Перстень Тамерлана - Андрей Посняков

– Нет, не Тайгая это человек. Я Тайгаевых всех знаю. Да и – без коня! Разве ж можно Тайгаеву человеку – да без коня? Шпынь это. – Старик покосился в сторону избы, в которой только что скрылся Раничев. – Эй, Ропша. – Он подозвал одного из пробегавших мимо пацанов. – Беги до тиуна. Скажешь – страшный тать у нас объявился, надо б его схватить да попытать хорошенько. Сами бы схватили, да по закону хотим, с его, тиунова, ведома. Беги, да смотри не перепутай.

– Не спутаю, дедко Кудеяр. – Пацан усвистал – только пятки в пыли засверкали.

В избе Строжана – так звали косматого деда – оказалось темно и прохладно. Маленькие оконца едва рассеивали тьму, зато хорошо пропускали ветер. Свежестью тянуло и от земляного пола.

– Молочка, господине? – Дед Строжан вытащил из-за потухшего очага крынку. – Звиняй, что сам прислуживаю – все мои в поле. Да и не только мои – все. Ты пей, господине, – топленое.

Он плеснул из крынки в большую деревянную кружку, такое впечатление – обгрызенную по краям. Налитая жидкость густо-желтоватого цвета не вызвала у Раничева приступа аппетита, однако, чтобы не обижать хозяина, он отпил глоток… и едва не изрыгнул обратно. Редкостная гадость! Иван передернул плечами и, вежливо поблагодарив деда за угощение, принялся обозревать внутреннее убранство избы, надо сказать, довольно скудное. Не было ни телевизора, ни холодильника, ни даже электрической лампы, даже керосинки – и той не было. Свет проникал сквозь узкие маленькие оконца, а в углу, под иконой, Раничев разглядел что-то вроде лучины, воткнутой в железный поставец. Мебель тоже оставляла желать лучшего – дубовый стол, вдоль стен – длинные лавки из толстых досок, очаг – топившаяся по-черному (!) печь, рядом с печью – небрежно прислоненная к стене прялка с куделью. Черно-белых фотографий в деревянных больших рамках – неизбежной принадлежности любой крестьянской избы – и тех не было! Просто каменный век какой-то. Староверы? Нет, скорее все-таки сектанты… Этакие и прирезать могут. Свалить бы от них поскорее, только узнать про автобус или хотя бы в какой стороне шоссе и сколько до него. Однако узнать это, как уже успел убедиться Раничев, оказалось не так-то просто. Дед молчал, как партизан, а больше в избе спросить было не у кого.

– Спасибо за угощение, дедушка, – еще раз поблагодарил Иван. – Курить тут у тебя можно?

Не дожидаясь ответа, он достал пачку «Честерфилда», предложил деду, похлопал себя по карманам… черт, зажигалки-то нету.

– Дед, огонька бы…

Старик между тем недоуменно вертел в руках сигарету. Осмотрел ее со всех сторон, понюхал… пожевал даже. Раничев только вздохнул. Похоже, огонька у деда не допросишься. Но телефон-то тут должен быть или нет?

Иван поднялся с лавки, услышав через оконце какой-то шум на улице, рядом. Дед Строжан тоже услышал, распахнул дверь, выглянул… И подозрительно быстро убрался обратно.

– Там тиун пришел со людищи, – сообщил он. – Зовет.

– Тиун так тиун, – согласно кивнул Раничев, решивший ничему не удивляться. – Зовет – сходим.

Он вышел на улицу… и обалдел. Прямо перед ним стояли трое. Посередине – толстый важный мужчина с козлиной бородкой, и по бокам еще двое, помоложе, с копьями. Вся троица была обряжена в неполные доспехи русских ратников образца тринадцатого—пятнадцатого веков – короткие, до колен, кольчуги и шлемы с бармицами. Толстяк держал в руках обнаженный меч, длинный, с широким долом и заточенным острием.

– Четырнадцатый век, не раньше, – профессионально определил принадлежность меча Раничев. – Похоже, из музея не только перстень украли.

– Вот он – страшный тать! – выбежал из-за угла другой старик, указывая посохом на Ивана. – Хватайте, его, хватайте.

– Страшный тать, говоришь? – усмехнулся толстый. – А вот мы сейчас посмотрим, какой он страшный!

Раничев не успел ничего сообразить, тем более – пригнуться, как толстяк взмахнул мечом и…

Глава 6

Южная окраина Рязанского княжества. Путь чист!

Околица родная, что случилось?

Окраина, куда нас занесло?

Анатолий Передреев«Окраина»

…и остановил его сверкающее лезвие буквально в нескольких сантиметрах от лица Раничева. Двое других тут же налетели сзади, вмиг скрутив Ивану руки. Задели раненое плечо – и директор угрюмовского музея, застонав, провалился в небытие.

Очнулся он черт-те где! Поначалу даже и не понял, только головой крутил очумело, дожидаясь, когда привыкнут к темноте глаза. Здесь – то ли в сарае, то ли в обшитом толстыми досками подвале размерами где-то метра три на четыре – было довольно темно, не полностью – узкая полоска света брезжила откуда-то сверху, – но все же особо пристально разглядеть узилище не представлялось возможным. От стены смердело – судя по всему, там стоял чан для отправления естественных надобностей.

– Вот уроды! – вспомнив толстяка с мечом и его подручных, выругался Иван и тут же застонал, неловко шевельнув плечом. Здоровой рукой поискал в кармане сигареты – пачка «Честерфилда» там точно была… да, похоже, сплыла. Как и ключи, как бумажник с мобильником.

Совсем рядом, в углу, тяжело вздохнули. Раничев насторожился – оказывается, он был здесь не один! Подтянув под себя ноги, он уселся, прислонившись спиной к стене, и затих, напряженно осматриваясь. Ага – вон, в углу кто-то лежит… и еще один – у противоположной стены, на какой-то – Иван принюхался – на какой-то гнилой соломе. Вот черт, и угораздило же! А ведь, наверное, это хорошо, что он здесь не один. По крайней мере, хоть кто-то прояснит ситуацию, сказать по правде – непонятную пока совершенно. С сокамерниками, как мысленно обозвал их Раничев, хорошо бы попытаться наладить контакт, чем он и занялся, кашлянув нарочито громко:

– Мужики, закурить не найдется?

В ответ – тишина. То ли эти двое некурящие, то ли… то ли не хотят разговаривать. Тогда – почему?

– Мы, вообще, где?

Тот, что в углу, зашевелился, кашлянул… и, так ничего и не ответив, преспокойно отвернулся к стене и, кажется, задремал. Ну надо же! Похоже, эта парочка – такие же придурки, как и те, что снаружи. Что ж, не хотят разговаривать – не надо. Иван задумчиво уставился в потолок, выделяющийся в полумраке светлым прямоугольным пятном. Что же, черт возьми, происходит? А если… Ну да, сколько раз он слышал о таких случаях! Людокрады! Ну да, тот, со шрамом, – вылитый боевик! Как же он раньше-то не догадался… Похитят, увезут в Чечню, а потом будут требовать выкуп. Раничев усмехнулся – и кто же, интересно, за него заплатит? Комитет по культуре? Нет, уж скорей Влада… да и та таких бабок не наскребет. Зачем тогда его похитили? Наверное, спутали с кем-то… Или нет – просто запутывали следы, ведь боевик со шрамом выкрал из музея старинный перстень! Да-а… если так – дело плохо… Раничев грустно присвистнул.

– Эй, ордынец, не свисти, а! – заворочались, подав голос, в углу. – Минетий-тиун не особливо-то свист любит, говорит – примета плохая. Не дал бы плетей, как вон Феофилу…

Ордынец? Иван не сразу понял, что так обращались именно к нему. Ордынец… Интересно, почему ордынец?

– А про тебя Митька с Егорием переговаривались, допреж как сюда кинуть, – охотно пояснил товарищ Раничева по несчастью. – Ордынец, мол, Тайгая человечишко.

– Да не знаю я никакого Тайгая! – не выдержав, со злостью вскричал Иван. – И вообще мне на работу пора.

– Феофил вон тоже, доработался, – не совсем понятно произнес собеседник. По виду – не разобрать кто, все ж таки темно, но голос приятный, звучный такой баритон, почти как у самого Раничева.

– А Феофил – это кто?

– Феофил-то? – Сокамерник усмехнулся. – Был свободный людин, потом – закуп, а ныне, похоже, холоп обельный… Должок-то боярину не вернул.

– О, боже! – неловко шевельнул плечом, застонал Иван, застонал не столько от боли, сколько от полной непонятности происходящего. Сленг – ну чисто средневековый: тиун, холоп, закуп. Боярин вот опять же, которому должок не вернули. Может, и он, Раничев Иван Петрович, у этого непонятного боярина в должниках?

– Что за боярин-то?

– А то ты не знаешь! – Баритон хохотнул, невесело так, грустно, словно бы давили на него какие-то нехорошие тяжелые мысли, оттого и молчал, да вот теперь вдруг решил поговорить, развеять немножко хандру.

– Да в самом деле не знаю! – повысил голос Иван. – Что за боярин? – Раничев ожидал услышать какое-нибудь знакомое имя, быть может, даже воровскую кличку иль погоняло какого-нибудь крупного преступного авторитета, крупного, конечно, в масштабе района или там области.

– Колбята Собакин – боярин, чтоб ему, змею, ни дна, ни покрышки! – В углу смачно сплюнули и вполголоса выругались.

– А где мы? – Раничев торопливо форсировал беседу, опасаясь, что еле видимый в полутьме собеседник вдруг замолкнет, замкнувшись в себе, так же, как вот только что.

В углу снова засмеялись: