Эхо Москвы. Непридуманная история - Леся Рябцева

В коридоре, у дверей Венедиктова, висит рында. Появилась она после гибели «Курска». Принес Игорь Дыгало, с которым мы все те августовские дни и ночи 2000 года замирали и надеялись, что кто-то спасется. Очень хотелось! Алексей Алексеевич ходил бледный и мрачный. Его отец ведь был подводник и погиб за неделю-другую до рождения сына. Учился, как и мой папа, в Рижской мореходке, только был на два курса младше. При нашем с Алешей знакомстве, аж в 1976 году, папа сразу вспомнил того Алексея Венедиктова, ставшего военным моряком. Так что мы всю эховскую жизнь очень трепетно относимся к флоту, а тут такая трагедия…

Детям разного возраста, приходящим на «Эхо», всегда хочется поотбивать склянки. Но этого не стоит делать. Звон дойдет до эфира, а Алексей Алексеевич явно не будет счастлив. Но и без того на «Эхе» есть что-то корабельное. Но, скорее, не строго военно-морское, а пиратское. Ведь что с того, что джентльмены удачи не носят строгих мундиров и тянутся, отдавая честь? Разве Исраэл Хэндс хуже стрелял из пушки, оттого что носил бандану, а не форменную шляпу? А Билли Бонс менее точно прокладывал курс? Дисциплина, когда нужно, ром только на берегу или 22 августа, а в случае чего Флинт/Сильвер быстро наведет порядок. Да, не исключен и канатный ящик, а в крайних случаях – прогулка по доске… Однако в последний момент провинившийся корсар хватается за воротник и возвращается на борт. Бывает, что кто-то спускает на воду спасательный ялик и устремляется в ночную тьму. При встречах на Тортуге мы зла не держим друг на друга. Пожалуй даже, и когда беглец оказывается на службе у, скажем, Адмиралтейства.

Лорды из Адмиралтейства периодически пытаются «привести нас в порядок». Они давно решили покончить с береговым братством и вот уже пятнадцать лет захватывают корабль за кораблем. Первым пал фрегат «НТВ», на котором лорды подняли свой флаг, часть команды сумела спастись, но ненадолго: «ТВ6» и «ТВС» были потоплены. И так – вплоть до линкора «РИА» и скоростного корвета «Лента. ру». К нам посылали парламентеров. Поэтому на нашей посудине появился пятнадцать лет назад «гросс-адмирал» Кох, а совсем недавно – «контр-адмирал» Лесин. Оба наткнулись на что-то такое, что никак не укладывалось у них в голове. Итак, в начале двухтысячных лорды добивали империю Гусинского и заслали на «Эхо Москвы» Альфреда Коха в качестве профессионального ликвидатора (ничего-личного-только-бизнес). Мы его приняли, как полагается, в нашем занюханном лифт-холле, выслушали с нарочитым невниманием, упершись глазами в стену позади пришельца. Он осведомился, нет ли у нас вопросов, и был убит наповал. Майя Лазаревна Пешкова нежным голосом спросила: «Альфред Рейнгольдович, а кто были Ваши мама и папа?» Онемевшее тело Коха уехало в лифте.

А в четырнадцатом году, когда за откровенный твит Сашу Плющева пытались повесить на рее без ведома Венедиктова, начался жестокий спор, чреватый кровавой битвой. Абордажные сабли блистали, фитили тлели в руках канониров. Последние переговоры. Михаил Юрьевич Лесин, не желая ступать на наш пиратский борт, пригласил «Эхо» в Дом журналистов. В зале поставили даже какие-то столы с водой и закусками, кожаные диваны, в общем, – «Голубой Огонек» и встреча с космонавтами. Лесин пришел бодрый, загорелый, порывистый, по-приятельски грубоватый: смотрите, я тоже пират, да еще похлеще вашего – не хватало только попугая на плече. Судя по всему, он думал, что «Эхо Москвы» – это Венедиктов, еще пара-тройка закаленных джентльменов удачи, а все остальные – однообразно подпевающая матросская масса. Откуда он мог знать, что блондинка в рваных джинсах – это журналист-боец и упорнейший поисковик, а восточная красавица в черном платье – одна из самых образованных журналистких леди; как уложить в сознании, что молодой человек с хорошо поставленным голосом, сидящий на полу и записывающий все логические несуразицы докладчика – журналист-бульдог, не намеренный разжимать челюсти до победного конца, а разгильдяй со смартфоном, твитящий, не поднимая глаз на начальство – бесстрашный репортер? Когда стало понятно, что «эти» не отдадут ни квадратного дюйма своей редакционной палубы, встреча завершилась, а переговоры ушли за кулисы.

Кто это тут старчески кряхтел, что только раньше корабли были деревянные, а люди – железные?

Вот такое «Йо-Хо-Хо Москвы».

* * *

А был ведь у нас и свой Пью. Остроумный, язвительный, блестящий музобозреватель Анатолий Агамиров, вечно мучившийся с глазами и концу уже почти ничего не видевший.

Один из первых московских плейбоев, теннисист, он в свое время бросил «перепиливать» средний ящик – виолончель и взялся за контрабас – ящик покрупнее. Добрый приятель Анатолия Суреновича и автор фразы про «перепиливание» – композитор Николай Каретников – говорил, что в Агамирове пропадал новый и, может быть, лучший Ираклий Андроников. Нескончаемые рассказы о музыкантах, писателях, художниках, артистах только малой своей частью вошли в агамировские передачи на «Эхе». Анатолий Суренович увлекался, сочинял, прибавлял, разукрашивал и всегда – увлекательно, блестяще. Он знал всех, и самое замечательное – все знали его. Иногда, правда, его рассказы улетали в какую-то «новую хронологию», он становился очевидцем событий, которых никак не мог застать, но еще чуть-чуть, и мы бы все поверили, что Агамиров родился «четыреста лет назад, в горах Шотландии». Гипотеза, что он бессмертный Горец, объяснила бы все, в том числе выстроились бы в более разреженную цепочку все его любимые жены, с каждой из которых он прожил долгую и страстную жизнь. А родился Агамиров в проклятом тридцать седьмом, когда отца его уже арестовали, и приютила его «тетка Розенель», актриса, вдова Луначарского. Если к людям вообще, даже самым нелюбимым, Анатолий Суренович был в худшем случае ядовито саркастичным, то Сталина и все, что с ним связано, ненавидел люто и холодно.

Помню, как во время одного из путчей, когда все занимались всем, Агамиров сел на место референта отвечать на звонки. Телефон бурчал, Анатолий Суренович нащупывал трубку, подносил ее к уху, вежливо говорил: «Эхо Москвы» – и долго слушал. Потом так же вежливо отвечал: «Должен Вам сказать, что Вы мерзавец», – наощупь находил рычаги и клал трубку на место. Агамиров к своему зрению относился очень мужественно и иронично. «Знаете, почему я не вожу автомобиль? – спрашивал он, сидя на стуле, опершись на палку и поддерживая какой-то разговор о машинах. – Потому, что я выпиваю». Сидел он обычно у дверей, выходящих в коридор. Заслышав приближение дамских шагов, Анатолий Суренович оборачивался и провожал ножки внимательным взглядом сквозь затемненные очки. Клянусь вам, он все видел!

Бессмертным он, увы, не оказался. Ушел тихо, как джентльмен, прямо накануне нашего августовского праздника. Как жаль, а то сказал бы что-нибудь короткое, но емкое про нынешнюю жизнь, сопроводив все это ядовитым своим смешком.

* * *

Заметки еретические, но и радио само – еретическое.

Только новости могут быть каноническими, то есть действительно важными, действительно свежими, и тут – никаких индивидуальных прыжков в сторону.

Все остальное – люди.

У нас никогда не было и никогда не будет, думаю, так называемых «важных тем», которые в отдельной программе «должен» будет кто угодно поднять. Требуются маньяки, одержимые чем-то и способные это что-то увлекательно представить.

– У нас были и будут «Битлз», потому что есть сумасшедший дядя Володя Ильинский.

– У нас миллион нетаков, всетаков и прочих воттаков, потому что мы с Венедиктовым – психи, помешанные на Истории.

– У нас был джаз только потому, что в эфире работали великолепные безумцы: Борис Алексеев и Моисей Рыбак.

– Так было, есть и, надеюсь, так будет.

Ольга Бычкова

«У вас своя история, а у нас своя история»

Ольга Бычкова

21 октября 2000 г.

К. ЛАРИНА: Добрый день еще раз. Программа «Сотрудники», которая у нас приурочена к славному юбилею радиостанции «Эхо Москвы», 20 лет мы отмечаем в этом году. Поэтому мы решились пройти по всем сотрудникам, еще раз вас с ними познакомить, перетасовать эту колоду и посадить их на место гостя, что сегодня и происходит. И если вы сейчас настроите свой Интернет на наш сайт, то увидите роскошную женщину здесь в студии, в синем сарафане.

О. БЫЧКОВА: В синем платье. «Сарафане». (все смеются)

К. ЛАРИНА: Ну, сейчас они увидят все и поймут, что это, действительно, самая красивая ведущая радиостанции «Эхо Москвы».

О. БЫЧКОВА: Спасибо, дорогая.

К. ЛАРИНА: Да, я тут подписываюсь, поскольку все наши слушатели пишут об этом – что Оля Бычкова самая красивая. Оля Бычкова – самая красивая, у Оли Бычковой самый чарующий голос, у Оли Бычковой острый ум и быстрая реакция. Великолепное чувство юмора и чувство выдержки, и вообще она настоящий герой. Оля, здравствуй.