Всякой тяжести имя - крест - Анатолий Гончаров

В январе 1996-го командование 6-го американского флота пригласило летчиков с «Адмирала Кузнецова» на авианосец «Америка». Хотели увидеть, что же он такого умеет, этот русский со странной фамилией Апакидзе, если о нем при жизни легенды ходят? Он показал на американском истребителе нечто такое, что повторить не сумел бы никто. Да никто и не решился. Засняли полет на десяток видеокамер и оставили до лучших времен, чтобы помнить, как далеко им до совершенства.

После гибели Тимура Апакидзе летчик-испытатель Герой России Анатолий Квочур показал товарищам запись в блокноте. Слова были Тимура: «Почему люди влюбляются в небо? Что-то необъяснимое тянет вверх. Люди ходят по земле, и это естественно. А те, кто взлетает, они юродивые. Я поднимаюсь на 12 тысяч, вокруг уже никого нет. Все там, подо мною - облака, люди... Солнце уходит, катится вниз. А в голове одна мысль: я - дома, дома, дома!..»

Угрюмые летчики палубной авиации плакали на его поминках и не стеснялись слез. «Ушел генерал, - сказал Герой России Иван Бохонко, - и не мучается больше, как самолеты на авианосец сажать. Для него все мучения кончились...» Вспоминали 1991 год, когда в декабре единственный российский авианосец, совершив обманный маневр, ушел из Черного моря на Баренцево. К командиру полка корабельной авиации Тимуру Апакидзе явились эмиссары из Киева: «Ты за нэзалэжностъ, або как?» Полковник ответил: «Я присягал один раз...» Пока «нэзалэжники» досматривали пьяные сны, на Северный флот улетели во главе с Апакидзе 17 корабельных летчиков и 85 человек инженерно-технического состава. Все добровольно, и все - с понижением в должности. Многие пилоты еще только учились садиться и взлетать с палубы. Им сказали: семь месяцев, не научитесь - авианосец продадим. Тимур садился на палубу более трехсот раз, пока не научил остальных. Стал генерал-майором, заместителем командующего морской авиацией.

Жил - как летал. А погиб по роковому невниманию аса к мелочам самочувствия. 17 июля 2001 года во время авиашоу в Псковской области более часа просидел в раскаленной кабине Су-33, затем показал с десяток фигур высшего пилотажа и решил на крутом развороте приземлиться не в аэродромном варианте, а как на палубу авианосца. Перегрузка сильно превысила допустимую. Видимо, случился секундньй обморок - ничем другим объяснить трагедию невозможно. Самолет стал стремительно падать, задел мачту электроосвещения - и все. Не стало Тимура.

Алексей Савинов все думал, как же это возникло у генерала словечко «юродивые»? Написал Копейкину. «А кто ж мы есть? - ответил вопросом капитан Копейкин. - Небом больные, юродивые. Но без нас в небе ничего доброго на земле не будет. Я вот в прошлом году...»

И пошел рассказ юродивого - юродивому. Про то, как чудный день летел, летел - и вдруг кувыркнулся в озеро, больше похожее на болото. Есть там у них такое озерцо под названием Лосьвида. Ну а что такое болото, как не первородная, так сказать, грязь, из которой произошло все сущее? Минздрав предупреждал, одинокий народ выжидательно безмолвствовал, пока капитан Копейкин, отбив себе точку приводнения, полоскался в зеленоватой воде. Какой-то шибко догадливый дед, таскавший карасей, спросил с неудовольствием: «Опять соревнования? На точность?..» Сообразив, что у соревнователя парашют плохо раскрылся, и тут не о точности приводнения речь вести надо, а спасать, пока не поздно, зацепил Копейкина каким-то крюком и отбуксировал к берегу, как пойманного сома.

Копейкин сообщал, что напрыгался вдосталь. Напрыгавшись, стал пилотировать «кукурузник» - один из тех, что бороздили вологодское небо, как рейсовые автобусы. В какой-то из полетов у него вдруг заглох мотор. Когда единственный винт у самолета перестает вращаться, настроение у летчика падает быстрее, чем высота. Пассажиры, жители сельские, ко всему привычные, не волновались. Получалось, волноваться предстоит одному Копейкину. «Кукурузник» тем временем заваливал нос, готовясь исполнить самую русскую из всех фигур пилотажа. Позже Копейкин всем объяснял, зачем надо газовать, если винт все равно не вращается. Слушателям становилось ясно, что он и сам этого не знает. Однако факт остается фактом - каким-то чудом сумел удержать машину, выправил крен, дотянул до полосы, с которой взлетел. Приземлился. Если попытаться математически смоделировать ситуацию, чтобы понять, как ему удалось посадить самолет... Лучше не надо. Сел ведь? Сел. Все дела.

В последующем бережном касательстве судьбы Тимура Апакидзе одного не мог уразуметь Виктор Копейкин - не пил генерал. Не пил - и все. Может, отсюда у него такая муравьиная точность во всем? Летом 2001-го, на поминках, подобный же разговор зашел. Летчики пили, не чокаясь, и задавались вопросом капитана Копейкина: «А почему он не пил?» Ответа не было. Было нечто неопределенное: «Да, мы расслаблялись со стаканом, а он - в спортзале. Словно бы что-то выколачивал из себя...»

«Из нас он дурь выколачивал. Говорил: молодой, забудь, чему тебя учили. Здесь летать надо. И брал с собой в полет. И учил летать. И я, «молодой подполковник», вылезал из кабины зеленый. Еле ноги волочил. Только он давал почувствовать реальное небо, его небо. Полковникам не давал летать ради молодых и перспективных. Не делил керосин по бедности, а выбирал лучших и гонял их до смертного пота. Это он жить учил. Квартиры своей не было, машину так и не смог купить, на метро ездил, а там на него глазели - генерал сидит в вагоне, книжку читает. Может, это и не генерал вовсе, а переодетый киноактер? А он был не просто генералом авиации и великим летчиком. По его учебникам будут учиться летать поколения. Один поднял на крыло корабельную авиацию...»

Прозвучал и такой вопрос: «Тимур верил в Бога? Я хочу понять, откуда такая сила духа в нем?» Ответил Анатолий Квочур: «Трудно сказать. В этом смысле он был человеком закрытым. Тут одно ясно. Крест ему выпал тяжкий, но Тимур нес его не обреченно, а с каким-то внутренним вдохновением. И прошел до конца. Значит, была вера».

«Все равно трудно свыкнуться, что вот так кончилась жизнь. Сорок семь лет прожил, и каких-то пары секунд не хватило. И уже не скажешь, что земля ему пухом...»

«Не о земле речь! Тимур не погиб, он в свой мир - в небо ушел. И Господь там принял его...»

17-18 июля 2015 года

Глава 135 СПЕЦНАЗА МАЛЫЕ ПЕЧАЛИ

Тут есть какая-то физиологическая тайна. Ныне отставленный вице-премьер Илья Клебанов всю жизнь любил на саночках кататься, и чтобы те саночки кто-то за собой тащил. Была у него такая страсть, привнесенная родом из-за черты оседлости. А Путин сказал вдруг: надо вставать на лыжи. И Клебанов, ленивый, сонный и глупый, съехал с кремлевской горки в обычные министры. И далее - по нисходящей.

Пребывал в состоянии рассеянного хамства, холодея от дурных предчувствий: вдруг Генпрокуратура разыграет «китайскую карту» и спросит, куда делись 80 миллионов долларов, полученных от Китая в качестве предоплаты заказа на постройку двух эсминцев. Здесь нету и там нету. Так где они есть?..

О ту пору процветала в Москве самая благородная похоть - красть все, что плохо лежит, и кремлевские сквозняки сильно способствовали ее процветанию. Обезумели православные, погружаясь в комфорт бытия, равный по объему «инвестиций» общей сумме бюджетных недоимок.

И как это Господь терпел воровскую либеральную знать? Может, запутался в российском законодательстве? Ничего удивительного - законы в России обратной силы не имеют, но и прямая тоже отсутствует. Местечковые министры семенили циркулярным многоточием по ковровым дорожкам Белого дома на Красной Пресне и озирались на аккредитованную прессу, опасаясь контрольного вопроса в спину: как вы относитесь к слухам о вашей возможной отставке?..

Спасительная мысль возникала сама собой. Не смотаться ли по холодку в Раифский Богородицкий монастырь, где святая вода исцеляет не только телесный, но и административный недуг? Вон Чубайс смотался, поставил свечку пред чудотворным образом Грузинской Божьей Матери, а Рэм Вяхирев пренебрег, так где, спрашивается, сегодня тот Вяхирев? А Чубайсу - все с гуся вода. Никакие проклятья не действуют. Ворует пуще прежнего.

Такие вот чудеса под Казанью творятся, в бывшей при советской власти колонии для рецидивистов, возвращенной в лоно Церкви. И Минтимер Шаймиев смывал свои грехи в озерной купели древней Раифской обители, и Лужков взбадривал дух в крещенские морозы, и Георгий Боос, пребывая в политическом унынии, развернул однажды в ту сторону самолет. А ныне покойный министр Починок, всегда считавший брак причиной развода, захотел венчаться здесь, хотя в мужском монастыре по уставу и не положено. Пришлось к самому Патриарху за разрешением обращаться. Обвенчали Починка. До следующего раза.

Народный артист Калягин в Раифе крестился, когда его в кино снимать перестали. Помогло. Снялся в роли Ленина. И квартиру получил. Иосиф Кобзон и Владимир Познер исповедовались у отца Всеволода, Кобзон - искренне, а Познер-лукавствуя: как всегда. Ну не может он правды сказать, не умеет, так воспитан. Не топить же его за это в купели - лучше Познер, чем никогда. Это еще Маяковский сказал про его лукавого предка.