Враги. История любви Роман - Исаак Башевис-Зингер
- Дата:05.11.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: Враги. История любви Роман
- Автор: Исаак Башевис-Зингер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Исаак Башевис Зингер
Враги. История любви
Роман
Часть первая
Глава первая
IГерман Бродер перевернулся на бок и открыл глаза. Он уснул поздно, проснулся поздно и уже час или два ворочался в постели, находясь между явью и сном. На мгновение он оказывался в Нью-Йорке, потом где-то в Цевкуве, в послевоенных лагерях в Германии или даже на сеновале в Липске. Иногда все перемешивалось. Герман знал, что он в Бруклине, и в то же время слышал голоса нацистов, которые втыкали в сено штыки, пытаясь до него дотянуться. Из последних сил он отодвигался от стены сеновала. Острие штыка уже касалось его головы.
Полное пробуждение пришло как решение. «Все, хватит глупых снов!» — сказал он себе и сел. Было светло. Ядвига уже давно оделась. Напротив кровати висело зеркало, в котором Герман увидел себя: в мятой ночной рубашке, с длинной шеей, продолговатым лицом и остатками волос, которые когда-то были рыжими, но со временем полиняли и приобрели желтоватый оттенок с примесью седины. Череп заострялся кверху и блестел. Из-под всклокоченных бровей выглядывали голубые глаза. Они смотрели пронзительно и в то же время мягко. Нос был узким, щеки впалыми, губы тонкими.
Герман всегда просыпался помятым и обросшим щетиной, с таким выражением лица, будто он боролся всю ночь. На высоком лбу виднелся темный синяк. Он потрогал его. «Что это такое, а? — спросил он сам себя. — Может, след от штыка из сна?»
Герман улыбнулся своей догадке: он наткнулся на платяной шкаф ночью, когда выходил в уборную.
Вдруг он крикнул заспанным голосом:
— Ядвига!
У двери, ведущей в коридор, показалась Ядвига — розовощекая польская девка (на самом деле уже замужняя баба), курносая, со светлыми глазами и белыми, как лен, волосами, забранными в кичку и заколотыми шпилькой. В одной руке она держала швабру, в другой — леечку для комнатных цветов. На ней было платье из материала, которого не встретишь в здешних краях, и пара разношенных шлепанцев на босу ногу. У Ядвиги были высокие скулы и пухлая нижняя губа.
Ядвига провела год вместе с Германом в послевоенных лагерях в Германии и уже третий год жила в Америке, однако в ней сохранилась свежесть и застенчивость польской крестьянки. Она не пользовалась косметикой, а по-английски выучила всего несколько слов. Герману казалось, что она привезла с собой из Липска даже запахи. В постели от нее пахло ромашкой. Из кухни теперь доносились ароматы свеклы, молодой картошки, укропа и еще чего-то непонятного, пахнущего летом и землей и напоминающего Герману о Липске.
Минуту она смотрела на него с выражением добродушного укора, а потом проговорила:
— Поздно уже. Я постирала твои вещи и сходила в магазин. Я позавтракала, но теперь опять есть захотелось…
Ядвига говорила на просторечном польском. Герман отвечал ей как придется: на польском, на идише. Иногда в шутку вставлял в речь слова из «святого языка», а то и цитаты из Талмуда. Она, разумеется, не понимала, но все равно слушала, глядя на него с любовью и сдерживая смех.
— Который час, девка? — сказал Герман.
— О, уже скоро десять.
— Ну, буду одеваться.
— Чай подавать?
— Нет, не надо.
— Не ходи босиком, я принесу тебе шлепанцы.
— Ты еще не выбросила шлепанцы?
— Нет, я их смазала. Они совсем ссохлись.
Герман пожал плечами:
— Чем ты их смазала? Дегтем? Так и осталась крестьянкой из Липска.
— Не ходи босиком!
Ядвига вновь ушла на кухню, через какое-то время вернулась со шлепанцами и вынула из платяного шкафа купальный халат.
Хотя Ядвига была женой Германа и соседки звали ее «миссис Бродер», она все еще вела себя с ним как в те времена, когда прислуживала в доме его отца, реб Шмуэля-Лейба Бродера из Цевкува. Всю семью уничтожили, но Ядвиге удалось спрятать Германа на сеновале у себя в деревне, в Липске. Даже ее собственная мать не знала об этом тайнике.
После освобождения, в 1945 году, появился свидетель, который присутствовал при расстреле жены Германа, Тамары, и видел, как у нее забрали детей. Герман увез Ядвигу в Германию, а позже, когда получил американскую визу, заключил с ней официальный брак. Ядвига была готова принять еврейскую веру, но зачем заставлять ее следовать религии, которую Герман и сам не соблюдал? Он не ходил в синагогу, она не ходила в церковь.
Война, опасности, скитания по пути в Германию, путешествие на военном корабле в Галифакс, затем переезд на автобусах в Нью-Йорк вызвали у Ядвиги испуг, от которого она так и не смогла прийти в себя. Она по-прежнему не решалась ездить в метро в одиночку, никогда не отходила от дома дальше чем на несколько кварталов. А зачем? На Мермейд-авеню можно купить все, что надо: хлеб, овощи, фрукты, кошерное мясо (Герман не ел свинины), даже пару туфель и платье.
В те дни, когда Герман оставался дома, он иногда гулял с Ядвигой по набережной. Сколько раз он повторял, чтобы она не вцеплялась в него, что он никуда не сбежит, но Ядвига крепко держала Германа под руку. Шум и крики большого города оглушали и ослепляли ее. Соседки уговаривали Ядвигу пойти с ними на пляж купаться, но у нее остался страх перед морем. Ее тошнило от одного взгляда на поднимающиеся волны и качающиеся корабли.
Однажды Герман взял ее с собой в кафе на Брайтон-Бич, но Ядвига никак не могла привыкнуть к поездам метро, которые проносятся по линии «L» с оглушительным треском и грохотом, к машинам, с ревом мчащимся вдаль, к бесконечно стекавшимся откуда-то толпам людей. Нью-Йорк выглядел так, будто здесь постоянно шла война. Герман купил Ядвиге медальон, внутрь которого он положил записку с именем и адресом — на тот случай, если она заблудится, — но Ядвига не доверяла написанному.
Для Германа эти отношения были своего рода ответной благодарностью. Почти три года его жизнь зависела от Ядвиги. Она приносила ему на чердак еду, воду, выносила горшок. Каждый раз, когда ее сестра Марьяна собиралась залезть по лестнице на чердак, Ядвига приходила предупредить Германа, чтобы тот спрятался поглубже в яму, которую сам для себя вырыл в сене. Летом, когда заготавливали свежее сено, она прятала Германа в погребе для картошки или в другом укрытии. Ядвига подвергала опасности себя, мать и сестру. Если бы немцы узнали, что их семья прячет еврея, их бы всех расстреляли и, может быть, даже сожгли деревню.
Теперь Ядвига жила в многоэтажном доме. Вместо сеновала у нее были целых две царских комнаты с кухней, коридором, холодильником, газовой плитой, ванной, электричеством и даже телефоном, по которому Герман говорил с ней в те дни, когда ездил торговать книгами. Герман находился далеко, в других городах, но Ядвига слышала его голос в трубке, как будто он был совсем рядом. Иногда, в хорошем настроении, он пел по телефону ее любимую песенку:
Будет у нас сынок,Господи помоги!Где его качать?Господи помоги!Под окном корытоСтоит разбито.В нем укачаем:Баю-бай.
Будет у нас сынок,Господи, помоги!Во что его завернем?Господи, помоги!В твой фартук,В мой галстук,Сыночка завернем,От холода сбережем.
Песня оставалась только песней. Герман следил, чтобы Ядвига не забеременела. Он утверждал, что в мире, где маленьких детей отбирают у родителей и расстреливают, нельзя оставлять потомство. Квартира, которую он приобрел для Ядвиги, была похожа на заколдованный дворец из сказок, которые в деревне рассказывали бабки, когда пряли лен или щипали пух. Нажмешь кнопку на стене — загораются лампы. Из кранов течет холодная и горячая вода. Повернешь ручку — загорается огонь, на котором можно варить, жарить и печь. Здесь была ванная, где можно каждый день мыться и быть чистым, навсегда забыв о вшах и блохах. Ну а радио! Герман настроил его на волну, где по вечерам можно было слушать польскую речь, польские песни, мазурки, польки и даже проповедь священника или новости из Польши, попавшей под власть большевиков.
Ядвига не умела ни читать, ни писать, и Герман часто писал за нее письма маме и сестре. Потом приходил ответ, который Герман читал ей вслух. Иногда Марьяна вкладывала в письмо зернышко, яблоневую веточку с листком или василек, и они приносили в далекую Америку родные запахи Липска.
Так здесь, в далекой стране, Герман стал Ядвиге мужем, братом, отцом и богом. Он вызывал в ней восхищение и любовь еще тогда, когда Ядвига прислуживала в доме его отца в Цевкуве. Но, лишь отправившись с ним в чужие страны, она смогла по-настоящему оценить его ум, доброту и практичность. Он уезжал и возвращался, ездил на поездах и автобусах, читал книги и газеты, зарабатывал деньги. Если Ядвиге требовалось что-то по хозяйству, стоило лишь попросить, и он все приносил сам или заказывал на дом через посыльного, а Ядвига подписывалась тремя кружочками.
- Сатана в Горае. Повесть о былых временах - Исаак Башевис-Зингер - Классическая проза
- Кафетерий - Исаак Башевис Зингер - Классическая проза
- Семья Карновских - Исроэл-Иешуа Зингер - Классическая проза
- Семья Карновских - Исроэл-Иешуа Зингер - Классическая проза
- Йохид и Йохида - Исаак Зингер - Классическая проза
- Жертва - Исаак Зингер - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Том третий. Узорный покров. Роман. Рождественские каникулы. Роман. Острие бритвы. Роман. - Уильям Моэм - Классическая проза
- Парни в гетрах - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Письма Яхе - Уильям Берроуз - Классическая проза
- Одно Рождество - Lana Marcy - Классическая проза / Короткие любовные романы / Эротика