Огненный перст (сборник) - Борис Акунин

– Твое ходатайство будет рассмотрено без отлагательства.

– Благодарю, ваше величество. Протоаминтес Дамианос Лекас отправится на Борисфен, как только будет снабжен всем необходимым.

Медленно, словно нехотя, базилевс посмотрел на Дамианоса. Губы слегка раздвинулись в милостивой улыбке.

– Отправляйся в путь и сделай, что должно. Будешь вознагражден.

Дамианос прижал ладонь к груди и поклонился. Он уже думал не об императоре, а о новом задании.

– Ты сказал всё, пирофилакс?

– Да, ваше величество. Прошу лишь присовокупить к протоколу аудиенции еще вот этот документ.

Кириан достал из разрезного рукава пергаментный свиток.

– Быть по сему. Мы закончили?

Вопрос был обращен к мистику и, как показалось Дамианосу, прозвучал жалобно.

Пока шли обратно к Бронзовым воротам – через аллею колонн, через дворец Юстиниана – молчали, потому что рядом, сменяясь, всё время были сопровождающие. Но на площади, накрытой гигантской сенью Софийского собора, Дамианос покосился на отца и понял: теперь можно.

Пирофилакс, принимая от телохранителя свой уличный плащ, и сам сказал:

– Вопросы?

– Можно не по заданию?

С заданием в общем и целом было понятно, а подробности изложит протоканцелярий Агриппа.

– Можно.

– Почему мы ходили к императору, а не…

Кириан кашлянул, и Дамианос заткнулся, сообразив, что среди толпы, где непонятно кто крутится и подслушивает, о таких вещах лучше не говорить.

Он хотел спросить, отчего по секретному делу они ходили к императору, а не к вдовствующей императрице. Ведь все знают, что юный базилевс лишь исполняет церемониальные обязанности, а державой правит его мать, армянка Феодора. Она обладает главным качеством хорошего монарха – умеет выбрать толковых помощников и потом не мешает им работать. При Феодоре держава крепнет и развивается. И главные достижения императрицы – даже не военные победы над арабами и болгарами, а дипломатические союзы и наполненная казна.

В пустом переулке пирофилакс показал жестом: «теперь можешь продолжить».

– Императрица мудра и привыкла слушать твоего совета, отец. Все это знают, – тихо сказал Дамианос. – Почему же мы пошли к августосу Михаилу? Он показался мне…

И опять Кириан кашлянул, хотя кроме «гибких» рядом никого не было.

– Поговорим в библиотеке.

Только дома, за плотно закрытыми дверями, отец заговорил откровенно. Он отлично понял недопроизнесенное.

– Да, Михаил глуп и слаб. К тому же в шестнадцать лет он уже законченный пьяница. Сразу после приема послов успел налакаться. Умные люди советовали императрице потихоньку отравить такого негодного наследника. Но Феодора мягкосердечна. Это означает, что Михаил отберет у нее власть. Не сам, конечно. В таком деле помощники всегда найдутся. И произойдет это, по всей видимости, скоро. Вокруг Михаила зреет заговор.

– Ты так спокойно об этом говоришь, отец? И даже не попытаешься защитить императрицу?

– Скола аминтесов не вмешивается во внутренние дела империи. Ты отлично это знаешь, – строго молвил пирофилакс. – Все это знают. Мы не шпионим за своими, не суем нос в то, что нас не касается. Мы защищаем отечество. Именно поэтому с нами никогда ничего не случится. Мы полезны власти и безопасны для нее. Другие секретные службы ловчат, интригуют, берут мзду, устраивают провокации. Ни одной из них нет доверия. А нам – есть. И так должно оставаться впредь.

Вопрос, кажется, был больным. Невмешательство в политику давалось Оберегателю Огня непросто.

– Пойми, – сказал он, глядя в глаза сыну. – Императоры бывают сильными и слабыми, великими и ничтожными, удачливыми и злосчастными. Личные качества правителя имеют значение, но не меняют сути. Империя – это не император. Это великая идея и великая мечта о гармонии на земле. Это самая прочная геометрическая фигура – пирамида. Однажды вся эйкумена станет единой Империей, будет повиноваться единой воле и единому закону. И тогда на земле установится царство, подобное небесному. Если мы, ромеи, не справимся со своей миссией, центр мировой воли переместится в другое место – к арабам, латинянам, болгарам или, может быть, к какому-то новому народу. Но священный огонь не погаснет никогда. Мир стремится стать единым – и однажды станет. Наше ведомство создано, чтобы оберегать этот священный огонь и заботиться о том, чтобы он не покинул Константинополь, как в свое время он покинул падший Рим. Второй Рим поставлен здесь, на берегу Пропонтиды, и третьего Рима появиться не должно. Теперь ты понимаешь, почему моя должность называется «Оберегатель огня»? И почему я считаю пятно на своем лбу следом огненного перста? Когда-то я сам решил, что это знак моей судьбы. Люди делятся на обычных – и на тех, кто возлагает на себя бремя особенной судьбы. Достаточно решить это и потом не отступаться от своего решения…

Никогда еще Кириан не разговаривал так с Дамианосом, одним из бесчисленных своих сыновей. «Почему? Зачем?» – осторожно взглянул он на отца.

И впервые пирофилакс не угадал ход его мыслей. Во всяком случае, так могло показаться в первую минуту.

– Ты не можешь понять, зачем я взял на аудиенцию тебя, хотя мог бы пойти один?

Дамианос наклонил голову. Что ж, это было бы следующим вопросом.

– Во-первых, чтобы не повторять суть задания дважды. Ты знаешь, я этого не люблю…

Сын кивнул.

– Во-вторых, я хотел, чтобы в протоколе было записано: «Приходили пирофилакс Кириан Лекас и протоаминтес Дамианос Лекас».

Этого Дамианос не понял и слегка приподнял брови. Кириан поднял ладонь: не перебивай.

– И третье… Я подал петицию, где прошу считать тебя моим законным сыном, наследником и преемником. Базилевс должен был увидеть тебя собственными глазами. Когда ты вернешься с задания, он будет самодержцем-автократором. Пусть считает тебя своим человеком, это важно. Что ты морщишь свой пятнистый лоб? – чуть улыбнулся пирофилакс и снова посерьезнел. – Да. Когда ты вернешься с севера… если ты вернешься… и если я буду жив… Я начну готовить тебя к управлению Сколой. Тебя тоже обжег перстом архангел. Это знак твоей судьбы.

Дамианос сглотнул. Он и ущипнул бы себя, чтобы проверить, не спит ли, но это было бы глупо.

Конечно, не спит. Теперь всё разъяснилось. И оказалось, что отец все-таки правильно угадал незаданный вопрос. Ответ на него, стало быть, вот какой…

Удивление было безмерным. У пирофилакса имелись сыновья старше, а севернославянское направление, даже если ему присвоят вторую категорию, все равно останется захолустным. Конечно, Дамианос был ошеломлен. Но не обрадован.

«А Геката?» – вот первое, что подумалось. Если оставить опасную службу аминтеса и навеки поселиться в константинопольском официуме, то, чего доброго, проживешь на свете до семидесяти лет, как пирофилакс. Будет ли столько ждать Белая Дева? Обрадуется ли, когда он явится к ней сморщенным, беззубым стариком? Сейчас в жизни есть стержень, источник бесстрашия и внутренней силы: чем рискованней дело, тем ближе долгожданная награда. Дамианос неуязвим и непобедим, он в любом случае в выигрыше. И если уцелеет, восторжествовав над трудностями. И – тем более – если погибнет.

Наблюдая за сыном, Кириан прищурился.

– В тебе есть какая-то странность. Это может быть как очень хорошо, так и очень плохо. Ты сам-то знаешь, что это за странность?

– Нет, – ответил Дамианос. Его лицо стало непроницаемым.

– Не хочешь, не рассказывай… – Пирофилакс устало потер веки. – Дальше тобой будет заниматься Агриппа. До твоего отъезда мы уже не увидимся.

Он махнул рукой в направлении двери.

– Ступай. Мне нужно вернуться к запискам об Университете.

Дамианос поклонился, пошел к выходу.

– Погоди…

Отец шел за ним следом.

Невероятно: поднял руку, положил Дамианосу на плечо. Поистине сегодня был день чудес.

– Сделай, что нужно, и поскорее возвращайся. Я быстро старею, а мне нужно многому тебя научить.

Опустив голову, Дамианос покосился на руку отца. Сухие узловатые пальцы слегка подрагивали.

Мелькнуло: «Мы больше никогда не увидимся».

Он тряхнул головой. В предчувствия верят только женщины и глупцы.

Спутники и спутницы

Разница между второй и третьей категориями была как между небом и землей. Никогда еще Дамианоса не снаряжали в путь так основательно. В прежние разы аминтеса переправляли через море со случайной оказией и с минимальными затратами, всегда одного. Теперь же он получил в свое распоряжение двадцативесельный корабль, капитан которого состоял на негласной службе в Сколе. Корабль был не боевой – торговый, и сам Дамианос считался купцом, готовящимся совершить плавание по обычному северному пути, которым товары шли из империи сначала вверх по полноводным рекам Скифского моря, потом вниз по худосочным рекам моря Сарматского, далее вокруг всей Европы спускались к Геракловым столбам и через Средиземное море возвращались в Константинополь. По дороге меняли греческие товары – ткани, украшения, сухие фрукты, вина – на драгоценные славянские меха и воск для свечей, на крепкое германское железо, на франкскую пряжу, на тонкорунную британскую шерсть, на прекрасных иберийских рабынь и ученых еврейских рабов. Торговали и в пути, по несколько раз нагружая и опорожняя трюмы. Кто благополучно завершал путешествие, занимавшее год или два, возвращался домой с прибылью в пятьсот процентов. Во время войн с арабами (то есть теперь почти всегда) круговое плавание вокруг континента становилось невозможным – и тогда корабли поворачивали из франкских краев обратно, обходясь без иберийского живого товара. Рабы со славянских рынков, крепкие и выносливые, тоже были в цене.