мало денег, то о них все время приходится думать, а это так утомительно! Как жаль, что Валентина выходит замуж. Браки не всегда оборачиваются тем, чего от них ожидаешь. Девочка может стать такой же несчастной, как ее мать. Лучше бы ей остаться с ними. Гилберт — настоящий красавец, а когда умрет его кузен, он получит и титул, потому что у бедняжки леди Бренгстон рождались только дочки. Конечно, денег у него нет, но Валентининого состояния хватит на двоих. Но из таких слишком обаятельных молодых людей не всегда получаются хорошие мужья. Сама она, Мегги, в юности хотела выйти замуж, да никто не звал, может быть, и лучше, что так вышло. А то получила бы такого мужа, как папочка Валентины, который разбил сердце ее матери и растратил уйму ее денег.

Мегги сняла аметистовое ожерелье, некогда принадлежавшее ее матери, и положила его на столик. Она помнила, как мама носила это украшение, с прекрасными камнями, к лиловому атласному платью с низким вырезом, отороченным дорогими кружевами. Мамины плечи были очень гладкие и белые, в те времена дамы гордились своими декольте. Ее собственная шея слишком тонка для этого ожерелья. Мегги со вздохом отложила его в сторону, аккуратно вытащила три обитых атласом ящичка из старомодной шкатулки для драгоценностей, чтобы положить украшение на место. В нижнем ящичке из-под тяжелого браслета с карбункулами высовывался скомканный кусочек бумаги. Она попыталась вытащить его, потянув за кончик, но в конце концов сдалась и, приподняв украшение, взяла мятую бумажку и расправила ее. На ней по косым строчкам расползались неровные разнокалиберные буквы.

Некоторое время женщина глядела на записку, затем сложила ее и снова подсунула под браслет. Убрав на место два верхних ящичка, она заперла шкатулку и убрала ключ.

Валентина выскользнула из своего бледно-зеленого платья, про которое Метти Эклс сказала: «Знаешь, не носи зеленое, это к несчастью».

Девушка стояла с пышным бледным облаком ткани в руках, задумавшись вдруг, откуда появился такой предрассудок. Наверно, потому, что зеленый всегда был цветом маленького народца — фей. Они не позволяли другим носить его, особенно по пятницам, потому что это день искупления, и он не для маленьких волшебниц…

Она повесила платье в шкаф и вернулась к туалетному столику, чтобы снять жемчуга. Она протянула руку к застежке и отдернула ее, внезапно увидев послание, прикрепленное к подушечке для булавок брошкой, которая была на ней сегодня в церкви, — маленьким бриллиантовым перышком, очень легким и сверкающим. Туго набитый конверт выглядел как те, в которых рассылают рождественские открытки. Незнакомый почерк был крупным, буквы неаккуратные. Девушка взяла письмо, разорвала конверт и обнаружила внутри другой, маленький серый, без какой-либо надписи.

Бояться было нечего, но сердце подступило к горлу, а руки задрожали. В сером конверте лежала записка, написанная слишком хорошо знакомым почерком:

«На старом месте, жду до двенадцати. Если не придешь, звоню в парадную дверь ровно в девять утра».

Подпись отсутствовала, но Валентина в ней не нуждалась. Мелкий неразборчивый почерк Джейсона выдавал автора. В голове билась одна мысль: «Он здесь». Валентина почувствовала, что у нее вырастают крылья, чтобы унести к любимому. Радость и облегчение переполняли ее. И вдруг в голову пришла отрезвляющая мысль: «Слишком поздно, возврата нет». Ведь любимый ушел, не сказав ни слова, она даже не знала, жив ли он, а ведь тысячи смертей подстерегают его, единственного, и каждую минуту какая-то из них может стать реальностью. Невозможно долго выдержать пытки неизвестностью. Поэтому завтра Валентина выходит за Гилберта Эрла. Тут гнев вытеснил первоначальную радость. Неужели Джейсон действительно думает, что ее можно отбросить, как ненужную игрушку, и подобрать, когда захочется? Он убежден, что можно отправиться на поиски приключений, а мир застынет в покорном ожидании его возвращения? Девушка вдруг вспомнила его голос и секунду как бы прислушивалась к его звучанию, но маленький огонек гнева разгорался. «Он не захотел, когда мог бы… Да, я его очень любила, а он ушел, ни сказав ни слова». Тут Валентина почувствовала, что до боли в руке сжимает записку.

В ярости девушка разорвала бумагу и вышвырнула клочки в окно. Это немного охладило ее злость. «Раз уж он назначил время и место встречи, — решила Валентина, — то я пойду, чтобы, наконец, выяснить отношения. Пусть Джейсон посмотрит, что натворил, почувствует запах пепла и поймет, что все потеряно. Большего мне не надо».

Она сняла длинную пышную нижнюю юбку, надетую под зеленое платье, и взяла темную простую юбку и джемпер. Вместо бледно-зеленых туфель с хрустальными пряжками девушка сунула ноги в простые лодочки на низком каблуке. Повязав темный шарф, Валентина надела свободное короткое пальто.

Приоткрыв дверь, она оглядела темный пустой коридор и вышла на лестничную площадку. Внизу холл был освещен тусклой маломощной лампочкой. Когда человек в одиночестве ходит по спящему дому, все становится не совсем реальным, как будто он бродит во сне. Горничные давно ушли домой, миссис Глейзер, жена садовника, отправилась в коттедж. Где-то на ее этаже, наверно, спят Роджер, Сцилла и Мегги. Все они очень устали, бедная Сцилла едва дождалась ухода последнего гостя, чтобы, позевывая, отправиться к себе.

Когда Валентина пересекала холл, пустота и тишина сгустились вокруг нее, ощущение было такое, как будто входишь все глубже в бассейн, а вода поднимается все выше и выше — вот уже у пояса, у горла… и, наконец, сомкнулась над головой. Девушка смело вступила в эту таинственную темноту, все дальше уходя от света, пока не добралась до гостиной.

Она повернула ручку и прошмыгнула внутрь, где было совсем темно. Беззвучно закрыв дверь, Валентина достала из кармана пальто припасенный маленький карманный фонарик и включила его. Очертания кресел, диванов, столов слабо угадывались в узком луче света. Она подошла к блеклым занавесям в середине и проскользнула за них. Именно здесь была дверь, а под двумя другими окнами стояли обитые старой парчой кресла, так же была устроена и соседняя комната, служившая гостиной Сцилле. Выйдя на террасу, девушка выключила ставший ненужным фонарик, ноги сами находили хорошо знакомый путь, по которому она так часто ходила и днем, и в сумерках, и ночью. А сейчас луна освещала низкие тучи, и мир под ними казался покрытым дымкой, но вполне различимым.

Валентина спустилась с террасы и пошла по лужайке, окруженной деревьями. Здесь вилась тропинка, которая поворачивала налево и петляла между стволов. Легкий ветерок качал ветви над головой, играя тенями. Деревья постепенно исчезали, уступая место холму, на котором прапрадед построил летний домик. Во времена раннего викторианства его было принято называть бельведером. Девушка поднялась к нему по дорожке, сильно заросшей травой. Когда она оказалась наверху, что-то шевельнулось в тени дверей. Бедняжка испуганно замерла, сердце колотилось так, словно хотело выскочить из груди.