Король и Каролинка - Максим Солохин

Но и такое зрелище, надо сказать -- редкость. Мне не раз случалось ВИДЕТЬ совершенно несчастных людей, бессознательное которых выглядело вполне довольным и самоуверенным, как будто само их несчастье было только частью его хитроумного плана. Гений -- вообще существо сильное, страстное, жизнерадостное и неунывающее.

Моя бабушка, умиравшая в последней стадии ракового заболевания, на уровне сознания совсем истаявшая, однажды ВИДЕЛАСЬ мне гневной и грозной повелительницей, карающей непокорное потомство своею жуткою болезнью.

Алкоголики, которые иногда приходили к нам выпрашивать деньги на выпивку, тоже имели сильное бессознательное. Тут вообще наблюдается корреляция: чем более жалким, ничтожным становится "я" спившегося человека, тем сильнее, крепче, богаче его бессознательное. "Гений" словно высасывает соки из человека, постепенно порабощая его ум. Энергия "гения" -- это энергия страстей.

У нищих по плоти дух часто видится гордым и надменным по-королевски. Да гений -- он вообще как правило держится королем! Наверное, отцу Федору пришлось много претерпеть, чтобы довести своего гения до такого прискорбного состояния.

Отец Федор мне нравился, хотя и не во всем. Но идея нищеты духовной меня искренне заинтересовала. Мне тоже захотелось замучить свое бессознательное, и я помышлял когда-нибудь стать монахом. Конечно, это был детский романтизм. Слишком многое стояло между мной и Богом, в том числе неправильное понятие о бессознательном, усвоенное мною от Папы.

Но оказалась, что все это -- не навсегда. Это тоже оказалась частью цикла, только такого огромного цикла, что я просто не ВИДЕЛ конца. Окончательный официальный развод Мамы с Папой казался мне слишком серьезным шагом, чтобы я был способен осознать, что И ЭТО тоже всего лишь часть маминой игры. Но осознать -- пришлось!

Дело было так.

Дедушка

Надо рассказать наконец о моем знаменитом Дедушке, о папе моего Папы. Дедушка у меня жил в Столице, в огромной четырехкомнатной квартире. Он был человеком богатым. Мой Дедушка -- детский писатель, притом очень большой писатель. Критики даже называли его "Лев Толстой детской литературы".

Мой Дедушка писал сказки, но книг его я в детстве почти совсем не читал, потому что книги эти моя Мама считала вредными. Вернее, вредными их считал отец Федор, мамин духовный отец. И вообще, отец Федор считал, что мне не очень-то полезно общаться со своим Дедушкой. А как считал отец Федор, так и делала Мама. И я мало общался со своим Дедушкой.

Почему отец Федор считал моего Дедушку вредным, это я понимал. Дедушка у меня был человеком очень-очень большим и влиятельным, но при этом совсем НЕЦЕРКОВНЫМ, да и вообще как будто неверующим. Конечно, он не являлся чудаком-материалистом, но и в храм как-то вот не ходил. То есть, Папа рассказывал, что Дедушка, бывало, и зайдет в храм, но не на службу, а просто так.

-- Он -- гений, -- сказал Папа. -- Точнее сказать, "у него гений", каких мало!.. С таким гением трудно опуститься на колени. Даже перед Распятием.

А я был мальчиком церковным. Я, можно сказать, вырос на коленях. Перед Распятием. Но при этом все в один голос говорили, что я ужасно похож на Деда. Даже о. Федор это замечал, и для него это был зловещий симптом. Отец Федор как-то слишком буквально понимал выражение, что дети "без ума" от Дедушкиных книг. Наверное, он боялся, что я тоже сойду с ума.

Хотя вообще-то я Дедушку действительно любил и, наверное, бессознательно подражал ему в чем-то. Он мне казался каким-то фантастически могущественным существом. Может быть, мне казалось, что писатель, сказочник -- это что-то вроде начальника, господина сказки. А может быть, я просто ВИДЕЛ его непомерное духовное богатство.

Мне думается, Дедушка как детский писатель, да еще сказочник, слишком уж прикипел сердцем к волшебству. Он не был сам волшебником, но любил всякие добрые чудеса, любил летучие корабли, говорящих животных, параллельные миры и прочее. И строгая позиция Церкви по этому вопросу его отталкивала.

Я смутно помнил, как когда-то в самой ранней молодости Дедушка часто водил меня гулять в лес. Подробности я не помню, но помню, что там, в лесу, он казался мне каким-то сказочным великаном, исполином. Коротко, не совсем человеком. Гением.

Мне было тогда года три. В ту эпоху дедушка еще не столь уж прославился, мама еще не стала духовной дочерью о. Федора, а просто ходила в Церковь. Мы жили тогда в провинциальном городке, метрах в ста от кромки леса. И мы с Дедушкой ходили гулять в лес. Я помню, что мы много разговаривали. Однако о чем мы разговаривали, я совсем не запомнил. Может, имел место глубокий транс. Я вообще ничего не запомнил, кроме ощущения, что было здорово. Ощущение было приятным, и поэтому я любил Дедушку и втайне обижался на отца Федора, что тот считает Дедушку вредным.

Между тем, годы шли, я рос. Мамины "циклы" в отношении Папы, естественно, бросали тень и на папиного папу. Притом Дедушка разбогател и перебрался в Столицу, в четырехкомнатную квартиру. Он звал нас за собой, но Мама на этот шаг не решилась -- ее держала работа. И вот, встречались мы с Дедушкой все реже и реже, а книг я его не читал принципиально, так как они были "слишком психоделические".

А когда мы с Мамой окончательно перебрались к о. Федору, встречаться с Дедушкой я перестал совсем. Так решил отец Федор, такое условие он поставил Маме. Если Дедушка хочет меня увидеть, пусть САМ приезжает в монастырь! А нам ездить к Дедушке более не следует, надо приглашать его к нам.

Мы приглашали. Но у знаменитого Дедушки в Столице вечно были дела, и в монастырь к внуку-подвижнику он так и не приехал. Через год Мама снова запросилась свозить меня в гости к Дедушке. Но мы не поехали. Отец Федор решил:

-- Если Вы всерьез собираетесь жить при монастыре, то это совсем неуместно. Выбирайте.

Может быть, он специально искушал Маму, провоцируя разрыв? Нет, скорее, все-таки, действительно надеялся, что Мама смирится и обнищает духовно...

Маме строгость отца Федора показалась непомерной и необоснованной, но она не стала спорить и смирилась, по крайней мере, внешне. И все же, ВИДЯ ее, мне нетрудно было догадаться, что отец Федор перегибает палку. Мамин гений явно ОБРАДОВАЛСЯ этой непомерной требовательности. ВИДНО, у него сложился какой-то гениальный план, о котором сама Мама пока ничего не знала. И вот, при всей моей житейской неопытности, я начал смутно догадываться, что грядут большие перемены.

Дело в том, что с тех пор, как Мама стала не просто приезжать посоветоваться, а ПОСТОЯННО ЖИТЬ при монастыре, при ногах о. Федора, оказалось, что ей становится все труднее и труднее играть роль смиренной послушницы. Ее другое, бессознательное "я" вовсе никогда и не собиралось бесславно погибать тут в монастыре, а оно было у Мамы тоже очень сильным, страстным, прямо-таки искрометным. Такая уж у меня семья.

Мама была слишком духовно одаренной личностью, чтобы погребсти себя заживо. Став из актрисы кухаркой, она круто обошлась со своим гением. Но он был малый не промах! У Мамы хвалило сил лечь в могилу и даже слегка присыпать себя землей. Но лежать так год за годом она не смогла! К тому же, как я теперь понимаю, конечно, она сильно скучала по Папе. Может быть, она надеялась, что это притупится со временем. Но это не притуплялось.

И вот, конечно, между ней и ее духовным отцом постепенно стали обнаруживаться существенные различия во взглядах. В том числе, и во взглядах на Дедушку.

И вот в один прекрасный (по крайней мере, необычный) день Мама сама, своими руками дала мне почитать дедушкину книжку. Она принесла ее прямо в сторожку при храме. Я удивился, почуяв в этом что-то нехорошее:

-- А как же отец Федор?

-- Ничего. Почитай, познакомься. Это -- твой Дедушка.

Я почитал, и еще больше удивился. Это была сказочная повесть про мальчика, который нашел ход в другой сказочный мир. Там, в этом мире, злодействовала одна колдунья, не то чтобы злая, просто она не умела разобраться в себе, и мальчик пришел на помощь. И за это его выбрали Королем в том мире. Сказка была добрая, и было решительно непонятно, что отец Федор тут усмотрел вредного.

После этой книги у меня появилось определенное предчувствие, что скоро мы поедем в Столицу. На службе я стоял отстраненно, пытаясь представить себе, как будет выглядеть моя жизнь, если мы -- ВДРУГ! -- переберемся к Дедушке.

Дело в том, что я же был единственным наследником дедушкиной квартиры. И в этом смысле мамин окончательный развод с Папой очень много значил для меня юридически. Хотя я был ребенком, но вот этот момент, эту логику событий почему-то отслеживал, хотя и притворялся, будто совершенно ни при чем.

Наши отношения с Папой были слишком сложными, чтобы тут можно было рассуждать логически. Тут все решалось на уровне скрытого, внутреннего "я". Решалось нечеловечески гениально. В духе, так сказать. Вначале, на заре нашей жизни при монастыре, пока оформлялся развод, Мама определенно сказала, что не хочет жить в Столице, а хочет жить в деревне при отце Федоре. Я понял так, что даже когда Дедушка умрет, мы все равно будем жить в деревне. До самой смерти. И смирился со своим внезапно наступившим обнищанием, решив всецело отдаться духовной жизни.