Сочинения Зенеиды Р-вой - Виссарион Белинский

– Ах душонок! я слышала, что если найдет на нее вдохновение, то где бы ни была она, на бале, в карете или на берегу реки, она тотчас начинает громко декламировать.

– Ах, если б в четверг нашло на нее вдохновение! – восклицает наивная уездная барышня.

– А знаете, ведь говорят, что все героини ее романов списаны с нее самой.

– Как так?

– Да просто, что ни возьмет в руки перо, то смотри себя и опишет.

– Ну как же это можно, помилуйте! ведь ее героини не все в одной форме испечены! Эта деревенская девочка, та светская дама, одна восторженная, другая холоднее льду, первая русская, вторая немка, третья дикарка, башкирка, что ль!..

– Э… да вы забыли, – восклицает догадливый поэт, – что она не просто женщина, а женщина-писательница, то есть создание особенное, уродливая прихоть природы, или правильнее: выродок женского пола. Ведь родятся же люди с птичьей головой и козьими ногами, – почему ж не допустить, что она прикинется такой-то, спишет с себя портрет да и обернется в другую форму.

– А… видите…

– Ну разве что… – произносят нараспев две-три барыни, слепо верующие во все сказания великого поэта.

– Так скажите ж, пожалуйста, – говорит почтенная старушка, поседевшая в незнании вещей мира сего, – скажите, она вот так-таки и пишет, как в книгах печатают? то есть… так сказать… как она напишет, то слово в слово по тому и напечатают?

И на утвердительный ответ она изъявляет желание видеть женщину, которая умеет так писать, как в книгах печатают.

Настал роковой четверг, бедная писательница едет, в невинности души своей, обедать, не подозревая, что ее приглашали на показ, как пляшущую обезьяну, как змея в фланелевом одеяле; что взоры женщин, всегда зоркие в анализировке качеств сестер своих, вооружились для встречи с нею сотнею умственных лорнетов, чтоб разобрать ее по волоску от чепчика до башмака; что от нее ждут вдохновения и книжных речей, поражающих мыслей, кафедрального голоса, чего-то особенного в поступи, в поклоне, и даже латинских фраз в смеси с еврейским языком, – потому что женщина-писательница, по общепринятому мнению, не может не быть ученой и педанткой, а почему так? не могу доложить!..

Боже мой, ведь как подумаешь, как многие всю жизнь свою сочиняют и беспошлинно рассевают по свету небылицы, – и никому не вздумается выдавать им патентов на ученость, оттого только, что они сочиняют словесно! За что ж, чуть бедная писательница набросит одну из вышереченных небылиц на бумагу, все единогласно производят ее в ученые и педантки!.. Скажите, отчего и за что такое непрошеное талантопочитание?

И потом, она ни с кем не может сойтися. Одни воображают, что она тотчас схватит их слепок и так-таки живьем передаст в журнал. Другим вечно мерещится на устах ее сатанинская улыбка, в глазах сатирическая наблюдательность, предательское шпионство, – даже и там, где, право, всякое шпионство было б ковшиком, черпающим из воздуха воду, – все в ней будто не так, как в других женщинах… да не знаю что, а истинно что-то не так!

– Посудите же по этому бледному очерку тысячной доли того, что достается бедной писательнице, каково бродить ей по свету; быть везде незваной гостью, вечно ознакомливаться. Едва узнают ее в одном месте, едва привыкнут видеть в ней женщину без жесткого прилагательного: писательница, едва приголубят добрые люди, – как вдруг поход, перемена квартир – начинай снова знакомства с азбуки{42}.

К этому яркому очерку неудобств, сопряженных на Руси с званием женщины-писательницы, даровитая Зенеида Р-ва могла бы прибавить что-нибудь вроде физиологического очерка посмертных друзей и журнальных буфонов, пляшущих и кривляющихся на могиле литературной знаменитости{43}. Ведь бывает и это на белом свете, оттого что шутам закон не писан. Но могила безмолвна и безответна…

Мир праху твоему, благородное сердце, безвременно разорванное силою собственных ощущений! Мир праху твоему, необыкновенная женщина, жертва богатых даров своей возвышенной натуры. Благодарим тебя за краткую жизнь твою: недаром и не втуне цвела она пышным, благоуханным цветом глубоких чувств и высоких мыслей… В этом цвете – твоя душа, и не будет ей смерти, и будет жива она для всякого, кто захочет насладиться ее ароматом…

Есть писатели, которые живут отдельною жизнию от своих творений; есть писатели, личность которых тесно связана с их произведениями. Читая первых, услаждаешься божественным искусством, не думая о художнике; читая вторых, услаждаешься созерцанием прекрасной человеческой личности, думаешь о ней, любишь ее и желаешь знать ее самое и подробности ее жизни. К этому второму разряду писателей принадлежала наша даровитая Зенеида Р-ва.

Примечания

Список сокращений

В тексте примечаний приняты следующие сокращения:

Анненков – П. В. Анненков. Литературные воспоминания. <М.>, Гослитиздат, 1960.

Барсуков – Н. П. Барсуков. Жизнь и труды М. П. Погодина, кн. I–XXII. СПб., 1888–1910.

Белинский, АН СССР – В. Г. Белинский. Полн. собр. соч., т. I–XIII. М., Изд-во АН СССР, 1958–1959.

ГБЛ – Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина.

Герцен – А. И. Герцен. Собр. соч. в 30-ти томах, М., Изд-во АН СССР, 1954–1966.

Гоголь – Н. В. Гоголь. Полн. собр. соч., т. I–XIV. <М>, Изд-во АН СССР, 1937–1952.

ГПБ – Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Добролюбов – Н. А. Добролюбов. Собр. соч., т. 1–9. М. – Л., Гослитиздат, 1961–1964.

ИРЛИ – Институт русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР.

КСсБ – В. Г. Белинский. Сочинения, ч. I–XII. М., Изд-во К. Солдатенкова и Н. Щепкина, 1859–1862 (составление и редактирование издания осуществлено Н. X. Кетчером).

КСсБ, Список I, II… – Приложенный к каждой из первых десяти частей список рецензий Белинского, не вошедших в данное издание «по незначительности своей».

ЛН – «Литературное наследство». М., Изд-во АН СССР.

Переписка – «Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым», т. I–III. СПб., 1896.

ПссБ – Полн. собр. соч. В. Г. Белинского под редакцией С. А. Венгерова (т. I–XI) и В. С. Спиридонова (т. XII–XIII), 1900–1948.

Чернышевский – Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 16-ти томах, т. I–XVI. М., Гослитиздат, 1939–1953.

Шенрок – В. И. Шенрок. Материалы для биографии Гоголя, т. I–IV. М., 1892–1897.

Сочинения Зенеиды Р-вой.

Впервые – «Отечественные записки», 1843, т. XXXI, № 11, отд. V «Критика», с. 1–24 (ц. р. 31 октября; вып. в свет 2 ноября). Без подписи. Вошло в КСсБ, ч. VII, с. 151–194.

Начало работы над статьей определяется письмом Белинского к М. В. Орловой от 20 октября 1843 года: «А знаете ли Вы, что вот уже 20-е число, а я только что сию минуту отослал к Краевскому три полулистика статьи для одиннадцатой книжки «Отечественных записок», тогда как по-настоящему вся статья должна была быть готова к 15-му числу. Когда я ее кончу – не знаю, страшно и подумать, а надо кончить, хоть умри. А между тем, кроме статьи-критики, сколько еще надо написать рецензий, заметок о театре!» 23 октября Белинский сообщал тому же адресату: «Вчера кончил большую статью для ноябрьской книжки – осталась мелочь, но эта мелочь мучит больше всего».

Елена Андреевна Ган, писавшая под псевдонимом «Зенеида Р-ва» («Р-ва» – «Ржищева», по названию села, близ которого она родилась. См. об этом: В. Г. Дмитриев. Скрывшие свое имя. М., «Наука», 1977, с. 215), принадлежит к числу забытых теперь деятелей русской литературы. Между тем большой успех, который имели в свое время ее повести и романы, отнюдь не был случайным. Остросюжетные, легко читающиеся, ее произведения привлекали внимание отражением в них некоторых идей, начинавших волновать русское общество. Одной из первых Ган выступила защитницей прав женщины, сторонницей женского образования. Ее нередко сравнивали с Жорж Санд (см., например, «Библиотеку для чтения», 1843, т. LX, отд. VI, с. 21, где творчеству Ган дается оценка даже более высокая, чем творчеству французской писательницы). Белинский решительно отвергает самую возможность сближения этих двух имен, видя между ними «неизмеримое пространство». Проблема соотношения творчества Ган и Жорж Санд разработана Е. С. Некрасовой в статье «Елена Андреевна Ган» («Русская старина», 1886, № 9, отд. III, с. 554–556) и А. В. Старчевским («Исторический вестник», 1886, т. XXV, сентябрь, с. 530–531).

Сама Ган решительно отмежевывалась от какой-либо близости со сторонниками радикальных взглядов на проблемы женской эмансипации. 14 октября 1838 года она писала ссыльному декабристу С. И. Кривцову: «Женщина есть домашнее животное, ее жизнь, чувства, мнения не должны бы никогда переходить за порог дверей ее; весь мир должен для нее заключаться в ее семействе, – там только она может быть справедливо оценена, может найти и разлить вокруг себя счастие» («Русская мысль», 1911, кн. XII, отд. XIII, с. 61),

Объективно, всем своим творчеством, Гая доказывала невозможность для женщины семейного счастья в том его виде, как оно понималось традиционно. Но ее героини не бунтуют, им чуждо стремление к освобождению от брачных уз, к суверенности чувств, к самоутверждению. Компромиссность, свойственная общественным взглядам Ган, как и всему духу ее творчества, отсутствие определенных убеждений сделали творчество Ган приемлемым для разных направлений русской общественной мысли. На собрание ее сочинений одобрительно откликнулись и «Москвитянин» (1844, № 4), и «Северная пчела» (1843, № 227), и «Отечественные записки».