Книга без титула и комментарии к ней. Ориентирование во внутреннем мире - Виктор Кротов

142

«В головах людей имеются зародыши, которые заключают в себе проблески системы. Они готовы воспламениться в лучах заблуждения, подобно тому, как маленькая искра может поджечь пороховой погреб».64

143

Замечания, сделанные ненароком, иногда ценнее основных построений философа. Эти мимолётности не подвергнуты многосторонней разработке, что часто оборачивается достоинством: ростки таких открытий свободны ещё от гнёта системы.

144

«Нет ни одной прочной системы, которая хотя бы в некоторых своих частях не оживлялась интуицией. Диалектика необходима, чтобы подвергнуть интуицию испытанию, необходима также для того, чтобы интуиция преломилась в понятия и передалась другим людям; но очень часто она только развивает результаты этой интуиции, которая переходит за её пределы. Поистине, оба движения имеют противоположные направления: одно и то же усилие, путём которого присоединяют идеи к идеям, способствует исчезновению интуиции, которою идеи предполагали овладеть. Философ вынужден покинуть интуицию, как только ему сообщился её порыв, и довериться самому себе, чтобы продолжать движение, строя понятия одни за другими. Но скоро он чувствует, что почва потеряна, новое соприкосновение становится необходимым; придётся переделать большую часть того, что уже сделано».65

145

Наряду с глубинной, неистовой философией, стремящейся добраться до сути не только поставленного перед ней вопроса, но и всех вопросов вообще, до сути самого вопрошания, – наряду с нею существует и другая философия, более сдержанная и конкретная. Она всегда видит свою задачу в решении отдельной конкретной проблемы. Она охотно принимает имеющийся набор предпосылок или обходится собственными, применимыми к случаю. Исходя из них, она старается добиться высших спортивных достижений. Правда, когда её усилия становятся слишком искусными, даже искусственными, её обидно называют схоластикой. Но за счёт ловкого наукообразия или пылкого красноречия она приноравливается подменять настоящую философию так, что подмену заметить всё труднее.

Такая дискретная философия, действующая каждый раз в пределах одной ступеньки, обладает (в силу сосредоточенности усилий) заметной убедительностью, как спринтер – высокой скоростью на короткой дистанции, но эти усилия приводят к недолговечным результатам. Философия – не бег наперегонки, это непрестанное паломничество.

146

Философоведение любит вычленять из философии самостоятельные разделы, чтобы изучать каждый из них отдельно от всего остального. Это напоминает заботу сидящего верхом умника, взвалившего на плечи мешок с поклажей, чтобы лошади было легче. Философию объединяет в единое целое то дело, которому она служит, – человеческая жизнь. В той мере, в какой гносеология, этика, эстетика, психология, социология или другие дисциплины могут от этого дела уклониться, они действительно могут считаться автономными. Но тогда ровно в той же мере их можно вообще оставить за пределами философии без урона для неё. Такие разделы вполне можно отдать философоведению.

Этот фрагмент вполне можно было бы и убрать. Он как-то шаток по мысли. Но интересно, что причина этой шаткости – в недостаточной определённости задачи философии. Без представления об ориентировании как о смысле философии трудно говорить о её цельности. «Человеческая жизнь» – слишком широко. «Счастье» – слишком узко. Но главное, что такие понятия недостаточно конструктивны. А о философии необходимо говорить конструктивно: ведь это прежде всего разговор о внутренней работе.

147

В наше время не может быть и речи о ненадобности того или иного направления в философии, того или иного подхода к философии, того или иного способа философских идей. Кто мог бы явиться всеобщим управителем, имеющим право отвергать какие-либо попытки? Даже если в принципе существуют полезные барьеры, сейчас мы ещё не так преуспели в познании человеческой природы, чтобы позволить себе налагать в этой области запреты. Но выявлять соотносительную роль тех или иных методов и целей философского постижения – необходимо. Необходимо для того, чтобы разобраться: что нужнее.

Некоторые философские подходы ценны тем, что обозначают гибельные места: пропасть, трясину или ловушку, из которой нет спасения. Они составляют важную часть философии. Но как было бы опасно играть в равноправие этих подходов со всеми остальными!..

148

Бедность словаря в философии ощущается более, чем в любой другой науке, – как ощущалась бы она в литературе, если бы та избегала метафор. Науки привыкли восполнять нехватку выразительности обозначениями и терминологией. В подражание им пользуется терминологией и философия, но содержание её терминов иногда меняется со временем настолько, что они начинают скорее затруднять, чем облегчать понимание. Философия нуждается скорее в образах, чем в терминах. Часто эта потребность удовлетворяется косвенными путями – определением новых и переопределением старых понятий, разносторонним пояснением их, самим их употреблением… Всё это фактически превращает термины в образы, сохраняя на них маску благопристойной научности.

149

«В философии самые остроумные искатели истины ввиду своей даровитости кажутся убедительными, даже если они и защищают ложь; бездарные же кажутся неубедительными, даже если содействуют истине».66

150

Анализируя или определяя какое-либо из используемых им понятий, философ должен быть внимателен к расхождению между обыденным словоупотреблением и теми особыми функциями, которые неминуемо присущи словам и выражениям в его собственном сознании. Это очень важно – потому что обычно философом руководят, явно или неявно, столь значительные «общие идеи», что отдельные слова ориентированы в соответствии с ними, как железные опилки вокруг полюсов магнита.

151

«Люди сами создают несуществующие противоречия и облекают их в новые слова; причём таким образом, что смысл, вместо того чтобы подчинить себе слово, сам ему подчиняется».67

«Для человека с ясными идеями почти всегда достаточно обычного языка. Тот, кто хочет учить людей, а не обманывать их, должен говорить на их языке».68

152

«Я не требую, чтобы вы вкладывали определённый смысл в ваши слова, – вы можете истолковать их как хотите; единственное, о чём я умоляю, – заставьте меня понять что-нибудь с помощью этих слов».69

153. Принцип множественности выражения

Свойства языка и в отношении высказывания мысли и в отношении её понимания – вовсе не требуют однозначных формулировок и безукоризненно точных терминов, что время от времени кажется панацеей от недостаточного единства взглядов. Такая точность всегда минутна и обманчива, потому что и язык (даже мёртвый и символический) живёт своей жизнью, и восприятие его неизбежно меняется. В результате однозначной становится не мысль, а суждение, словесное заклинание, воспевающее одну из ипостасей явления в ущерб остальным.

Чтобы избавиться от магии слов, от их давления на понятия, нужно прибегнуть к их собственной помощи, к той самой неполноте и противоречивости, которая нас тяготит. Нужно использовать множественность выражения одной и той же мысли, сталкивать между собой различные формулировки – для того, чтобы осветить понятие с разных сторон и составить представление о нём самом, а не о том или ином способе его описания.

154

Выразительные средства, которые сознательно использует философия, очень разнообразны, но скудны ещё по сравнению с теми средствами, которые она может использовать. Ей по праву принадлежит всё лучшее, на что способны искусство и наука.

155

Определить, чем и как должна заниматься философия, – не главное. Дело не в том, чтобы разоблачить мнимых служителей Минервы и причислить к её штату тех, кто посвятил себя философии, не будучи признанным философом. Важно помнить, что философия может и должна служить каждому человеку, и каждый человек в состоянии способствовать её развитию, имея единственно необходимый для этого источник в себе самом.

Единство и рознь учений

156

Вряд ли когда-нибудь человечество придёт к единому философскому мировоззрению. Различные учения так же необходимы людям, как различные кушанья или лекарства, различные книги и картины. Но какое-то единство философских представлений об основах человеческого мышления, о главных свойствах человеческого сознания существовало издавна, на некотором уровне существует и сейчас, а в будущем должно быть всеми силами развиваемо.

157

«Философы теряют жизнь оттого, что наука многогранна. Это не означает, что учение в корне различно, что корень у него не один; но это показывает, как далеко расходятся его ветви. Чтобы не погибнуть и обрести утраченное, необходимо возвращение к общему корню, возвращение к единству».70