Там, где хочешь - Ирина Кудесова

48

Прохожие шагали вдоль витрины книжного и исчезали: люди, которых уже никогда не увидишь. Там, на улице, тёк декабрь, то и дело проливался дождь, и это казалось почти волшебством: дождь в декабре. Люди спешили мимо, в магазине было пусто.

Один, кутаясь в шарф, без зонта, пробежал, вернулся, толкнул дверь. Показала ему знаками: от себя! Влетел — похож на промокшего воробья.

— C’est la librairie russe?

Бродил между книг, ежился. Промок.

— Вам подсказать что-нибудь?

— Нет, я только начал учить русский… — И опять поежился. Неожиданно для себя предложила:

— Может, чаю? Вы замерзли…

Посмотрел удивленно.

— Нет-нет, спасибо, я пойду уже. Спасибо.

Потоптался.

— Вы не знаете никого, кому нужна комната? Я живу недалеко, на бульваре Ришар-Ленуар… Хотел сдать одну из трех… Вы не знаете никого, нет?

— Знаю.

49

Собиралась домой, когда позвонил Корто и сказал, что едет с урока мимо книжника. «Если заканчиваешь, могу подхватить». То есть «если задерживаешься, проезжаю мимо».

Это он после ссоры внимательным был.

Незаметно так получилось: стал отца напоминать. Нет, не хам и не алкоголик. Но и тепла от него — крохи. Живет по своим законам, делает, что пожелается ему. Альтруизм в его представлении — от недостатка серого вещества в черепушке. Он так и говорит: «Люди выживают, остальное лирика». А когда ты чай себе делаешь, это что, тоже выживание — не предложить другому, лишнего движения не сделать? «Другой — не инвалид, сам в состоянии в чашку заварки плеснуть». Отец, правда, еще дальше пошел — чайник общий, значит, сидим обиженно перед телевизором (дверь в комнату распахнута, чтобы было обиду видать): что, забыли про меня? нет? так несите сюда! Корто не таков, но с ним также холодно.

И это: работу не ищет, о будущем не задумывается. Как что-то строить с тем, кто живет сам по себе?

Слов теплых вообще не знает. Пускай бы забалтывал, кружил голову. Ведь не веришь уже в нормальные отношения, после всех-то ошибок. Но это неверие, возможно, — просто стена из картонных кирпичей. Ее поливай тепленькой водичкой, так она осядет, сомнется, а за ней — ты живая. Ну сказал бы слово ласковое — стенка на ладан дышит… Нет, молчит, сюсюкать — это не к нему: он «мужик», ему стыдно.

Впереди — коридор красных светофоров. Остановились. Самое трудное — произнести первую фразу в тишине.

— Хотелось бы… мне хотелось бы знать, что нас ждет.

— Ты насчет ужина? Ничего не ждет — я сегодня весь день out.

Раздражаешься, и слова сами с языка спрыгивают.

— Можно подумать, когда ты in, оно иначе. Тебя не попросишь — ты не пошевелишься.

— Это сцена?

— Нет, Корто. Просто я ухожу от тебя.

50

Какая патетика.

— Интересно, куда это ты собралась.

— Покупатель комнату предложил.

— А! Экие у вас покупатели любезные.

Правда или нет? Вообще-то, Клелия врать не умеет.

— Молодой мускулистый покупатель?

— Раньше надо было ревновать, Корто.

— Да я разве ревную.

А если действительно — уйдет?

Выехали за город.

Молчали.

Мимо пролетали указатели.

— Денис, мы куда-нибудь с тобой движемся? Или это все пустое?

— Я двигаюсь в направлении Нуази. Ты тоже.

Она была похожа на взлохмаченного зверька, которого загнали в угол.

До дома — ни слова.

51

Сел за компьютер. Она улеглась на кровать, замерла.

Прошло полчаса.

— Денис, поговори со мной.

Повернулся: сидит на кровати вся такая несчастная. Сказал — как мог мягче:

— О чем?

— Денис, я правда могу съехать сейчас. И это все, — повела рукой, — к чему оно было…

— Ну ты же сама решила за всех.

Вот чего хочет? Никак чтобы упрашивал остаться. Чтобы обещал горы золотые. Слова нужны, только слова. А в Париже ей и в самом деле лучше будет: и вставать позже, и гуляй хоть до ночи.

Она молчала.

Вернулся к компьютеру. На форуме любопытная дискуссия шла о регенерации у змей — но не до того стало. Бежал глазами по строчкам, думал: что делать?

Слышал, как она слезла с кровати, стянула рубашку, джинсы. Пошла в ванную.

А если она просто к кому-то переехать надумала? Такая нормальная женская выходка.

52

Забралась под одеяло, завела будильник. Только десять часов, ну и ладно, лучше уж заснуть, и всё. Корто прилип к своему биофоруму. Помрет — завещает компьютер вместо камня могильного поставить. Хоть бы ухом повел — нет, читает какую-нибудь гнусь о размножении пауков.

Сделать усилие. Надо сделать усилие, собрать вещи. Потом легче станет.

Комната, что предлагает «мокрый воробушек», — уникальный шанс: кто тебе угол сдаст при таких доходах? На эту комнату придется поработать, но оно лучше, чем так прозябать.

Прозябать, зябнуть.

— Мне с тобой холодно, Денис. Холодно.

Мимо.

Выключил компьютер, встал. Ушел в ванную. Никак сном забыться собрался.

Пройдет время, и все это сном покажется: его руки, губы, живот, в который утыкаешься носом и фырчишь. Тортилы. Луна. Лягушка в короне на кафеле ванной. Большая черно-белая фотография Рут Оркин на стене над кроватью — «Американка в Италии»: растянешься на брюхе, подопрешь ладонями подбородок, разглядываешь ее.

Слышала, как он выключил воду, как открыл дверь, вошел в комнату. Лежала, отвернувшись к луне. Вернее, к тучам, за которыми она бродила. Опять шел дождь.

53

Сперва не поняла — что это. Шмурыгнул — вроде как насморк у него. Ведь не было.

Прислушалась — опять еле слышное: шмур. Повернулась — темно, не видно ничего.

Тишина.

Поколебалась, положила руку ему на щеку. Щека мокрая.

— Денис… Денис… миленький, не надо этого.

Шмур — уже громче. Разве можно было подумать?

— Денис… Ну что ты, что ты.

— Не хочу… чтобы ты уезжала.

И такая радость сразу — как ведро теплой воды сверху опрокинули.

— Денис… я не уеду. Если не хочешь — я не уеду.

Повернулся, уткнулся носом в сгиб локтя, нос мокрый, щекотно.

— Тебе там лучше будет.

Наверно, там действительно было бы лучше. Ну что ж теперь.

Взяла в ладони его лицо, стала целовать. И — всё, будто с листа белого.

54

За окном — серые мокрые крыши, черепичного цвета столбики каминных труб. Напоминают первые дни в парижском отеле, в фиолетовой табакерке. Трубы-суслики, алюминиевые скаты крыш, прошитые на сгибах железными стежками. Под окном — желобок со стоячей водой, в нем запруда из листьев (каким ветром их сюда донесло?).

— Марьон, у тебя здесь, наверно, метров десять…

— Восемь с половиной.

Одна стена косая, другая обходит каминную трубу: стукнешь — пустота аукается.

— Зато не мансарда, и окно большое. А еще хорошо, что мебель хозяйская.

Мебель: раскладной диванчик, стол, стул к нему. Подобие шкафа. Карликовый холодильник, плитка (на ней — одинокая кастрюлька). Еще антресоли имеются. Душ, туалет — на лестничной клетке, не дай бог ключ от них затерять в ответственный момент.

— Хотелось бы что-нибудь поприличнее, но гарант нужен, аванс. Я все деньги в учебу вбухала. Родители помогли бы, да я не буду просить.

— Почему?

— Марина, мне уже двадцать семь, стыдно! В России отмечают Рождество?

— Да, через две недели.

Марьон встает прямо в ботинках на кровать, запускает руку в чемодан, поглядывающий с антресолей.

— А у нас как назло сегодня. Лечь бы и заснуть — нет, надо к предкам ехать.

Из чемодана вытягивается за рукав блузка.

— Тьфу, мятая. — Марьон зевает три раза подряд. — Соседка у меня полоумная — на нее иногда находит, и она среди ночи врубает музыку, на стук в дверь не реагирует. Спать невозможно.

— У меня есть для тебя вариант.

55

Марина шла по пустому городу. Рождество. Первое ее Рождество в Париже: маленький кинотеатр с подсвеченными афишами, застегнутый железной гармошкой жалюзи; высоченная елка перед Нотр-Дам, с огоньками, на которые никто не любуется; порыв холодного ветра. Серо… будто собрали все краски в городе, сложили в гигантский чемодан и закинули на невидимые антресоли.

На днях в русском магазине купила рождественский подарок — матрешку. Откроешь упрямое деревянное тельце, сунешь нос — там запах стружки и свежей краски. Подарок предназначался «мокрому воробушку».

Он пригласил отмечать Рождество, и Марина обрадовалась: совсем они с Корто нигде не бывают. Потом сообразила: никуда Денис не пойдет. У него аллергия на религиозные праздники: «Двадцать первый век, а они всё лбом об пол бьют». На вопрос: «Много гостей будет?» Воробушек смущенно ответил: «Нет, не очень». И пропустил к кассе покупателя. Марина выбила чек за очередного Бушкова. Покупатель забрал книгу, не сказав спасибо.