Сирота - Вильгельм Кюхельбекер
- Дата:21.05.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Сирота
- Автор: Вильгельм Кюхельбекер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вильгельм Кюхельбекер
СИРОТА
1
Из тишины уединеньяТуда несется мой привет,Туда, в обитель наслажденья,Под кров, где ты, не раб сует,Любовь и мир и вдохновеньяИз жизни черпаешь, поэт, —Там ты на якоре, и буриУж не мрачат твоей лазури.
2
За друга и мои мольбыГоре парили к пресвятому —И внял отец, господь судьбы:Будь слава промыслу благому!Из грозной, тягостной борьбыС венком ты вышел… Что и громуГреметь отныне? был свиреп;Но ты под рев его окреп.
3
Тот, на кого я уповаю,Меня услышит. — Дан ты в честь,В утеху дан родному краю;Подругу-ангела обрестьУмел ты, — и, подобно раю,Отныне дням поэта цвесть.Расторг ты козни вероломства, —Итак — вперед, и в слух потомства
4
Пролейся в песнях вековых!Талант, любимцу небом данный,В унылой ночи недр земныхДа не сокроется. — Избранный!Пример и вождь певцов младых!В эфир свободный и пространныйПолет тебе ли не знаком? —Вперед же доблестным орлом!
5
А я? — надеждою одноюНа мощь и силу друга смел,Страшусь стремиться за тобою;Не светлый выпал мне удел, —Но, брат, и я храним судьбою,Вотще я трепетал и млел;Целебна чаша испытанья,Восторга не зальют страданья.
6
Еще не вовсе я погас,Не вовсе песни мне постыли,И арфу я беру подчас,Из гроба вызываю были,И тело им дает мой глас;Мечты меня не позабыли, —Но не огонь мой малый дар,Он под золою тихий жар.
7
Что нужды? — Жар сей благодатен:Я им питаем и живим;И дружбе будет же приятенСмиренный цвет, рожденный им!Пусть будет голос мой невнятенСердцам, с рождения глухим!Не посвящаю песни свету,Но сердцу друга, но поэту.Вы знаете, любезные друзья,Владею шапкой-невидимкой я:На край моей безмолвной колыбелиОднажды возле лиры и свирелиМладенцу мне в гостинец положилТу шапку ангел песней — Исфраил.Подарком дивным поделюся с вами:Пойдемте! — Окруженный деревами,Вы видите ли скромный и простой,Красивый домик? — Пыли городской,И духоты, и суеты, и знояНет в околотке: здесь приют покоя,Прибежище отрадной тишины,Предместье; здесь, с полями сближены,В соседстве царства матери Природы,Живут счастливцы! — Месяцы и годыТекут для них без тех незапных бурь,Которые так часто тьмят лазурьТам, где дворцы вздымаются до неба.Так, — горе есть и здесь; но лишь бы хлебаДовольно было, лишь бы ремеслоБез остановки, без помехи шло, —Жилец предместья весел и доволен.Он не бывает честолюбьем болен;Священ ему прапрадедов закон;Коварства и пронырств не знает он,Не терпит новизны, не любит шуму;Повинности спокойно вносит в думуИ, будни посвятив благим трудам,Надев кафтан получше, в божий храм,С благоговейной ясною душою,По дням воскресным ходит всей семьею.Здесь всех знатнее старый протопоп;По нем аптекарь Яков Карлыч Оп,Почтенный муж, осанистый и важный.Богат: над всем кварталом двухэтажный,Украшенный сияющим орлом,Возносится его надменный домНад всеми возвышается челом,Огромный ростом, сам аптекарь тучный.Но петь его потребен голос звучный,А в лавреаты не гожуся яНе лучше ль познакомить вас, друзья,С владетелем смиренного жилья,Перед которым мы сначала стали?Минувшие страданья и печали,Блаженство настоящее егоВам расскажу я… впрочем, для чего?У вас же шапка! так покройтесь ею,Войдите… Поручиться вам не смею,Но примете и вы участье в том,Быть может, что там, сидя вечеркомС своей хозяюшкой за самоваром,Ей повествует с непритворным жаромБез пышных слов и вычур наш геройПо крайней мере, вижу, как слезойГлаза ее лазоревые блещут,Как вздохом перси верные трепещут,И с мужа взоров не сведет она.Вы скажете: «Не мудрено: жена!» —Положим; все ж послушайте. А преждеУзнать нельзя ли по его одежде,Или по обращению с женой,Или по утвари, — кто наш герой?Софа, в углу комод, а над софойНе ты ль гордишься рамкой золотою,Не ты ль летишь на ухарском коне,В косматой бурке, в боевом огне,Летишь и сыплешь на врагов перуны,Поэт-наездник, ты, кому и струныВолшебные и меткий гром войныРавно любезны и равно даны?С тобою рядом, ужас сопостатов,Наш чудо-богатырь, бесстрашный Платов.Потом для пользы боле, чем красы,Простой работы стенные часы;Над полкой с книгами против портретовКинжал и шашка с парой пистолетов;Прибавьте образ девы пресвятойИ стол и стулья. — «Кто же он?» — «Постой!Чубук черешневый, халат бухарский,Оружье, феска, генерал гусарскийИ атаман казачий… Об заклад…»Кто спорит? я догадке вашей рад:Да! он в наряде стройном и красивомЕще недавно на коне ретивомПред грозным взводом храбрых усачейСкакал, но, видно, суженой своейНе обскакал: в отставке. — До сих порВведение; теперь же разговор,Который бы остался вечной тайной,Но мужа и жену за чашкой чайнойПодслушаем. Спасибо! шапка намСослужит службу… Тише! по местам!
РАЗГОВОР ПЕРВЫЙ
МужНе знал я без тебя прямого счастья,Однако от трудов и от ненастья,От хлопот нашей жизни кочевойНе унывал: без страха мчался в бой;В манеж же, в караул и на ученьеХодил без ропота на провиденьеИ всеми был любим. — Короче, мне(Тебя еще не встретил) и во снеЖеланье благ иных не приходило.Итак, давно уже мое светилоБез облак катится. Но был же рокКогда-то, Саша! и ко мне жесток:Любезных мне забвение и холод,Печаль и рабство, стыд и боль, и голод,И бешенство бессилья, и тоскаО днях минувших, лучших — в новичкаНа поприще земного испытанья,В ребенка, друг мой, пролили страданьяТакие, от которых, наконец,Когда бы не помог мне сам творец,Когда бы видимой не спас десницейБезумца, — я бы стал самоубийцей.СашаМеня приводишь в ужас… бог с тобой!С твоей ли было твердою душой…МужЯ был тогда ребенком, друг любезный,Лет девяти. — Суровый, но полезный,Судьбою данный мальчику урокБыл мне, быть может, в самом деле, впрок.Но расскажу без предисловий дальныхТебе я повесть этих дней печальных,А впрочем, благотворных. Только мнеСперва недурно о моей роднеУпомянуть немногими словами.С рубцом над бровью и двумя крестами,Сухой, высокий, бледный мой отецБыл, говорят, когда-то молодец,Суворовский, старинный, храбрый воин.Но, ранами в здоровии расстроен,Дожив в походах славных до седин,Он вышел, взяв полковнический чин,В такую должность, где и средь покояУсердье престарелого герояМогло еще служить родной стране.В Житомире (как это слово мнеИ ныне сладостно, и ныне свято!Там тело старика землей приято,Там некогда старик любил меня,Он там женился: позднего огняНе избежал и напоследок властиВсесильной, целый год таимой страстиБыл должен уступить: «Жених-то сед, —Так рассуждал расчетливый мой дед,-Да бодр еще, а главное полковник».Его согласье получил любовник,И невзирая на различье лет,И матушка не отвечала «нет».Но мил же Десдемоне был Отелло?СашаИтак, любезный, сбыточное дело…МужУвидим, Саша. Стали под венецОна в шестнадцать, в шестьдесят — отец.Вот я родился. Время шло, и вскореИ я уже в его унылом взореЛюбовь ко мне — и горесть мог читать.«Дитя мое, да будет благодатьИ милость божия всегда с тобою!» —Так, над моей склоняся головою,Шептал нередко добрый мой старик;И в сердце, в душу голос мне проник,С которым он слова благословеньяПроизносил; тот голос и в сраженья,И в бури жизни провожал меня.Однажды (помню) он, почти стеня,Прибавил: «Тяжело, Егор, с тобоюРасстаться! без меня ты сиротоюОстанешься. Жаль мне тебя; но матьОбязан ты любить и почитать». —Младенец, я не понимал причиныЖивой, страдающей его кручины,Да знаю, что слезами залился.СашаА матушка?МужИ на нее нельзяПенять мне: и она порой мне ласкиОказывала, выхваляла глазки,Расчесывала локоны сынка;Случалось даже, купит мне конька,Ружье, картинку, саблю жестяную.Ее, прекрасную и молодую,Веселую, любил сердечно я.Но только редко маменька мояРешалась с нами оставаться дома:Была со всеми в городе знакома,У ней в поветах было тьма родни,Вот почему отец и я одниНе час, не день, а целые неделиВ тоске, случалось, без нее сидели.СашаДуши в ней не было.МужНе говори:Не полночи подругой быть зари;Не может быть товарищем морозаЗефирами лелеянная роза…Признаться, сам старик был виноват.Однако же клонилось на закатВ туманах скорби дней его светило:Н вот его бессилье победило,И уж ему навряд ли встать с одра.А матушку какая-то сестраДвоюродная (правда, что некстати)Почти насильно от его кроватиОтторгла и в деревню увезла.Когда ж назад их осень привела,Тогда нашла беспечная супругаСвободного от горя и недуга,Забот и жизни — мужа своего.Дворецкий, бывший денщиком его,Дрожащею от дряхлости рукоюЗакрыл ему глаза; один со мноюПочтил слезами барина Андрей…Но нет! домой приехав из гостейИ батюшку увидев без дыханья,На тело с воплем громкого рыданьяИ матушка поверглась. Друг, — не зла,А только легкомысленна былаСердечная: да будет мир и с нею!Я жизнию тебе ручаться смею,Что, непритворной горести полна,Тужила по покойнике она.СашаОхотно верю; люди близоруки:Сопутникам наносят часто муки,Нередко желчью упояют их;Но голос тружеников вдруг затих:Они спаслись под землю от терзаньяИ, в очередь свою, полны страданья,Раскаянья бесплодного полныМучители. — Тяжелый долг виныНеискупимой искупить любовью,Уже ненужной, — счастьем, плачем, кровьюЖелали бы; да опоздал платеж;А совесть вопиет и на правежЗовет и все зовет, не умолкая;Не вняли ей, а вот сама глухая,И ей невнятен бесполезный стон.МужТы, Саша, мой домашний Масильон.Но продолжаю. О своей печалиСкажу, что наши родственники сталиТвердить мне: «Всем нам должно умирать;Ну, полно хныкать! убиваешь матьТакою безрассудною тоскою.Их я пугался; да мне всей душоюХотелось кинуться в объятья к нейИ вместе выплакаться; от людей,От ней я между тем свое страданьеСкрывать был должен, словно злодеянье.Один — меня не мучил мой Андрей:От наших рассудительных друзейВ каморочку под крышею к АндреюБегу, бывало, и к нему на шею,Рыдая, брошусь. Он меня возьмет,Посадит на колена, мне утретЦветным платком глазенки, лоб малюткиСквозь слезы перекрестит. Прибаутки,Пословицы его хотя просты,А были вдохновеньем доброты,Душевной теплоты плодом отрадным;И мне ль забыть, с каким участьем жаднымЯ слушал усача, когда он мнеПовествовал о русской старине,Когда мне исчислял свои походы?Я с ним в былые уносился годы:С Суворовым и батюшкой и с нимСражал врагов и был неустрашим.Разбиты все: французы, турки, шведы…Как часто после радостной победы,Утешенный, я погружался в сон!Тут на руках снесет, бывало, онИ бережно меня с крыльца крутого,Так, чтоб отнюдь дитяти дорогогоНе разбудить, меня уложит самИ на чердак воротится к мышамИ к одиноким, пасмурным мечтаньям.Но, друг, предался я воспоминаньям,А повесть главную забыл совсем.Он продолжать хотел, но между темРаздался с громким кашлем голос звучный, —И Яков Карлыч, наш знакомец тучный,С любезной дочкою ввалился в дверь.Здесь, братцы, делать нечего теперь:В осаде держит нашего герояПочтенный Оп и нам уже покояНе даст сегодня; Саше за визитОн отплатить пришел и просидитДо полночи; газеты мы услышим,Политику… Нет, лучше мы подышим,Тихонько пробираяся домой,Под вольной твердью, покровенной тьмой,Прохладой сладостной и животворной!Лазурь подернута завесой черной;Но стройный, молчаливый сонм светилИз-за нее окрестность осребрил;Глядят на нас бесчисленные очиТаинственной и необъятной ночи;Меж искрами, которым нет числа,Сияет, величава и светла,Лампада божия, луна златая;Вблизи, вдали, приветливо мерцаяИ словно с звездами вступая в спор, —Иные звезды… Сколько дум неясных!Сдается мне, язык огней безгласныхЯ слушаю; тот шепчет: «Бури нетЗдесь, где трепещет мой отрадный свет,Здесь радость, и любовь, и мир душевный»;Другой: «Мой блеск и тусклый и плачевныйБольного озаряет скорбный одр»;А третий: «Здесь, трудолюбив и бодр,Питомец мудрости, любимец славыЧитает блага вечные уставыИ созерцает образ красоты,Витающей там выше суеты».Все под навесом мирового сводаКругом умолкло: стихнул шум народа,И шум дерев, и шум уснувших вод;Лишь инде запоздалый пешеход(По твоему, Жуковский, выраженью)Идет, своей сопутствуемый тенью.В такую ночь ужель не вспомню яВас, братья, юности моей друзья.Плетнев! внимая песням музы нашей,Твои пенаты нас за полной чашейЛюбили видеть… Были ночи теПодобны этой: в общей темноте,Немой, глубокой, от тебя, приятель,Как часто я, неопытный мечтатель,По улицам, давно уснувшим, брел…А дух мой там ширялся, как орел,За оными блестящими мирами,Летал за нерожденными летамиИ силился сорвать завесу с них…Но тщетно; радостей и снов моихСудьба жалела: свяли б от дыханьяТлетворного, убийственного знанья,Как от сеймума бархат вешних трав.Увы! унылый жребий свой узнав,Я не сберег бы тишины сердечной,Уже не мог бы и тогда, беспечный,Играть с суровой жизнью. Будь хвалаТебе, благая! в мрак ты облеклаГрядущее; посол твой — заблужденьеИ мне же уделило наслажденье;Пусть срок блаженства краток был и мал,Но все ж и я в Аркадии живал.
РАЗГОВОР ВТОРОЙ
- Из ниоткуда в никуда - Виктор Ермолин - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Волшебник - Владимир Набоков - Русская классическая проза
- Конец сезона - Лена Шумная - Русская классическая проза
- Мама, не плачь - Олег Николаевич Борисов - Периодические издания / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Конец века - Олег Павлов - Русская классическая проза
- Крылов и Корица - Борис Козлов - Русская классическая проза
- Прогнившая душа - Евдокия Алексеевна Кокорева - Прочие приключения / Русская классическая проза / Триллер
- Том 27. Письма 1900-1901 - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Вестсайдская история - Ирвинг Шульман - Русская классическая проза