Записки грибника #2 - Алексей Федосов

Стреноженные кони, выщипывают траву, объев пятачок перед собой. Нелепо ковыляют чуть вперед и, наклонив морды к земле, срывают зеленые побеги травы, покрытые капельками росы.

Старший из мальчишек, кажется Петром зовут, дает команду и из костра начинают выкатывать клубни…

У меня чуть сердце не зашлось, думал, выкопали мою картошечку. Оказалась репка, самая обычная репа, только запеченная на угольях, а потемках, так похожа…

Поблагодарив, гостеприимных мальчишек за предложенное угощение. Со своей стороны выложил немного колбасы и окорок с хлебом. Вода под боком, ручеек журчит в маленькой рощице…

Старший, Петр, поделил харч на всех, разложил на листьях лопуха и, оглядев собравшихся, скомандовал, — Налетай.

Дождался когда все возьмут и только после этого забрал оставшуюся пайку. Вопросительно посмотрел на меня и кивнул на еду — А ты чего не берешь?

— Ешьте. Я чуток попозже буду. — Подумал немного и нагнулся к нему. — Отдай мелким, я скоро домой пойду, а вам ещё до утра здесь быть.

Ничего не сказав в ответ, кивнул. Подтащил лист поближе, достал засопожник и за два взмаха поделил на четверых.

У меня было какое-то умиротворенное состояние. Ночь. Костер. Черное небо с яркими звездами, усеявшими весь небосклон. Кто-то из мальчишек затянул вполголоса песню, другие подхватили…

Грустная, о том, как вои на битву с ворогом ходили.

После окончания наступила звонкая тишина, прерываемая треском костра, да невдалеке, жеребец, приподнял голову, тревожно осмотрелся по сторонам и шумно выдохнул, фыркнул.

Я сел, протянул руку к куче валежника и подбросил в костер, немного сухих веток. Они вспыхнули ярким пламенем, осветив детские лица…

Настроение было… Минорное…

  Ой, то не вечер, то не вечер,  Мне малым-мало спало-ось,  Мне малым-мало спало-ось,  Ох, да во сне привиделось…  Мне малым-мало спало-ось,  Ох, да во сне привиделось…

* * *

«Утро красит вредным цветом, стены древнего кремля, просыпается с рассветом, наша славная страна» — Я стоял перед зеркалом и брился, мурлыкая под нос песенку.

«Кипучая, могучая… ты самая любимая… Тра- та — та, тра — та — та. Та — та — та…»

Блин. Забыл слова, помню только мотив.

Прикольно бриться, намыливая лицо мылом и скоблить опасной бритвой. Это целое искусство, можно ненароком и пол щеки смахнуть. Сколько раз резался… Помню, после первого раза, когда вышел к людям, Никодим даже пивом поперхнулся, когда меня узрел. Он потом цельный день пытал — с кем я подрался?

Но думаю, подтекст был таков — И кто победил?

На этот раз процедура прошла без кровопролития и за завтраком никого не напугал. Уже под самое окончание, поторопился, и чай попал в другое горло и я раскашлялся. Сижу на лавке стучу себя кулаком в грудь. Пытаюсь продышаться, ажно слезы на глаза навернулись. Когда полегчало. Начал собираться.

«Сегодня первое занятие в клубе веселых и находчивых. Что такое клуб, ребята не знают, а вот под хохмить или подшутить друг над дружкой, это у них легко. А находчивые какие…»

Занятый мыслями на автомате оделся и уже стоя на пороге, попрощался.

Закрыл дверь и до меня доходит. Что, спросил Силантий. — Кто такой Есаул?

Остановился… Раскинул мозгами и с матюгами возвращаюсь обратно.

— Силантий, старый ты хрыч, а мне мог словечко молвить, а?

Игнорируя мою возмущенную тушку, пыхтящую, словно самовар и разозленную до крайности. Он, как ни в чем не бывало, поворачивается к Никодиму. — От глянь на него — бранится, хулу молвит. Другой бы спасибо сказал, а этот…

Махнул на меня рукой. — Иди чадо, свет не засти.

Я развернулся и, уходя со всей дури, хлопнул дверью.

Всю дорогу кипел от злости. Не знаю, кто за мной подсматривал, присматривал, но он явно рисковал нарваться на пулю. Давние события приучили — при явной угрозе, стрелять первым. Здесь нет статьи о превышении прав на самооборону.

Одним словом я пришел в не лучшем расположении духа, остатки злости будоражили кровь.

Не доходя, десятка шагов до территории заводика, углядел стрельца. Подозвал к себе. Он подошел такой вальяжный, весь из себя, манерный.

— Как звать, — хмуро спросил у него.

— А те зачем?

Это лицо видел пару раз, оно из нового пополнения. Ещё не обтертое, не оструганное, не отшлифованное, проще говоря, бревным-бревно. Ну, мил человек, прости, ежели сможешь.

— Зачемкать, мамке своей будешь, сопля. Пистоль достал к осмотру. Быстро, ядрена вошь! — Я рявкнул на него в духе сержантов, вплотную, правда, подходить не решился.

Парнишка, аж вздрогнул, от моего рыка и попробовал покобениться малек. — А ты кто такой…

Договорить не дал. — Тот, на чьи деньги, ты рожу разедаешь.

«Времена веселые, ох какие веселые, ухо востро держать надобно. Он все-таки попытался и решил, что половчей будет. А вот хренушки тебе по толстой морде… А чтой мы с лица сбледнули… или может ствол лобик жмет?»

— Это не ты вчера за мной подсматривал? Погоди, не молви ничего… Ты в роще сидел?

Нет? У меня за спиной был? Нет? тебя там не было? Да! Тебя там не было. Но ты знаешь, кто там был? Молчи, не говори… А… Ведомо тебе! Степан молчун? Нет?

Я посмотрел за его плечо, по улочке, в нашу сторону бежали стрельцы.

— Аврамка добрыня? Артюшка бессонко? Нет? Не они? Силантий? Умница ты моя, что ж ты дурашка кочевряжишься? А ты сам поведать, хочешь… Ну…

— Герасим и Панкратка…

Послышалось или нет. Скорей всего показалось, что за спиной скрипнул песок под кожаной подошвой. Начал поворачиваться, отступая на шаг в сторону…

Свет погас!

«Вот спрашивается — какая такая муха в копчик укусила? Ну и что с того, что Силантий охрану приставил… А может все проще? Крыша съехала на нервной почве? Или я отмазку ищу…»

Такие мысли пришли в голову, когда очнулся. Лежу на лавке, затылок отваливается вместе с черепом. В пустой тыкве грохочут тамтамы. Думаю, ни за что не догадаетесь, чью милую… Лицо, узрел, придя в себя. Не угадали. Это был не Силантий и не наш хозяин, Никодим, а тот бедолага стрелец, на котором решил сорвать злость. С трудом повернул голову, и спросил скрипучим голосом. — Так как, тебя звать?

Он сидел за столом и что-то вырезал ножом. Услышав мой голос, он взял кружку, подошел и напоил.

— Ивашко, Лукьянов сын.

— Ваня… Извини, что попусту лаяться начал — попробовал сесть. И тут ждала, неприятная новость. Связан и привязан к лавке, да так умело, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.

— И что это за херня?

— То Силантий велел…

Я скрипнул зубами от злости, но промолчал. Не стал комментировать. Хотя слов и мата предостаточно, чтоб выразить искреннее спасибо, за столь благоразумный поступок.

— Развяжешь? Али за Силантием пойдешь?

Молчком, присел на корточки, и я почувствовал, как освободились руки. — Ноги сам ослобонишь. — Отошел на пару шагов назад. Между прочим. Положил руку на рукоять пистолета…

Пока я возился с узлом, в сенях хлопнула уличная дверь, и послышались людские голоса.

Первым вошел старый сотник, следом, Никодим и пара стрельцов.

Я так понимаю, что это два кренделя, которые пасли меня вчера. Как их? Герасим и Панкрат!

Силантий, подошел и бросил на стол мою сбрую с пистолетами и, сел на лавку. Парни остались в дверях, перекрывая пути отступления. Никодим (вот ещё одна старая лиса, знал и молчал) Встал в угол под образами. И наступила тишина, мне показалось, что слышу мышей, копошившихся под полом.

Посмотрел в лица собравшихся персонажей и широко улыбнулся. — Парни, а как давно вы за мной ходите?

Я намеренно игнорировал отцов-командиров, с ними и так все ясно. Могу предположить, что Дедушка Никодим спонсировал данное дело, а Силантий подобрал людей. И если бы не его сегодняшний прокол… Даже и не знаю, проведал бы, что под колпаком хожу.

Они сначала посмотрели на них и только после начальственного, одобрям-с. Один, кажется Герасим, открыл рот. — С самой пасхи, нас…

Я остановил его, подняв ладонь. Повернулся и мрачным взглядом окинул сначала медника, потом сотника. — Ну, вот что вы за люди такие?

Встал с лавки, подошел к столу и забрал свое оружие. Накинул ремни на плечи, застегнул пряжки, проверил, как вынимаются пистолеты. Через плечо бросил. — Ваня, армяк мой где?

Через минуту мне его опустили на рамена. Поблагодарил. Повернулся к охранникам, — обождите на мостках, перекинусь парой слов и пойдем. У меня дел не впроворот.

Когда за ними закрылась дверь… Нужно было все-таки отослать на улицу…

Если удалить мат и выкинуть прочие бранные слова, останутся одни междометия. Нормативной лексики, кот наплакал. Больше всего досталось мне. Я отбивался, но был повержен, вдвое превосходящими силами противника. Им легко, их мама здесь родила, и они половину моей ругани пропускали мимо ушей. Зато припомнили все косяки и непотребства, угрожающие… Правильно мыслите!