Долги Красной Ведьмы - Наталия Ипатова

Аранта поднялась на ноги, чуть покряхтывая от напряжения в мышцах живота. Слишком невеликая плата за удовольствие видеть, как Кеннет стремится быть с нею ласковым. Так неумело и так грубовато трогательно, что ей хотелось спрятать его целиком в своем сердце. Надо его искать. Как медик, имевший обширный опыт на полевом материале, она знала, что мужчин не следует оставлять наедине с болью. Непредсказуемость их действий была поистине беспредельна. Она помнила случай, когда измученный воспалением уха солдат проткнул себе перепонку острием кинжала. В лучшем случае он бы оглох, но рука идиота дрогнула, и он вонзил лезвие себе прямехонько в мозг. А ведь воспаление уха - вещь не такая сложная!

Кеннет сидел на берегу, у самой воды, на песчаной полосе пляжа, обнаженной засушливым летом. На коряге, которую приволокло весеннее половодье. Пальцами правой руки, помогая себе зубами, он что-то делал с обрубком левой, и Аранта подобралась близко как раз настолько, чтобы услышать, как он помянул чью-то мать.

- Давай, - сказала она, - помогу. Что у тебя там?

В самом деле, не все ему ее ловить!

Это выражение бешенства в его глазах было, наверное, ее самым любимым. Оно говорило о способности прыгать выше головы и о готовности делать это снова и снова. Несомненное свойство мага. Только сейчас бешенство выглядело беспомощным.

- Ты говорила - беречь кровь, - отозвался он, нехотя демонстрируя ей свою неумелую перевязку. - У меня рана вскрылась. Что за черт? Так... не вовремя. Или я должен управиться сам? Тебе сейчас нельзя прикасаться к моей крови?

Да чтоб она знала!

Аранта вздохнула, садясь рядом. Избавившись от заклятия, она испытала несказанное облегчение. Мучительно не хотелось ввязываться в это снова. В самом деле, своим действием возвести на престол короля и своим бездействием низложить его вполне достаточно для мага любого калибра. Со своей стороны, она бы не возражала, когда бы миссия ее жизненного пути свелась только к поиску кандидата и передаче Могущества ему, как если бы ей оно было доверено только на сохранение. Кеннет был лучше всех прочих. Он не охотился за ее кровью специально, и ему, как она полагала, было больше всех надо.

- Давай будем считать, будто я уже переболела, - сказала она, пытаясь хотя бы в голосе сохранить бодрость. - Иначе какой смысл во всех этих Условиях? Заведи себе учеников и ходи по кругу. Ты - их, они - тебя заклинают. Ну неужели я тебя брошу? Показывай.

Никогда прежде она не слышала, чтобы вскрылась рана, зажившая несколько лет назад. Бывало, человек не переносил ампутации, но это случалось сразу, если не выдерживало сердце, либо через несколько дней, если врач отнесся к делу небрежно и недостаточно тщательно прижег обрубок. То, что осталось от левой руки лучника Кеннета аф Крейга, растоптанной обезумевшей лошадью, выглядело чудовищно, но в одном Аранта была убеждена: военный хирург Грасс сделал все, как полагается. Она верила в него больше, чем в Каменщика. Во всяком случае, он являл ей больше чудес.

Кеннет чуть отстранился, словно демонстрируя ей нарочно, что он не желает иметь ничего общего со своей искалеченной рукой. Аранта развязала шнурок у него на горле и спустила рубашку с плеча. Замечательная ключица, изящной формы, чуть выступающая, обтянутая загорелой кожей с крошечной коричневой родинкой во впадинке. Аранте так нравилось целовать ее - благо, ключица Кеннета приходилась в самый раз против ее губ. Но сейчас, мельком глянув в его покрасневшие от напряжения глаза, она не стала этого делать: очевидно, Кеннет не мог думать ни о чем, кроме боли, да о том еще, каким досадным образом все осложнилось.

Идеальной формы мускулистое плечо - все-таки степной загар помалу начинал сходить, и они с Кеннетом были как день и ночь, хоть он и не упускал случая пожариться на солнце без рубашки, - выше локтя заканчивалось исковерканным шрамами обрубком, комком мертвой плоти, скрученной от прикосновения раскаленного металла. Так производили прижигание, потому что рана не была чистой. То есть до сих пор Аранта полагала, что эта плоть - мертва. То, что она видела сейчас, не укладывалось ни в какие ее представления о физиологии и не было подкреплено никаким жизненным опытом. Шрамы от старых швов набухли и покраснели, местами растрескались, и видно было, как там, внутри, шевелится что-то красное. Обрубок сочился в основном пока сукровицей, но и она приобретала подозрительно розовый цвет. Судя по тому, как заострились скулы Кеннета, он, должно быть, готов от боли на стенку лезть.

- Надо заново зашивать, - сказала Аранта, стараясь скрыть свое беспокойство. - Но у меня нет ни иглы, ни ниток. Все, что я могу, - это наложить жгут, если кровотечение усилится, а похоже, к тому идет.

Поднатужившись, она оторвала рукав от рубашки Кеннета и принялась сооружать ему правильную повязку, а он вздрагивал и морщился, если она нечаянно причиняла боль. Вот еще проблема: его рубашки, между прочим, надолго не хватит, Грандиоза в шелке, им не перевязывают, а если она оторвет кусок от своего платья, то вскорости придется ходить голой.

- Ну, - тихо произнес он, - пока ты этого хочешь...

- Что? - Она подняла недоуменный взгляд от обрабатываемой раны. О чем это ты?

-Да так, - замялся Кеннет, - на всякий случай. Вдруг это окажется важно, я же пока не знаю всех этих дел. Ты же трогаешь мою кровь,

Аранта чуть не разрыдалась от умиления, нежности... и от того, как ее достала вся эта кровавая мистическая атрибутика.

- Первое, что нам сейчас нужно, - решила она, - это крыша над головой.

И вздохнула. Предстояло объяснить Грандиозе, что они уже не идут в Хендрикье.

Кабатчики не приучены удивляться. Им это невыгодно. Удивление есть кратковременный паралич мозгов, отнимающий время и мешающий улавливать выгоду, суть коей в том, чтобы успешно проскальзывать между двумя жерновами: законом, желающим, дабы все было благочинно, и налоги с продаж уплачены, и оппонентами к закону, которые, возможно, предполагают использовать дом у дороги как базу, крышу, а то и как склад, и могущими перетереть тебя в муку, ежели с твоей стороны заподозрят неладное. Жизнь кабатчика нелегка, и только деньги скрашивают ее. А потому кабатчику некогда удивляться: ему ведь надо просыпаться на каждый стук, бежать к воротам, разжигать огонь, стелить постели и подавать на стол, все время ожидая либо оскорблений, а не то и побоев от заезжей солдатни или свиты путешествующего вельможи, либо ущерба утвари и дому от своих же, подгулявших в твоем зальчике соседей.

Поэтому прежде, чем отворить ночью двери, папаша Биддл всякий раз крепко размышлял, насколько ему было нужно связываться с этим ремеслом. Что, впрочем, ничего уже не меняло, раз он решился жениться на женщине, унаследовавшей дом у дороги.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});