Небесное Око - Дэвид Кек

Дотронувшись до ножен, Дьюранд, похолодев, вспомнил, что выронил меч, когда был в колодце. Быстрым взглядом он окинул место предстоящей схватки. Разбойники уже обступили его коня спереди и сзади, но сбоку, где тянулся склон холма, стояло всего лишь несколько бандитов. Если он промедлит еще немного, ему не вырваться.

В ту же секунду, выкрикнув проклятие, Дьюранд развернул Брэга в сторону холма и вогнал ему шпоры в бока. Конь припустил вверх по склону, оставив преследователей далеко позади. Дьюранд погладил шею Брэга. Несчастный конь. Зачем надо было отправляться в путь к ночи?

Он оторвался от преследователей и несся теперь среди холмов, навевавших воспоминания о китах, которые, по рассказам, обитали в Зимнем море и могли перевернуть целый корабль.

Дьюранд задумался о напавших на него разбойниках. На ум пришли слова отца о странствующих рыцарях, бродягах без сюзерена, которых судьба всю жизнь мотала по чужим землям. Быть может, кое-кто из грабителей и был странствующим рыцарем. Но о странствующих рыцарях рассказывали и другое. Среди них, наверное, были и герои, освобождавшие красавиц, томящихся в заточении в логовах людоедов. Так, по крайней мере, говорилось в балладах скальдов.

Небеса разверзлись и полил холодный дождь, Дьюранд съежился. Земля раскисла, и копыта Брэга заскользили по жидкой грязи.

Дьюранд, ругаясь, пытался сквозь темень разглядеть верхушки холмов, но тщетно. Брэг, понурив голову, ковылял вперед.

Добравшись до вершины, Дьюранд разглядел темное пятно на склоне соседнего холма.

— Вперед, Брэг, — подбодрил он коня, — быть может, там нас ждет приют.

Через некоторое время конь с седоком приблизились к чернеющему пятну, которое оказалось ощерившимися ветками зарослями тиса и ежевики. Дьюранд решил подъехать еще ближе, но Брэг отчаянно замотал головой.

— Тише, тише, — успокаивающе произнес Дьюранд, соскочив на землю. У самого края зарослей, одеялом, наброшенным на тонкие ветви, лежал толстый слой листвы. Брэг дрожал под порывами ветра и непогоды, да и сам Дьюранд промерз до мозга костей. Спрятать лошадь под ветками было невозможно. Окоченевшие пальцы сомкнулись на уздечке.

— Черт, — вздохнув, Дьюранд скинул с себя плащ и накрыл им коня, а сам улегся на листья и заснул.

Дьюранда разбудило тонкое ржание.

В горло словно иголки воткнули.

Он закашлялся.

Когда Дьюранд открыл глаза, нечто с шумом бросилось прочь от его шеи. Первое мгновенье его окружала лишь темень, но глаза быстро привыкли, и он смог разглядеть небольшое укрытие, которое образовывали ветки. Он вспомнил о зарослях ежевики.

В легких что-то заклокотало, и Дьюранда скрутил приступ кашля, вздернувший его вверх. Несколько мгновений спустя приступ прошел, и Дьюранд медленно оторвал ладонь от губ — это был не сон — на ладони осталась кровь.

Он огляделся. В темноте, там, где ветви ежевики, вытянувшись, сходились вместе, образуя подобие свода пещерки, рос терн, ощерившийся, острыми, как ножи иглами и колючками. Среди колючек метались какие-то тени. Дьюранд пристально всматривался, но ничего не мог понять. Порыв ветра сорвал завесу облаков, скрывавшую луну, и склон холма залил серебристый свет, отразившийся в дюжине глаз.

С губ Дьюранда сорвался стон.

Тени приближались. Теперь Дьюранд уже мог разглядеть венчики волос на черепах, обтянутых коричневой кожей. Сухоликие. Шишковатые головы с торчащими острыми ушами. Пальцы, увенчанные черными когтями-иглами.

— Владыка Небесный!

Одна из фигур коснулась руками земли и поползла к Дьюранду. Тварь распрямила длинные, гораздо длиннее, чем у человека, пальцы, похожие на ноги краба.

Дьюранд протянул руку к пустым ножнам. Меча нет, и значит, сражаться бессмысленно. Надо прорываться.

Как только его руки коснулись земли, она ожила. Зашевелился каждый листок, скрывавший под собой черное тельце. На руки и ноги хлынула волна пауков, они были повсюду, забирались под одежду. Мириады паучьих нитей опутали его.

Он дернулся, пальцы коснулись опавшей листвы, ища опоры; паучья сеть не поддавалась. Давя пауков, он повалился на землю.

Спеленутый по рукам и ногам, он отчаянно дергался, пытаясь вырваться. Он рычал, как раненный зверь, пока голос окончательно не сел. Если он сейчас умрет, у райских врат его вымажут дегтем и ввергнут в геенну. Шло время, лишь его хриплое дыхание да вой ветра прерывали гнетущую тишину. Неожиданно он услышал шорох — его окружали сухоликие. Иглы, покрывавшие их спины и бока, ходили ходуном.

— А он не из маленьких, — прокаркал чей-то голос.

Дьюранд забился в путах, словно пойманная рыба. Сухоликие ждали. Он почувствовал, как пальцы с острыми когтями вцепились ему в волосы и рывком подняли голову вверх. Прямо перед собой Дьюранд увидел лицо сухоликого — морщинистое, похожее на старое гнилое яблоко.

— Чего тебе надо? — выдохнул Дьюранд.

Лицо существа разошлось в улыбке, обнажившей желтые, острые, как бритва, зубы. Сухоликий повернулся к своим соплеменникам:

— Оно разговаривает, — хихикнул он.

— Кто он?

— Не знаю. Все так непросто.

— Старые роды смешиваются вновь и вновь.

— Только не его род.

— Да, в его жилах течет чистая кровь.

Голоса хрипели, булькали, завывали. Дьюранд закрыл глаза и попытался высвободиться из спеленавшей его паутины. Твари кружили вокруг Дьюранда, поглаживая его, цепляясь когтями за одежду.

— Может, он Бруна? — полюбопытствовало одно из существ. Бруна… Имя, знакомое с первых страниц "Книги Лун". Первый из праотцов.

— На мгновение повисло молчание, и сразу же посыпались ответы:

— Да.

— Да.

— Еще один Бруна.

— Бруна Широкоплечий.

— Он был сильным.

— Очень сильным.

— Я помню его улыбку в те далекие дни, которые пришли на смену первому рассвету, — сказал один из сухоликих. Он взял Дьюранда за подбородок и потянул голову вверх, пока тот не поперхнулся. Дьюранд почувствовал, как длинные пальцы твари обхватили его за горло и сомкнулись в районе затылка. Отпустив его шею, сухоликий сунул пальцы Дьюранду в рот и раздвинул ему губы:

— Да. Да, Ильсандер! Я чувствую, что перед нами Бруна.

— Ты так думаешь? Бруна? Вот так удача! Я помню, как он бродил с нами по холмам еще в те времена, когда Создатель помнил о нашем существовании. Я никогда не забуду его улыбку. Он учил нас истине, которая оказалась ложью. Помню его в полях пред нашей Девой. И Матерью.

— Ей надо было прийти пораньше.

— Ей надо было успеть в срок.

— Вот он перед нами, Бруна Широкоплечий. Убийца. Предатель. Он радуется свету, а мы должны рыскать по кустарникам. Он радуется жизни, а мы прозябаем среди терний.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});