Солнечный луч. На пороге прошлого - Цыпленкова Юлия Валерьевна (Григорьева)

– Знаете, магистр, а вы светились, – сказала я, чтобы остановить метания Элькоса.

Он и вправду остановился и развернулся ко мне. Брови его приподнялись в изумлении, и магистр переспросил:

– Светился?

– Да, – кивнула я и допила этмен. После наполнила стакан мага и пододвинула его к краю стола, так напомнив хамче, что он желал промочить горло. – Вокруг вас будто бы разлился ореол. Это было похоже на сияние в пещере Создателя, и я сделала вывод, что так проявилась ваша новая сила.

– Возможно, – рассеянно кивнул Элькос. Он приблизился к столу, взял стакан и с жадностью выпил его содержимое. После вернулся в свое кресло и повторил: – Вполне возможно. Это было… это был необычно, – продолжил маг, и я поняла, что теперь он перешел к своему новому опыту. – Сначала для меня ничего не поменялось. Я слушал вас, не понимал ни слова и даже ощутил раздражение, но потом… – Я подалась вперед, испытав жгучее любопытство: – Потом я заставил себя успокоиться и просто слушать. И в этот момент моего сознания коснулся звук метели. Завывания ветра и ваш голос переплелись причудливо и странно, но я вдруг ощутил гармонию. Знаете, я будто слушал не вас, я слушал голос самого мира. И вот после этого я словно бы растворился в этой гармонии звуков, сам стал ее элементом. Этакий поток света… Чистого, белого, удивительно теплого и уютного. И вот когда я зазвучал в унисон, тогда начал понимать слова. Признаться, осознаю это лишь сейчас, а в тот момент… – Магистр на миг поджал губы, кажется, подбирая слова: – В тот момент я будто шел по тропе, по дорожке из следов и старался ступать по ним…

– Да, вы начали повторять за мной, – с пониманием кивнула я. – А когда я в задумчивости говорила с собой вслух, вы ответили на мои слова. Это было и вправду удивительно.

– Попросту невероятно! – воскликнул Элькос и легко рассмеялся.

Я с улыбкой смотрела на него, но когда магистр успокоился, произнесла:

– Вам стоит поблагодарить Создателя.

– Благодарю, Белый Дух! – прижав ладонь к груди, с чувством сказал хамче, и я с почтением склонила голову:

– Отец мудр и добр со своими детьми.

Магистр покивал, соглашаясь, а после вновь поднялся на ноги и возобновил свои хождения.

– Теперь я и вовсе не усну, – сказал он. – Я так взволнован, душа моя, чрезмерно взволнован, боги!

Я рассмеялась, слушая причудливое сплетение двух языков, на котором говорила сама. Теперь я могла оценить в полной мере, как слышали меня дети Белого мира.

– Друг мой, когда будете говорить с людьми, старайтесь упростить свою речь. Часть слов вы произносите на родном языке, не имея аналога на местном. Я говорю также, потому сразу же поясняю то, что другим непонятно. Кое к чему они уже привыкли и понимают, но немного – это все-таки чужой для них язык. Учтите это.

– Да-да, вы правы, – снова покивал Элькос, но мне подумалось, что он особо не уловил смысла.

– И не оскорбляйтесь, когда вам станут тыкать, – всё равно продолжила я. – На «вы» друг к другу здесь обращаемся только мы с вами. И сами говорите «ты», иначе вас попросту не поймут.

– Разумеется, – не стал спорить магистр, и я поднялась с кресла.

Скрыв зевок за тыльной стороной ладони, я потерла лицо и, забрав книгу, произнесла:

– Оставлю вас. Малыш уже давно успокоился, а я чувствую, что усну, едва коснувшись подушки. Доброй ночи, дорогой друг.

– Девочка моя, – он посмотрел на меня и склонил голову: – Благодарю вас. Ваша помощь бесценна для меня.

– Пустое, – отмахнулась я. – Всегда рада быть вам полезной. Доброй ночи.

– Доброй ночи, дайнани, – ответил хамче.

Преисполненная благодушия, я вернулась в спальню. Отправив книгу под подушку, я уже намеревалась лечь, но взгляд мой вновь упал на спящего супруга. И снова я любовалась им. Сердце мое таяло от нежности и желания обнять его, провести ладонью по волосам, коснуться губами приоткрытых губ, а после уткнуться носом в плечо и заснуть под звуки тихого спокойного дыхания и завывания ветра. Я даже уже потянулась к Танияру, но… передумала. Попросту вспомнила, как он оттолкнул меня и опять обиделась. Уже не так сильно, однако вредность вернулась вместе с воспоминанием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И я, улегшись в кровать, повернулась к дайну спиной, решив ни за что не отступать от данного обещания, чтобы поутру не видеть ироничный взгляд. Сказала – никаких поцелуев, значит, без поцелуев. Вот первый обнимет, тогда, так и быть, оттаю, но не раньше. Именно так, и никак иначе. Удовлетворенная своим решением, я закрыла глаза и вздохнула, приготовившись уплыть в блаженную негу сна…

А потом теплая мужская ладонь опустилась мне на бедро, переползла на талию и скользнула на живот. Танияр прижался к моей спине и, уткнувшись носом мне в макушку, пощекотал дыханием. А еще спустя мгновение я почувствовала, как супруг поцеловал меня. Улыбка сама собой скользнула на уста, и я вздохнула второй раз, но теперь уж и вовсе умиротворенно. А спустя минуту уже крепко спала…

Разумеется, когда я проснулась, Танияр уже давно и благополучно покинул подворье. Уж он-то не просидел ночь в важных изысканиях, а сладко спал, не мучаясь ни голодом, ни великой целью. Впрочем, я не жалуюсь ни на ночные бдения, ни на желание подкрепиться. Первое было необходимо моему старому другу, второе… разумеется, дайнанчи. Что до нашего славного правителя, то у него и днем забот хватало. Так что никаких претензий я к нему не имела.

Кстати, о дайнанчи…

– Ты опять проголодался, мое маленькое счастье, – погладив живот, констатировала я. – И не мудрено. Последний раз мама кормила тебя ночью, а сейчас уже белый день. Да и что там кормила… так, дала перекусить. Теперь уж мы с тобой поедим по-настоящему. Чувствуешь эти запахи? Наша дорогая Сурхэм уже выманивает нас к столу, и мы не станем отказываться от столь любезного приглашения, верно?

Дайнанчи молчал, но я точно знала, что мы с ним единодушны. А раз так, то томить его и дальше было преступлением. И как хорошая мать я поспешила привести себя в порядок, чтобы отправиться на кухню. К тому же на сегодня еще было намечено немало важных дел, и одно из них – мое присутствие на Совете. Я была уверена, что супруг задержит его, чтобы я успела к началу. Однако заставлять себя ждать было невежливо, и потому надо было поторопиться. Но для начала необходимо исполнить свой родительский долг, и я направилась в царство ароматных запахов и громыхавшей посуды.

– Милости Отца, Сурхэм, и доброго утра, – пожелала я, войдя на кухню.

– Утра, – фыркнула хранительница нашего очага. – Было б лето, уже бы солнце высоко над крышами стояло. Уж больно долго спишь.

– Кхм, – кашлянула я, и женщина проворчала:

– Прости, дайнани. – Однако не удержалась и все-таки добавила: – А спишь всё равно долго.

– И оттого есть хочу, как оголодавший рырх, – намекнула я на то, что потчевать меня надо вовсе не увещеваниями.

– Дайнанчи накормлю, а те, кто любят поспать, пусть себя бранят, что остались голодными, – деловито ответила Сурхэм.

– Так и быть, – не стала я спорить, – буду ходить голодной и пенять на себя, а будущего дайна стоит задобрить сытным завтраком. Иначе после благоволения от него не жди.

– Когда он благоволить начнет, я уж в Белой долине с духами говорить буду, – отмахнулась женщина, – ставя передо мной миску наваристого тынгаша.

Тынгаш – это жидкая каша на мясном бульоне. Ее не варили, а закладывали заведомо распаренные зерна тынше в кипящей бульон. После снимали котелок с огня, и зерна доходили сами. Прежде мне тынгаш не очень нравился, казался жирным. Однако по возвращении из родного мира я поняла, что обожаю это блюдо, и Сурхэм готовила мне его каждое утро, а иногда и на ужин. Если я просила, конечно.

– Ты вредная, Сурхэм, – втянув носом запах каши, вернулась я к прерванному разговору. – Тебя духи выпроводят из Белой долины на новое рождение.

– И что? – женщина подала мне недавно испеченные лепешки. – Даже если и так, дайнанчи до меня всё равно не дотянется.

– Кова-арная, – протянула я, и прислужница хмыкнула.