Академия Клементины (СИ) - Цезарь Юлия "Skazka569"

Дёргая ручку, Ева пыталась открыть дверь, но та ни в какую не поддавалась. Заклинание отпора тоже не сработало, а использовать взрыв в таком маленьком подвальном помещении она побоялась. «Что же делать?» Она обернулась на Йеона, надеясь найти ответ у него, но тот опасно пошатнулся и чуть не упал — Ева успела подхватить, подставив свое плечо. Ему нужна была кровь прямо сейчас, и он ее получит.

— Пей, — прозвучало как приказ.

Красные глаза скосились на нее сбоку, а рот застыл в выдохе. Дыхание глубокое, медленное, контролируемое им самим. Не верил, что дверь закрыта, и потому Ева упала — последние силы были брошены на превращение в густой дым, который словно гонимый ветром, в секунду оказался перед дверью, но дым сквозь нее пройти не мог. Не мог и вампир, обернувшись в себя.

Йеон повалился на колено, а Ева тут же оказалась рядом, вновь требуя, чтобы он пил. «Глупое луковое горе…» Он никогда не пил из человека — не застал тех времен, когда вампиры были убийцами. И потому было страшно, как силен инстинкт при соприкосновении с человеческой кровью, с жгучестью на клыках от огня красной жидкости.

Она так и не послала «Огонек», что вместо нее сделал сам Йеон. Темно-зеленый сгусток сорвался с его губ, когда он прошептал: «Спаси», и рванул сквозь щель между дверью и полом. Не мог пройти дым, но могла пройти неосязаемые магия. А Ева продолжала его искушать. Теперь не сбоку, прямо перед ним, она сидела на коленях и оголила плечо. Для него, для его клыков. Добыча сама рвалась в пасть.

— Я никогда не…

Он хотел договорить, но новый черный сгусток крови рванул наружу, пачкая ее платье. И это будто была последняя капля — сознание профессора Ридмуса улетучилось, а с ним и разум. Не он, а хищник, положил тяжёлые ледяные руки на плечи ученицы. Не он, а зверь, коснулся лбом ее ключицы. Не он, а вампир упивался ее запахом.

— Пей уже, — почти моля, просила Ева. Он все никак не решался, и когда опустил голову, у нее навернулись слезы. Она очень боялась, что он откажется, а когда придет спасенье, будет уже поздно. — Если ты умрёшь у меня на руках, я никогда не прощу…

Йеон закрыл глаза и ничего не видел. Он поддавался своим инстинктам, разрешал им брать себя медленно, обрисовывая четкие границы. Пусть тело его ведёт, но голова была свежа. Он контролировал себя. Позволил, но контролировал.

Рот открылся, и клыки коснулись нежной ключицы Евы. Голова поднялась, а с ней и медленно провели влажные дорожки черной крови клыки. Он примерялся, наслаждался, как жертва дрожала в его руках. Как его руки скользнули вперёд, обнимая Еву крепко, слишком крепко, словно тискам, что даже не позволяли двинуться, что уж говорить о том, чтобы вырваться, если укус зайдет слишком далеко.

Йеон не знал, как и что надо делать, но ему будто голос нашептывал. Он без проблем нашёл под кожей небольшой сосуд, не сравнимый с сонной артерией, но ученица должна была выжить после укуса. Более того, она должна была остаться в сознании. Может, Йеон и нарочно тянул время — чтобы помощь успела до того, как всё свершится, но чуткий слух не улавливал позади бегущих шагов помощи.

И вот клыки коснулись кожи. Йеон боролся с собой. Он знал, что надо сделать, но это первый укус! Точка невозврата! А если он станет монстром после этого? Кровь из бутылки донора не сравнима с горячей кровью, наполненной страхом жертвы. Не знал, но чувствовал, что это станет ему наркотиком. Он уже сейчас слабел, с трудом держа тело в тисках, но голову даже сейчас сохранял свежей.

Как же она вкусно пахла! Как же соблазнительно она жгла вампира жаром своего тела. А он всё медлил. Зажмурившись, и дернув тиски, Йеон воткнул клыки в кожу и тут же убрал их. Ненамного воткнул, из тех ранок вряд ли можно напиться, а тем более нельзя высосать кровь до смерти. Это хорошо, но в ту секунду, что клыки были в теле… Йеон готов был жизнь отдать, чтобы вонзить зубы до самой десны в шею; он готов был страдать вечность, чтобы минуту продержать зубы в горячей плоти. Он успел уловить тот кайф, когда зубы коснулись жгучей алой крови, которая так отличалась от его собственной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не помня себя от страха за Еву и за своё благоразумие, которое всё-таки стало теряться где-то, Йеон в неком извинении облизнул ранки, слизывая первые капли крови, и только потом губами, словно пиявка, он присосался к коже вокруг укуса и с жадностью, но не теряя контроль и скорость иссушения, стал пить девичью кровь.

Плечи Евы слегка дернулись, но она заставила себя немного расслабиться. Боли почти не было, а затем язык Йеона прошёлся по коже, отгоняя страх на второй план. Он наконец-то принял ее помощь, он не умрет. Оказавшись в холодных объятиях, о которых мечтала с первого года обучения, сама она пылала жаром жизни изнутри. Не пересчитать, сколько раз она себе представляла разные ситуации, как может оказаться на своем нынешнем месте: в кабинете декана, на прогулке в саду, в классе после занятий, но точно не думала, что от этого будет зависеть чья-то жизнь.

Почувствовав, как он начал тянуть кровь, Ева вцепилась в его дублет по бокам. Конечно же ей было страшно! Она добровольно предложила свою кровь вампиру — это как сунуть руку в пасть льву. Знала, что он может причинить ей вред, потеряв контроль, или даже убить, но о своем благополучии думала в последнюю очередь.

Сердце бешено колотилось и от испуга, и от восторга одновременно. Если она правильно поняла, у него это тоже было впервые. Такой момент, можно сказать, интимный, сделал их гораздо ближе друг другу. Между ними возникла связь, и Ева не позволит ей легко исчезнуть после всего, что здесь случилось.

Удивительно, что чем больше он пил кровь, тем меньше она боялась. Прикрыв глаза, Ева облокотилась щекой на голову Йеону. Вот ещё одно желание исполнилось — коснуться его волос. Прикрыв глаза, она с упоением вдыхала их аромат — лучше любых духов. Вот бы время остановилось, и этот момент их единения никогда не заканчивался.

Он пил, пил, пил… Кровь перестала течь из раны, но он пил, пил, пил… Уже не было такой жажды, но…

Пил, пил, пил…

Это было так вкусно, так приятно… Если он прикоснется губами к крови, которую привезёт Коте, его просто вырвет, настолько теперь холодная и настоявшаяся кровь казалась ему отвратным пойлом. Не то что эта — горячая, дарующая жизнь, дающая энергию. Всё равно, что всю жизнь питаться травой, не получая белка, и тут дали кусок мяса. Огромный, вкусный, жаренный кусок, из которого сок просто лился со всех сторон. Запах мяса ты мог учуять с другого конца города. И он твой. Только твой.

Она его. Только его.

И если бы не разум, который стал подавать сигналы об ослабевшем сердцебиении Евы, Йеон не остановился бы. Да даже когда пошли сигналы, каждый глоток он обещал делать последним, и лишь когда его тело перестало греться о тело похолодевшей ученицы, Йеон вновь скользнул языком по ране, говоря тем самым «Спасибо», после чего накрыл ранку тканью платья и с выдохом опустил голову, прислушиваясь к себе, одновременно отгоняя наваждение.

— Если об этом узнают, — прошептал он. Прошептал тихо, спокойно, без кашля и крови из рта, — меня уволят. Если дойдёт до короля — вампиров изгонят, если не объявят войну…

Она должна была об этом молчать!

— Никто не узнает, — пообещала Ева. Она прекрасно осознавала опасность, и ее слово против слова родителей или короля ничего не будет значить. Все годы, что Йеон потратил, чтобы заслужить свое место, могут быть стёрты одним лишь укусом. Все ещё не отпуская его из объятий, она слегка потерлась щекой о волосы и тихо шепнула: — Теперь все будет в порядке.

Стало чуточку жаль, когда Йеон оторвался от ее плеча, и, успокоившись, Ева почувствовала лёгкую слабость в теле. Она очень надеялась, что не побледнела, хотя макияж должен был скрыть все хотя бы на лице, а платье прикроет две маленькие ранки. Поэтому, когда их придут выручать, ей просто нужно держаться бодро. То, что случилось сейчас, останется только между ними, она даже Робу рассказывать не станет.