Как мы спасали челюскинцев - Анатолий Ляпидевский

18 февраля уэлленская тройка получила телеграмму за подписью т. Куйбышева о том, что председателем чрезвычайной тройки назначается начальник станции ГУСМП на мысе Северном т. Петров. (Мыс Северный от Уэллена примерно в 750–800 километрах.) А на другой день я получил телеграмму, что по распоряжению председателя правительственной комиссии т. Куйбышева я введен в чрезвычайную тройку.

Вечером прибыло распоряжение т. Петрова задержать экспедицию Хворостанского. Экспедиция эта уже вышла 14-го, взяв в Уэллене 21 нарту и по пути предполагая собрать остальные. Я двинулся за Хворостанским и через четыре дня нагнал его на полпути, в селении Нешкан. Я объявил ему распоряжение задержать экспедицию и ехать на Онман, выбирая по пути посадочные площадки и заготовляя продовольствие.

28 февраля мы прибыли на мыс Онман. Населенный пункт мыса — селение Ильхетань в семь хозяйств. Связи с другими районами нет никакой.

Здесь я встретил Егошина, работника ГУСМП с мыса Северного. Ему, так же как и Хворостанскому, не сиделось. Он хотел немедленно двинуться на лед к лагерю Шмидта. Чукчи однако отказались итти с ним. Они заявили: „Мы тебя не знаем, но знаем, что ты на морозе замерзнешь, так что лучше не пойдем, подождем". Пока что Егошин занялся тем, что поставил на острове Колючине и на мысе Онман сигнальные мачты с флагами.

Оставаться на мысе Онман и создавать здесь базу для дальнейших работ было нецелесообразно. В семи ярангах немногое можно было сделать. Гораздо удобнее было перебраться в Ванкарем (за 35 километров от Онмана), где имелась фактория.

Так и сделали. В тот же день мы перебрались в Ванкарем. Заведующий факторией коммунист т. Кривдун, старейший работник на Чукотке, очень помог нам в дальнейшей работе. Он в совершенстве владеет чукотским языком, и нет таких чукчей, которые не знали бы Иоргена, — так зовут они Георгия Кривдуна. Он пользуется среди них громаднейшим авторитетом.

В Ванкареме 12 хозяйств, фактория, школа. Как раз в это время там проводили курсы работников советского строительства и курсы по подготовке ликвидаторов неграмотности на родном (чукотском) языке. Это было очень удачно. Мы таким образом сразу же приобрели прекрасный актив из местного населения для широкой организационной работы.

Кривдуна я застал в очень плохом настроении. Он получил задание из Уэллена купить 100 оленей для питания в дальнейшем челюскинцев и должен был перегнать этих оленей в Уэллен. В Уэллене при этом вероятно не учли, что купить живых оленей на Чукотке почти невозможно. Причины тут исторического порядка. В конце прошлого столетия у нас было большое оленеводство, а на Аляске бродили лишь стада дикого оленя карибу. Американцы решили поставить оленеводство на широкую ногу. Они закупили и вывезли с Чукотки несколько тысяч маток. Это было в последних годах прошлого столетия и в начале нынешнего.

Как раз после вывоза оленей, в 1904 и 1905 годах, на Чукотке вспыхнула жестокая эпизоотия. Олени гибли тысячами. И сейчас еще на берегу есть оседлые бедняки, о которых говорят, что в прошлом они были очень богаты. Я например знаю некоего Леве, про которого говорят, что он был так же богат, как Папыло. Этот Папыло сейчас имеет примерно 3 500 оленей, — Леве же разорила эпизоотия тех лет.

Массовый падеж оленей шаманы объяснили тем, что чукчи продавали оленей живых да еще вдобавок на чужую землю. Духи, якобы охранявшие оленей, разобиделись и отомстили. После этого чукчи живых оленей перестали продавать. Мясо — пожалуйста. Чукча оленя убьет и тушу без головы отдаст, а о продаже живых оленей он и слушать не будет.

II

Кривдун хоть и ругался, но принялся за выполнение приказа. Он написал письмо учителю Котляренко, который работал в 250 километрах от Ванкарема, в глубине Чукотки, чтобы тот поговорил с кочевниками о продаже оленей. Кривдун сообщил в письме, что в ближайшее время выедет сам.

Но выехать ему было не так легко. Надо было предварительно обеспечить все население товарами на время, пока фактория будет закрыта, а товары Кривдуна — это патроны, сахар, чай, мука, табак, спички, мануфактура, иголки, нитки, топоры. Он однако выехать не успел, как в Ванкарем прибыл сам Котляренко. Учитель приехал весь обмороженный и говорит:

— Спасибо тебе, что втравил меня в такое дело.

— А что такое?

Котляренко рассказывает огорченно, каким он пользовался уважением среди чукчей и как изменилось отношение к нему, едва только он заговорил о покупке живых оленей. Лучшие друзья перестали с ним разговаривать.

Прежде всего не стали говорить с ним хозяева того стойбища, где он жил. Он стал ездить по соседям, но те тоже прервали с ним всякие отношения. Когда он вернулся к себе в стойбище, его встретили очень недружелюбно и даже, вопреки обычаю, не стали угощать его с дороги. Он понял, что ему надо уехать.

Но ведь олени нужны были для пищи, стало быть нет никакой нужды настаивать на покупке их живьем! Я решил выехать в тундру для заготовки мяса. Успешное проведение заготовок приобрело уже политическое значение, так как кулаки и шаманы повели свою агитацию. Они говорили чукчам:

— Какое нам дело до того, что русские потерпели крушение? Пусть гибнут или пусть спасаются сами своими силами. Нас это не интересует. Они не наши, по чужой земле ходят, по чужому морю плавают…

Вредные настроения надо было рассеять во что бы то ни стало. От этого во многом зависел успех работы по спасению челюскинцев. Выехали — Кривдун, я и три комсомольца-чукчи: Емалькайт, Тукай и Рольтен. Емалькайт — студент, он учился в Николаевске-на-Амуре. Тукай — комсомолец из Уэллепа, активист. Сейчас он работает председателем райсоюза кооперации. Рольтен — с мыса Северного, тоже активный парень. Кроме того я взял с собой человека, хорошо известного чукчам, — охотника Теналя. Нет, пожалуй, чукчи, которого бы он не знал. Поговорил я с ним о слухах, ходивших среди чукчей. По его словам, идут разговоры о том, что русские отбирают оленей у чукчей. Я спрашиваю:

— Ты веришь? Он говорит:

— Нет.

— Поедешь с нами разъяснять чукчам, что слухи эти сеют темные силы и шаманы?

Теналь без колебаний согласился поехать. Он человек развитой и в духов и шаманов не верит.

От Ванкарема мы проехали в глубь тундры на 150–200 километров. Два дня туда добирались. Едешь — то там, то здесь на расстоянии километров десяти разбросаны по четыре, по пять яранг. Тут же стада ходят. Мы собирали по два-три стойбища вместе и проводили собрания. Приходили человек тридцать мужчин; женщин, как всегда, ни одной. Собирались на улице при 40 градусах мороза. И ничего!

С помощью комсомольцев и Теналя мы легко рассеяли все провокационные слухи, ходившие среди чукчей. Мы разъяснили им, для чего нам нужно мясо, что произошло с челюскинцами и какое значение имеет для самой Чукотки работа, которую проводили челюскинцы. После первого же собрания чукчи нам продали 29 оленей.

Мы договорились платить за килограмм оленьего мяса рубль, за шкуру — от 6 до 10 рублей, в зависимости от ее качества. Оленя убивают, разделывают и везут в факторию. Там чукча получает деньги, на которые покупает нужные ему товары. Хозяин стойбища Какай на собрании так расчувствовался, что принес одного песца и двух лисиц, чтобы немедленно сдать их Кривдуну.

Для агитации мы еще воспользовались вот каким случаем. Когда мы выезжали из Ванкарема, я видел, что Рольтен чем-то очень взволнован. Я спросил:

— Что с тобой?

— Так.

— Как так?

— Так, нехорошо.

— Что ты — болен?

— Нет, все пройдет.

Я заметил, что у парня что-то не ладно. По дороге я спросил у Емалькайта, не знает ли он, что с Рольтеном. Тот рассказал, что в Ванкареме, когда мы уезжали, сын начальника рода Пинетейгин позвал Рольтена и начал отговаривать его от поездки.

— Ты знаешь, зачем едешь?! — сказал ему Пипетейгин. — Я тебе скажу: у тебя сейчас кухлянка чистая, белая, а завтра онa будет в крови. Тебя убьют за это дело. В тундре война будет.

Рольтена он не убедил. Парень от поездки не отказался, но настроение было испорчено.

На первом же собрании в стойбище мы привели в пример этот случай. Чукчи страшно рассердились:

— Как это Пинетейгин смеет говорить про нас, что мы драться хотим? Пусть только к нам приедет, мы ему зададим за то, что нас порочит!

III

Поездка заняла четыре-пять дней. Заготовили мы сразу 59 оленей. Больше мяса нам пока не нужно было. Кроме того заключили договор на поставку оленины по первому требованию. Обстановка создалась нормальная.

Выехали мы обратно в злую пургу. Температура ниже 40°. Мороз такой, что если сплюнуть, то на землю падает льдинка. Смотреть против ветра и дышать невозможно. Только взглянешь, куда идут собаки, и сейчас же отворачиваешься. Собаки — и те через полкилометра — километр останавливались и протирали глаза лапой. Так мы ехали около 100 километров.