1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит! - Гровер Ферр

«Постановление Пленума Верховного суда СССР от 04.02.1988. Признание обвиняемым своей вины не имеет заранее установленной силы и может быть положено в основу обвинительного приговора лишь при подтверждении совокупностью других фактических данных».

Этот документ доступен в Интернете на нескольких сайтах.[64]

Несколько лет назад на одном из микрофильмов, хранящихся в т. н. «архиве Волкогонова» в Библиотеке Конгресса США, была выявлена фотокопия подлинника «реабилитационного» решения по делу Бухарина. Его точное название — «Постановление № 10–88 Пленума Верховного суда СССР от 4 февраля 1988 года».[65] Нарочитые искажения и фактологические фальсификации данного документа и будут рассмотрены нами далее.

Но вначале несколько слов о подлинности самого постановления.

Нижеследующие ссылки на документ из «архива Волкогонова» (в дальнейшем — «решение о реабилитации» или просто «постановление») удостоверяют, что мы имеем дело с текстом подлинного постановления Пленума Верховного суда СССР, вынесшего решение о юридическом оправдании Бухарина.

Во-первых, фотокопия верхней части первой страницы и нижней части последней страницы постановления воспроизведена в журнале «Известия ЦК КПСС» (1989, № 1, с. 121), а тексты этих страниц перепечатаны в сборнике «Реабилитация. Политические процессы 30–50-х годов».[66] Опубликованные фрагменты точно совпадают с текстом постановления из «архива Волкогонова».

Во-вторых, в изданном в 2004 году в третьем томе сборника «Реабилитация: как это было»[67] процитирован небольшой отрывок из постановления Пленума Верховного суда СССР от 4 февраля 1988 года, который располагается на 5-й странице документа из «архива Волкогонова». В том же сборнике в сноске 31 на с. 615 приводится другой фрагмент, который можно отыскать вверху 7-й страницы «волкогоновского» документа. В обоих случаях между процитированными отрывками и текстом решения о «реабилитации» нет никаких текстуальных расхождений, и, таким образом, подлинность фотокопии постановления Пленума Верховного суда СССР подтверждается полностью.

АНАЛИЗ РЕШЕНИЯ О «РЕАБИЛИТАЦИИ»

В постановлении Пленума Верховного суда СССР говорится:

«Бывший заместитель наркома внутренних дел СССР Фриновский в своем заявлении от 11 апреля 1939 года признал, что работники НКВД «готовили» арестованных к допросам на очных ставках, навязывая им возможные вопросы и ответы на них. С допрашиваемым нередко беседовал Ежов. Если арестованный отказывался от своих показаний, следователю давались указания «восстановить» арестованного, то есть добиться от него прежних ложных показаний».

О том же, но немного другими словами сообщается и в «Протесте» Генерального прокурора СССР A.M. Рекункова, вынесенном по тому же делу:

«Бывший заместитель наркома внутренних дел СССР Фриновский, осужденный 3 февраля 1940 года за фальсификацию уголовных дел и массовые репрессии, в заявлении от 11 апреля 1939 года указал, что работники НКВД СССР готовили арестованных к очным ставкам, обсуждая возможные вопросы и ответы на них. Подготовка заключалась в оглашении предыдущих показаний, данных о лицах, с которыми намечались очные ставки. После этого арестованного вызывал к себе Ежов или он сам заходил в комнату следователя, спрашивал у допрашиваемого, подтверждает ли он свои показания, и, как бы между прочим, сообщал, что на очной ставке могут присутствовать члены правительства. Если арестованный отказывался от своих показаний, Ежов уходил, и следователю давалось указание «восстановить» арестованного, что означало добиться от обвиняемого прежних ложных показаний».[68]

Упомянутое в обоих официальных документах заявление М.П. Фриновского от 11 апреля 1939 года оставалось на секретном хранении до начала 2006 года, пока наконец не состоялась публикация текста документа. Опираясь на анализ последнего, теперь можно с полной уверенностью говорить о предумышленных смысловых искажениях, допущенных Верховным судом СССР.

Как следует из приведенного ниже фрагмента заявления, Фриновский действительно писал о чем-то похожем. С той только разницей, что речь у него шла не о «подготовке» подсудимых к будущему процессу, а о совершенно других случаях в следственной практике ежовского НКВД:

«Как подготавливались арестованные к очным ставкам, и особенно к очным ставкам, которые проводились в присутствии членов правительства?

Арестованных готовили специально, вначале следователь, после начальник отдела. Подготовка заключалась в зачитке показаний, которые давал арестованный на лицо, с которым предстояла ставка, объясняли, как очная ставка будет проводиться, какие неожиданные вопросы могут быть поставлены арестованному и как он должен отвечать. По существу происходил сговор и репетиция предстоящей очной ставки. После этого арестованного вызывал к себе ЕЖОВ или, делая вид, что он случайно заходил в комнату следователя, где сидел арестованный, и говорил с ним о предстоящей ставке, спрашивал — твердо ли он себя чувствует, подтвердит ли и — между прочим, вставлял, что на очной ставке будут присутствовать члены правительства.

Обыкновенно ЕЖОВ перед такими очными ставками нервничал даже и после того, как разговаривал с арестованным. Были случаи, когда арестованный при разговоре с ЕЖОВЫМ делал заявление, что его показания неверны, он оклеветан.

В таких случаях ЕЖОВ уходил, а следователю или начальнику отдела давалось указание «восстановить» арестованного, так как очная ставка назначена. Как пример можно привести подготовку очной ставки УРИЦКОГО (начальник Разведупра) с БЕЛОВЫМ (командующий Белорусским военным округом). УРИЦКИЙ отказался от показаний на БЕЛОВА при допросе его ЕЖОВЫМ. Не став с ним ни о чем разговаривать, ЕЖОВ ушел, а спустя несколько минут УРИЦКИЙ через НИКОЛАЕВА извинился перед ЕЖОВЫМ и говорил, что он «смалодушничал».[69]

Далее в том же самом документе Фриновский комментирует «приготовления» Ежова к мартовскому процессу 1938 года:

«При проведении следствия по делу ЯГОДЫ и арестованных чекистов-заговорщиков, а также и других арестованных, особенно «правых», установленный ЕЖОВЫМ порядок «корректировки» протоколов преследовал цель — сохранение кадров заговорщиков и предотвращение всякой возможности провала нашей причастности к антисоветскому заговору.

Можно привести десятки и сотни примеров, когда подследственные арестованные не выдавали лиц, связанных с ними по антисоветской работе.

Наиболее наглядными примерами являются заговорщики ЯГОДА, БУЛАНОВ, ЗАКОВСКИЙ, КРУЧИНКИН и др., которые, зная о моем участии в заговоре, показаний об этом не дали» (выделено нами. — Г.Ф., В.Б.).

Автор записки признает, что Ежов, как очевидно, с помощью своих подручных вроде того же Фриновского действительно фальсифицировал показания арестованных бывших сотрудников НКВД, особенно «правых», таких как Ягода. Однако цель подлогов была совсем иной. Они совершались не для того, чтобы оклеветать невинных людей, а чтобы предотвратить разоблачение еще большего числа заговорщиков и в том числе Ежова.

«Реабилитационное» постановление откровенно искажает и то, что у Фриновского написано о беседах Ежова с Бухариным в преддверии процесса:

«Ежов, по показаниям Фриновского, неоднократно беседовал с Бухариным, Рыковым, Булановым и другими обвиняемыми; каждого из них он убеждал, что суд сохранит им жизнь, если они признают свою вину».[70]

Но ничего похожего про принуждение к «признанию своей вины» в записке Фриновского нет. Наоборот, Фриновский безоговорочно подтверждает виновность Бухарина и Рыкова как участников заговора «правых», отмечая, что и Ежов принадлежал к одной из связанных с ними групп заговорщиков:

«До ареста БУХАРИНА и РЫКОВА, разговаривая со мной откровенно, ЕЖОВ начал говорить о планах чекистской работы в связи со сложившийся обстановкой и предстоящими арестами БУХАРИНА и РЫКОВА. ЕЖОВ говорил, что это будет большая потеря для «правых», после этого вне нашего желания, по указанию ЦК могут развернуться большие мероприятия по «правым» кадрам, и что в связи с этим основной задачей его и моей является ведение следствия таким образом, чтобы, елико возможно, сохранять «правые» кадры».

Фриновский вторично обращается к теме «подготовки» Бухарина к процессу в другой части своей записки. Но и здесь говорится о бесспорной виновности Бухарина и других будущих подсудимых. Но и там ничего не говорится о принуждении арестованных к признаниям в несовершенных ими преступлениях. Фриновский подчеркивает: ежовские фальсификации сводились к сокрытию собственных связей с лидерами «правых», которые вот-вот должны были давать показания на отрытом процессе: