Император и молот - Джон Холм

– Мы потеряли двоих. Толман жив, но расшибся.

– Двоих? Мы видели только одного падающего.

– Это был Убба, – вмешался Стеффи. – Мы не знаем, что с ним произошло, но, прежде чем Толман выпил отвар мака, чтобы уснуть, он успел рассказать, что было очень трудно поджигать и кидать факелы, ничего не задев, ведь змей все время раскачивался и все такое. Видно, Убба поджег сам себя. После этого у него не было шансов.

– А тот, другой, как его звали? Хелми? Сирота Хелми, невысокий бледный мальчик.

– Он возвращался вполне благополучно, но летел слишком быстро. Он врезался в скалы ниже нашей площадки. Змей рассыпался, и Хелми упал с высоты футов двести. Мы не смогли найти тело.

На Шефа начала наваливаться депрессия вместе с усталостью и запоздалым потрясением от всех страхов, которые он слишком долго подавлял в себе. Он пришел, чтобы спасти Свандис, и он ее спас – но от чего? Эти люди и не собирались ее убивать. Если бы он не пришел за ней, они бы ее просто отпустили. Спасая одну, он убил двоих. Это только из своих людей. Что же до градуаля, или Грааля, или как там его величают, может быть, Маури и умер за него с радостью, но вряд ли эту жертву оправдывала старая деревянная лесенка, которую он все еще держал в руках. Шеф равнодушно перебросил ее Ансельму, тот машинально поймал ее, а потом выпятился, словно держал в руках гадюку. Его пытались также подкупить с помощью секрета греческого огня, но что он в конце концов узнал? Что от селитры огонь горит ярче и что пламя можно окрашивать в разные цвета. Это не имеет с греческим огнем ничего общего.

– Толман не так уж плох, – начал Квикка, увидев выражение его лица. – Просто он приземлился немножечко слишком жестко, закувыркался по камням. Мы его усыпили маком, пусть выздоравливает. – Квикка помялся. – Но все-таки он летал, государь. Даже над сушей и вдобавок ночью. Без всяких дурацких перьев и прочего.

Шеф кивнул. Это было как-никак достижение.

– Что мы теперь будем делать? – продолжал Квикка.

– Сейчас скажу. – Шеф оглядел кольцо слушателей, людей Пути и еретиков, смешавшихся на крошечной главной площади горного селения.

– Во-первых, Ансельм. Император просто обязан будет выяснить, откуда пришел Маури и кто он такой. А также что унесли мы. Можешь быть уверен, что скоро вся армия уйдет из Пигпуньента и двинется вслед за вами.

– Мы высоко в горах, а они не знают тайных троп…

Шеф прервал его:

– Ты не знаешь императора. Какие у вас есть самые безопасные убежища, спрячьте там всех. Вы лишитесь вашего скота и ваших домов. – Он пнул один из валявшихся прямо на земле золотых свертков. – На вашем месте я бы использовал это золото для восстановления хозяйства после того, как Бруно уйдет.

Ансельм нерешительно кивнул:

– Пещеры, пещеры летучих мышей. Мы можем спрятаться в них…

– Начните не откладывая. – Шеф показал на деревянную лесенку. – Возьмите это. За ваш Грааль уплачено тремя человеческими жизнями. Надеюсь, для вас эта цена не слишком высока. – Шеф повернулся в другую сторону и заговорил другим тоном: – Что касается нас, Квикка, ты помнишь, как Бранд сказал, что мы спустимся с гор быстрее, чем поднимались? Собери наш обоз, загрузи мулов, не забудь взять Толмана, и возвратимся к нашим кораблям как можно скорее. Конница императора уже в пути, и я хочу опередить ее.

– А когда вернемся на корабли?

– Сразу в путь, как только Хагбарт сможет поднять паруса.

Когда Ансельм и Квикка начали отдавать распоряжения, толпа потихоньку рассосалась. Шеф отошел в сторонку, устало присел на край деревенского колодца, потянулся за ковшом, который бросил на землю всего два дня назад. Через несколько мгновений он обнаружил рядом с собой Свандис, ее порванное белое платье было уже аккуратно зашито.

– Итак, – произнесла она, – что же бог еретиков дал тебе взамен жизни этих мальчишек? Деревянную лесенку? Или ты со старым дураком пожертвовали ими вообще напрасно?

Шеф вяло удивился, почему люди считают, что они могут чем-то помочь, задавая подобные вопросы. Как будто бы он сам не задумывался над ними. Ведь если богов вообще не существовало, как неустанно твердила Свандис, что ж, тогда действительно все было напрасно. Закончив свои распоряжения, к ним приблизился Ансельм. Он преклонил колена перед молодым королем:

– Ты спас нашу реликвию, и мы должны возблагодарить тебя.

– Я спас ее, потому что вы похитили Свандис. Думаю, вы все еще остались мне должны кое-что.

Ансельм помялся:

– Золото?

Шеф покачал головой:

– Знания.

– Мы рассказали тебе все, что знаем про огонь.

– Кроме золота и Грааля, мы вынесли из крепости книги. Истинные Евангелия, как назвал их Ришье. Почему вы не поведаете о них миру, как христиане поступают со своими Евангелиями?

– Мы верим, что знания – только для мудрых.

– Что ж, может быть, я достаточно мудр. Дайте мне одну из ваших книг. Иудеи, христиане и мусульмане, они все смеются над нами, людьми Пути, и говорят, что мы не люди Книги. Так что дайте мне одну из ваших книг, книгу с подлинным вероучением Иисуса. Возможно, после этого к нам станут относиться серьезней.

«Книги только для посвященных, – подумал Ансельм. – Учение нужно не просто прочитать, его нужно объяснить так, чтобы даже невежды не смогли понять его превратно. У нас только три экземпляра, и наш закон запрещает сделать больше. У варварского короля здесь тридцать человек, вооруженных непонятным оружием. Он, если захочет, сможет забрать все книги и Грааль вместе с ними. Из-за нас умерли его мальчишки. Лучше его не злить».

– Я дам тебе одну книгу, – неохотно сказал Ансельм. – Но сможешь ли ты прочитать ее?

– Если я не смогу, прочтет Соломон. Или Скальдфинн. – И Шеф вспомнил английскую пословицу: – Истина сама себя покажет.

«Что есть истина?» – подумал Ансельм, вспомнив слова Пилата в христианском Евангелии. Но не осмелился ничего сказать.

– Итак, мы упустили прокля… священную реликвию, когда она была у нас под самым носом, – прорычал император. Он провел неспокойную ночь, спать мешали не столько крики, доносившиеся из палатки, где делал свое дело Эркенберт, сколько его собственные мысли. А после ночи все утро поступали сообщения о всяческих неприятностях и дезертирстве, его войска из-за страха и переполоха рассеялись по округе.

– Да, – ответил черный дьякон. Он не боялся гнева императора. Он знал, что даже в самом дурном настроении Бруно сохраняет способность судить по справедливости. За это люди императора и любили его.

– Ладно. Скажи мне самое худшее.

– Эта штука, Святой Грааль, как называл ее мальчишка, была здесь, глубоко под землей. Мы уже почти нашли ее. Твой соперник, Единый Король, тоже побывал здесь. Мальчишка описал его безошибочно. Огни в небе – они, как я и сказал, были всего лишь отвлекающим маневром.

Император кивнул:

– Я не забыл своего обещания, и место во главе бывшей епархии Вульфира все еще вакантно. Дальше.

– Маневр удался. Пока дозорные занимались паникующими франками, враги проникли в крепость по какому-то тайному ходу. Добрались до святынь своего еретического вероучения, в том числе до Грааля, – а это, как ты и думал, лесенка. Мальчишка не знает, почему она священна.

– Как они выбрались оттуда?

– Мальчишки, конечно, уже не было с ними. Он ударился в панику, и его схватили бдительные часовые.

Император снова кивнул, решив про себя не наказывать, как собирался, Вольфрама и его людей. Успех отвлекающего маневра не был их виной, они ведь даже не реагировали на него, по крайней мере, не больше, чем сам император. И позже они оказались достаточно бдительны.

– Он не смог сказать, как выбрались остальные. Но было одно обстоятельство, которое он пытался скрыть от нас. Это выяснилось под конец. – Тут Эркенберт замялся. Может, император и справедлив, но здесь речь шла все-таки об унижении. – Под конец мальчишка решил рассказать все, поскольку понял, что его признания уже не имеют значения. Его друзья уже выбрались из крепости. Он видел, как они прошли мимо нас.

Император сощурился и выпрямился на походном табурете:

– Он не мог пройти мимо меня. Ни один одноглазый не пройдет мимо меня, чтобы я не посмотрел на него очень пристально.

Эркенберт потупился:

– Его привязали к лесенке, и она выглядела как носилки. Ты сам приказал Тассо вытолкать их за ворота.

Последовало долгое молчание. Наконец Эркенберт поднял взгляд. Не замыслил ли император одно из своих жестоких самонаказаний? Он смотрел на кончик своего меча.

– Я его держал у самого горла этого человека, – бормотал Бруно. – Он, как девственница, был уже в моей власти. Мне оставалось только воткнуть меч. И я этого не сделал. Я говорю тебе, Эркенберт, мое доброе сердце меня погубит, так всегда вздыхала моя матушка. – Он усмехнулся. – Значит, они прошли мимо нас. И, разумеется, убежали в горы. Нам придется их преследовать. И, разумеется, вся проклятая конница разбежалась, или дезертировала, или отправилась поить своих проклятых лошадей, или что там еще. Но я своего добьюсь. Ладно, Эркенберт, найди мне проводника из местных.