Вечер трудного дня - Юрий Божич
- Дата:10.08.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Вечер трудного дня
- Автор: Юрий Божич
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий Божич
Вечер трудного дня
Вечер трудного дня
В конторе я нарисовался около десяти. Это можно было расценить как опоздание. Можно, да некому: редактор ушла в высокие руководящие кабинеты. Располагались они этажом ниже.
По коридору бродил Малков с пулеметными лентами фотопленок наперевес. Когда он поднимал их на свет и рассматривал кадр, возникал неявный образ Магомета на горе Хира. Борода, в частности, светилась.
— Привет, — говорю.— А где женское поголовье редакции?
— Пасется, понимаешь.
— Ясно.
— Тебе тут поклонницы звонили. В смысле — Шелестинский, с КМЗ.
— Ну?..
— Они вроде бы хотят тебя кандидатом в депутаты выдвинуть.
— Сельрады?
— Чего?
— Перегрелись, — говорю, — что ли?..
— Ты ему позвони. Я сказал, что ты придешь — перезвонишь.
— Ты заботлив, как госстрах. Это даже удручает.
— Че-то у тебя с глазами, — засомневался Малков.
— Ерунда. Журналист получил задание: недоспать.
— Лучше бы он, понимаешь, получил — переспать.
— Логично, — говорю, — да не с кем.
Захожу в свой кабинет — записка. Рукой Марьи Павловны: "Юра! Позвони на КМЗ. МП."
Осада Сиракуз римлянами…
Набрал Шелестинского. Разговор получился какой-то кальвинистский: видимо, все было предрешено. Как в сказке про колобка. Надо же, изумился я, — редакция не напрягла, от комсомола открестился, а тут… И зачем только я писал об их проблемах? Чтобы сделать их своими?
Сижу… Голова заканчивается где-то на уровне зубов. Дальше — паутина боли. Глаза интернационально скатываются к переносице. Кто это придумал — пить с вечера?
Заходит Ирка, машинистка. Улыбается по-рысьи. Протягивает какие-то мои опусы. После "Ятрани" в них появляется что-то прокрустово. Не рукописи — танкисты. Рост — 150. Где, черт возьми, своеобразие моей строки? Где география чернильных исправлений? Где удаль подписи, наконец? Вот это буржуйское слово — оно что, читается как "Божич"?
— Кстати, — говорю, — ты зачем меня на целую букву "о" сократила? Мы что, на арамейский переходим?
— Ой, не могу, — прыскает Ирка. — "Бжич"! Ой, не могу!
— Ты — не машинистка. Ты — ротный писарь! Еще и принесла, небось, какую-то гадость.
Я заглядываю в рукопись — точно: про экологию.
Откуда-то влетает Инка. Взгляд — как у подпольщика после облавы: все, убежала, куда дела листовки — не помню; Ленина взяли? а зачем отдали?.. Короче, боец невидимого фронта. Корреспондент широкого профиля.
— Малков уже ушел? — спрашивает. — М-м… гадство! Я забыла…
— Малкова — забыла? Ну, с бородой такой мужик, в синем свитере… Фотокором зовут.
Она собирается что-то объяснять. Потом машет рукой — мол, все равно.
Под собственный смех женщинки удаляются.
Я склоняюсь над столом. В тексте — чуть ли трубный глас архангела Гавриила: "Анализ онкозаболеваний показывает…" В общем, ложись, товарищ, смерть пришла! Заголовок соответствующий: "Земля тревоги нашей". Стейнбек, блин.
Господи, Господи!.. Статисту дали роль борца.
А тут еще эти выборы!.. Народ на них тянет, как беременных на солененькое. Не обходится без курьезов. Один соискатель накануне притащил мне доклад: "Новое в периодической системе Менделеева". С порога заявил:
— Пока коммунисты у власти, этого не опубликуют.
И ушел.
Я почесал затылок: при чем здесь, спрашивается, выборы? Однако и коммунисты — тоже хороши! Ведут себя явно вызывающе: можно подумать, что они в сговоре с Менделеевым.
Вытащил доклад, перевернул пару страниц. Позвонил Есипу. Кандидат наук, думаю, химик — пусть разбирается.
— Кто-кто? — переспросил Владимир Петрович.
Я повторил имя посетителя.
Есип, слышу, погрузился в улыбку.
— Мы с ним, — говорит, — когда-то вместе на кафедре работали. Однажды он подходит ко мне и говорит:
"— Знаешь, Келдыша нет.
— Как нет? — удивляюсь.
— Нет и все.
— Ч-черт! Что, умер, что ли?
— Нет. Просто нет.
— Ну, может, уехал куда, в командировку?..
— Нет, — говорит. — Я сегодня позвонил в Академию Наук, попросил: позовите Келдыша. А мне отвечают: его нет.
— Может, он пописять пошел!..
— Если бы пошел, так бы и сказали. А то ведь сказали: нет. Понял? Нет его. Совсем нет. Понял?
— П-понял, — говорю."
Есип смеется.
— Ясно, — отвечаю. — Келдыша нет. Менделеев — полное говно. Весь мир — бардак.
— Кстати, — интересуется Владимир Петрович, — вы в курсе — завтра в Северодонецке митинг?
— Откуда мне знать? Я ж в газете работаю. А вы что, ангажируете?
Наутро — смутная атмосфера стрелецкой казни. В центре площади — деревянный помост, на котором батрачит микрофон. Народ бродит, как сусло. Есип вдруг спрашивает:
— Вы знаете, что Рубежное основали запорожцы?
Этого, думаю, мне только не хватало. Видимо, есть особый шарм: в Копенгагене выяснять детали Бостонского чаепития. Мы протискиваемся ближе к оратору. Над толпой, как мишень при стрельбе по "бегущему кабану", поднимаются и опускаются лозунги. Некоторые выглядят как-то незакончено. Например, "Чернобыль повторяется". Ну и?.. Из динамика долетает:
— Еще не все грехи мои учлись. Еще не указано, что пятилетним мальчиком я пускал струйку через соседский забор!..
На площади — хохот. Я смотрю на выступающего. Ничего особенного, пожилой человек с физиономией замполита: за все болею — ни за что не отвечаю.
— Тут спрашивают, сколько раз я был женат? Поясняю: трижды. Каюсь: больше не повториться!
Опять смех. Мужчины аплодируют. Я поглядываю на Есипа:
— Это кто ж такой?
— Иосиф Курлат, поэт, — просвещает меня Владимир Петрович.
Откуда-то выныривает рифмованный транспарант: "Защитим Курлата от партаппарата!"
— Да тут, — говорю, — не без режиссуры…
В свое время, оказывается, Курлат писал стихи Хрущеву, Брежневу и очередным съездам партии, начиная с двадцатого. О его славном прошлом ненароком вспомнил на страницах местной прессы какой-то горкомовский работник. Поэт обиделся и решил баллотироваться в депутаты. С поэтами это случается.
— Сегодня на всякий пожарный он состоит в КПСС, "Рухе", "Зеленом світе" и еще где-то, — язвительно усмехается Есип. Это, кстати, его нормальное выражение лица. Не уверен, расстается ли он с ним в постели. Утеряй он где-то свою усмешку — ею все равно никто не сможет воспользоваться. Как ключами от разрушенного храма.
Стало холодать. Выступающие меняли друг друга все чаще. Будто взбирались не на трибуну, а на лежанку. Когда претенденты уже всем порядком поднадоели, на помосте возникла фигура депутата Верховного Совета Ивана Степановича Матвиевского. Выглядел он скульптурно. Длинное синее пальто по добротности напоминало валенок.
Полгода назад Пашка Коваленко на радио делал о нем передачу. Ездил в Мостки, на малую родину народного избранника, разговаривал с людьми. Его студийная фонотека пополнилась тогда шумом ветра, мычанием коровы и ухабистым, с некоторой даже угрозой, рыком трактора. Неясное сходство героя очерка с Пашей Ангелиной настораживало.
В Северодонецке Матвиевскому учинили форменный допрос. Он заикался и от собственной искренности казался туповатым.
— Вы "захлопывали" Сахарова? Почему вы проголосовали за статью шесть?
— Сахарова, товарищи, я не "захлопывал", — отвечал депутат.
Перед его носом тут же взошло: "Нет — крикунам и демагогам!"
— А насчет шестой статьи, товарищи… Пришла сначала одна телеграмма, с "Азота": голосуйте против. Ладно, думаю, против так против. Потом другая: хватит разгула, голосуйте за. Конечно, если бы, допустим, встречные варианты…
Поднялся свист. Кто-то выбросил лозунг: "Власть от партии — к Советам!" Матвиевский рассудительно предложил собравшимся обращаться за мясом непосредственно к нему. Какая-то пыжиковая шапка обозвала его марионеткой.
Что за люди! Никакого понимания диалектики!
К холоду исподволь примешалась скука. Народ побурчал и начал расходиться.
— Ну, и что вы по этому поводу напишите? — спросил Есип на обратном пути.
— "Сагу о Форсайтах", — ответил я. Соврал. Сочинилось нечто под заголовком "Этого требует момент". Курлату я приписал широту взглядов. Матвиеевского отпел. Могло бы, кстати, выйти и наоборот.
Дней через десять в газете появились три фотографии. На одной чертополохом произрастали ладони голосующих. На второй — я на трибуне: что-то среднее между дьячком-профессионалом и лектором по политическим вопросам. Хорошо получилась моя белая кофта. Создает настроение: подмывает высморкаться. На третьей — я и отставные конкуренты: Шелестинский с каким-то мужиком. Лица радостные, как по пятницам. В тексте, состряпанном Инкой, — сентиментально-уважительные нотки и пролежни слова "альтернатива". Два абзаца — об одинокой руке, поднявшейся против. "Видимо, немало усилий придется приложить журналисту Божичу, чтобы растопить этот лед недоверия". Подпись: "И.Попова".
- В любви, как на войне - Дарья Асламова - Современная проза
- Ветер перемен - Семен Малков - Современная проза
- Путник, придешь когда в Спа - Генрих Бёлль - Современная проза
- Исход - Игорь Шенфельд - Современная проза
- Пиявка - Дафна дю Морье - Современная проза
- Мужское-женское, или Третий роман - Ольга Новикова - Современная проза
- Привет, старик! - Юрий Красавин - Современная проза
- Тревога - Ричи Достян - Современная проза
- Ритуалы - Сэйс Нотебоом - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза