Палачи и жертвы - Эльчин Гасанов

Они направились на Телефонную улицу, что в центре города. Там находилась эта пивнушка, которую "нашел '' Витя Керамиди. Он уже долгое время всем прожужжал уши про нее. Она называлась ''Баксовет', своим видом похожая на вокзальный буфет. Здесь, в этой пивной, к напитку подавали горячий горох. Это было чем-то новым. По крайней мере, Пападжанову такая закуска нравилась. После глотка холодного пива, горячий горох, такой горячий, что пальцы обжигало, придавал новые ощущения. ''Ара, Виталик, ты молодец э, матах. Откуда ты узнал, что я люблю горячий горох!', смакуя пиво, говорил Пападжанов. Здесь собиралось много людей. На стене висел плакат, где корявыми буквами, точно ребенок написал, была накалякана фраза: "Власть Советам''. И красные офицеры, и педагоги, писатели и спортсмены, приходили сюда поболтать, поговорить о чем-то наболевшем, разузнать что-то новое. Ведь в те дни в Баку ужас что творилось. Даже находясь в пивной, были слышны на улице выстрелы, крики людей. Потом опять наступала относительная тишина. И чуть погодя все заново: стрельба, пальба, конский топот и ржание, крики детей, мать ищет своего сына, кто-то потерял своего друга. И так постоянно. После такого шума даже море волновалось, штормило. Керамиди и Пападжанов, сидя в темном углу, угрюмо, но спокойно потягивали пивко. Несколько раз они вздрагивали, когда пара воинов, громко пыхтя, с карабинами входили в пивную, и приставив оружия к столу, прямо стоя выпивали граммов 200 или 300 водки, потом запивали сверху пивом, при этом злостно вглядываясь в лица присутствующих, и что-то бормоча под нос с шумом выходили из этого заведения. Естественно, не платили. "Тьфу, кунане перан", на армянском выругался Пападжанов. '' Ничего, скоро от наших бомб шалахо будете танцевать, паскуды', тихо проговорил он.

После пива они, немного побродив на воздухе, прощались, при этом обязательно целовались (особый почерк террористов), и направлялись каждый к себе. Виталий любил гулять один, ему нравилось размышлять про себя, часто даже вслух. Одиночество - порой лучшее общество. Он даже бывало один, без кого- либо, шел в пивную ''Баксовет', брал пиво и горох, и уткнувшись в окно, думал, анализировал, рассуждал. Это было для него в порядке вещей, как бы определенным нормативом. Чтобы услышать свое сердце, необходимо уединение.

В Баку стояло лето, конечно жаркое. Как тут не выпить холодного пивка, а?

Вот и Виталий, гуляя один, решил направиться в ''Баксовет', пропустить пару бокалов свеженького пива. Хотя сначала он должен был заглянуть к Милене, своей еврейской девушке. Что-то давно он к ней не захаживал. Все дела, дела, дела. Милена была высокая, красивая и беленькая, она работала в почтовом отделении. Он ее любил, да и она кажется тоже. Девушка была дочерью еврея-ювелира, известного на весь Баку как дядя Славик. Он прикарманил много денег, но при обыске у него дома полиция так ничего и не нашла. Это еще было при царе, где- то в 14-м году. И после этого дядя Славик скончался от сердечного приступа. Но денежки своей семье он, разумеется, оставил, не был бы он евреем иначе. Милена часто давала в долг Виталию, притом давала немало денег, и заранее зная, что он их не вернет. Хотя и обещал. Она ему покупала штиблеты, галстук, одеколон. Это смущало Виталия, но он подарки принимал. Она чувствовала, что Виталий ведет двойную жизнь, не смахивает на чернорабочего. А это ей даже нравилось. Она в тайных лабиринтах сердца была польщена тем, что ее Витька занят чем - то иным, более высоким дельцем. Она засматривалась на его уверенную походку, короткую и твердую речь, и вообще ее увлекала его независимость. Он был какой-то такой независимый, автономный, сильный. На рабочего завода он точно не похож. Все бы хорошо, только не знала бедная Милена, что те деньги, которые она ему давала, исправно направлялись в город Ростов на покупку и изготовление бомб. Если бы дядя Славик. знал бы про это, то его гроб перешел бы в вертикальное положение.

"Лишь бы не гулял с другими', говорила она своим подружкам, когда они, вечерами, сидя на лавочке в старых бакинских "итальянских" двориках, обсуждали Виталия Керамиди, будущего и реального жениха Милены. Был конец рабочего дня, поэтому Милена, увидев Виталия, ласково и томно произнесла: ''ты меня проводишь''? ''Конечно', прозвучал твердый ответ. Они вместе спустились по 40-лестницам, что в Чемберикенде, вниз, к морю. У нее было хорошее настроение, она почти плавала, летала, подпрыгивала, порхала перед ним, как бабочка. А он изредка и коротко улыбался, и довольный шел рядом. Мимо них опять прошел отряд солдат с песней "Кап кап кап, из черных глаз Ма-ру-си, падают слезы на ...'' ''Да, это агрессия', изрек Виталий. Его слова услышала Милена. Между ними начался диалог.

- Что, агрессия ты сказал?

- Ну?

- Не знаю...

- Подожди, ты считаешь, что русские не агрессоры? Ты запомни, любая власть-это агрессия. Какая бы она ни была.

- Да пусть даже и агрессия, мне то что, да и тебе то что, Витя.

- Как? Так нельзя. Тебе может и все равно, но я имею свою политическую позицию.

- Ну, оттого что ты ее, эту позицию имеешь, что нибудь меняется? Лучше ты поимел бы что другое. Тебе что, нечего иметь (с улыбкой)?

- (Как бы не слушая ее) Ведь они, эти русские, свели в могилу твоего отца, а ты говоришь мне все равно.

- Витя, мой отец вел такой образ жизни, что его задушили бы при всех властях. Даже англичане, этот генерал Томсон, тоже был у нас дома, и отец ему тоже платил. Хотя не знаю зачем.

- А Мамеду Расул-заде или там Хойскому, отец платил, или нет?

- Нет, конечно. Про них вообще ничего не было слышно. За что им платить - то. Слушай, а что это за фамилия, Хойский, смешная до пошлости...

- Будь серьезной. Что за намеки...

- Кстати, Витя, скажи честно. Ты же ведь на стороне занимаешься чем-то еще, нет?

- (Вздрогнув) Чем,... чем это я могу...(немного растерялся).

- (Это не ускользнуло от хитреньких еврейских глаз) Но я же вижу.

Она остановилась, взяла его за рукав, чуть повернула к себе, и пальцами правой руки подняла его подбородок кверху, чтобы взглянуть ему в глаза. Он упрямо отводил глаза. В этот момент она казалась ростом выше него.

- Витька, только честно, я не обижусь. Ты кто? Ты же ведь не рабочий?

- Хорошо, Мила (выдохнул), я тебе скажу. Я занимаюсь политикой.

- Чем?

- Политикой, а что?

- Серьезно?

- Ну да, да!

Она потихоньку и уныло отпустила его рукав, где-то даже разочаровалась от этой новости.

- Как, ты - политик?

- Да, да! А что, это тебя пугает?

- Да не пугает это меня, меня это смешит. Ты же ведь взрослый человек, зачем тебе быть посмешищем бездушной толпы. Скажи, зачем? Ведь какой из тебя политик, а, какой? Политики же напоминают собачьи бои, а народ, и умные и тупые, смотрят на это и развлекаются.

- А что ты мне предлагаешь делать? Чем мне заниматься?

- Витенька, милый, читай книги, займись чем-то серьезным.

- А зачем мне читать? В книге написаны слова, которые выражают умные мысли. Книги ценятся только за это. А мысли заставляют человека думать.

- Ну и что? Так думай, разве это плохо?

- Нет уж. Энциклопедии обычно пишут энциклопедики (улыбаясь).

- Тебе только хихиньки да хаханьки. Хорошо, тогда хотя бы сам напиши что-то.

- Э! Я глазами могу выразиться лучше, чем написав что-то. Ладно, а что написать - то?

- Ну, о том, о чем ты часто думаешь. Хотя бы маленькую статейку, или трактат какой, эти же мысли тебя часто мучают. Вот и освободи себя от них. Стихи хотя бы напиши. Ведь ты же образованный человек, окончил гимназию, учился в университете, хоть и не доучился. Ну и что? Потом потихоньку перейди на что-то серьезное, ну, книгу напиши например. Запомнись как-то! А то, политика. Ты Витя, пойми, ведь здесь, в Азербайджане, политики, как таковой, нет. Здесь все мельтешат перед царем, ой..., ну, перед высшими чинами, или перед сильными соседями. В слабой стране не может быть иной политики, опомнись, Виталий.

- Я тебя люблю, Милена. Все будет нормально, не волнуйся.

Они уже подошли к дому Милены, и он поклонился перед ней почти до земли. Даже была видна его лысеющая макушка. Попрощавшись, он ушел. Она ошарашенно смотрела вслед.

По пути он размышлял: '' А ведь она, Милена, права. Не мог же я ей сказать, что собираюсь угрохать Левандовского и Кирова. Конечно, какая здесь политика. Вот поэтому и надо их всех, этих гадов, кончать. Кто я? Да, я террорист, и я этим горжусь. Я не какой нибудь там сраный и грязный рабочий, или студент, у которого черное будущее. И не служаший, который смотрит в рот своему начальству. В гробу я видел этих начальников. Я теперь парень огневой, я смертоносен для сук и негодяев. Вот, проходят мимо меня офицеры, чины там всякие, вот, вот, улыбаются. Ух, блин... Кланяются друг другу. Вот еще другие люди прошли мимо меня. Возможно это из ЧК. Да срать я на вас хотел. Для меня ничего не стоит оставить ваших детей сиротами. Вот она, настоящая власть!!! Я несу с собой смерть, я меняю жизнь, переставляю роковые карты. Иначе нельзя... Моя цель в прицеле. Мне взрываться за других есть резон. Вынуть душу из кого-то, и в кого-то свою душу вложить!!! Просто потому что остальным надо жить!!!!! Ублюдки, твари, уроды!!!''