Девятое мая - Виктор Некрасов
- Дата:23.09.2024
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Девятое мая
- Автор: Виктор Некрасов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некрасов Виктор
Девятое мая
Виктор Платонович Некрасов
ДЕВЯТОЕ МАЯ
Продрав глаза, Карташов протер их еще раз, два и так и не смог понять, что же это за комната, в которой он лежит на диване, прикрытый мягким, клетчатым пледом. Спал он в измятой рубашке и трусах, штаны валялись на полу, одна штанина на изнанку. Значит, крепко поддал. Обычно, даже при порядочном подпитии, он аккуратнейшим образом всё развешивал на спинку стула, сначала брюки, затем рубаху и поверх всего пиджак. Пиджака он не обнаружил. Туфли валялись в противоположном углу.
Окно было занавешено тяжелой портьерой. Ночь или день? Не ясно. На часах без пяти шесть. Утра, вечера?
Он включил свет, кнопочка оказалась над самой головой и, приподнявшись на локте, огляделся по сторонам. Комната была небольшая, сплошь увешенная фотографиями. Разобрать, что на них изображено, было трудно, только лицо молодого человека на портрете над столом показалось вроде знакомым. Улыбающийся, стриженный под бокс парень, в немецкой форме, на груди Железный крест. Хозяин, что ли?
Перебрал, гад чертов, перебрал-таки... Напрягся, попытался сосредоточиться, восстановить ускользающую цепь событий.
Последнее, что он помнил, это как они пили с этим сталинградским летчиком - Дирк, что ли, или Дитрих - и тот усиленно зазывал его к себе, в Гамбург. "За полчаса докатим, пятьдесят километров, чепуха..." Может, он сейчас в Гамбурге, у этого самого Дирка-Дитриха? Но как они ехали, садились в машину, как приехали? А приехавши, вероятно, опять же пили...
Прощался ли он с хозяевами? Уславливался ли о чем-нибудь? И где все остальные? Где чемодан?
И вдруг обнаружил, что на ночном столике у изголовья стоит стакан, а рядом очищенный мандарин. Стакан не пуст. Понюхал. Хо-хо! Позаботились-таки милые люди... Впрочем, Дирк-Дитрих сколько-то там лет провел в плену, русские повадки знает. По-видимому, он-таки у него.
Встал. Не очень-то уверенной походкой подошел к окну. Приоткрыл штору. Светает. Или смеркается. Людей на улице нет, воскресенье, что ли.
Вернулся к ночному столику. Малость поколебался, но стакан всё же осушил. Дурной признак, но что поделаешь.
Направился к двери, приоткрыл. Столовая. На столе бутылки, - значит, пили все-таки, - тарелки с чем-то недоеденным. На диване человек, прикрытый пиджаком, ноги голые. Похрапывает.
Карташов обошел вокруг стола, задел и уронил стул. Человек проснулся. Заморгал глазами. Матюкнулся. Это был-таки Дитрих-Дирк, сталинградец.
- Ничего себе... - сказал Карташов.
Сталинградец сел, похлопал себя по впалому животу - хар-р-рашо!
- Что ж хорошего? Голова трещит.
- Пить надо, вот что...
Сталинградец напялил пиджак на голое тело, встал и подошел к столу.
- Коньяк, "Столичная", "Смирновская". Хо-хо!
- Слушай, Дирк, а я думал, что ты немец, а выходит...
- Почему Дирк? Я не Дирк...
- А кто?
- Хельмут.
- А кто же Дирк?
- Дирк хозяин. Вчера пили у него. Это он выставку придумал.
- Господи, - выдохнул Карташов. - Тогда пошли. За Дирка!
Как выяснилось, было действительно раннее утро. И воскресенье. Потому и улицы пусты. А когда же заснули? Долго ли еще перед этим пили, а, Дирк? Виноват, Хельмут...
Постепенно картина вчерашнего дня прояснилась. Вернисаж прошел хорошо. Даже очень, как утверждал Хельмут. Народу собралось человек двести, а то и больше. Это очень много для маленького Люненбурга. И речей много. Директор галереи, бургомистр, президент или как его там, ланда, (земли, по-русски), секретарь облисполкома или обкома даже. И писатель, приехавший из Парижа, тоже...
- Кстати, куда он делся? - поинтересовался Карташов. - Его всё время оберегали, чтоб не выпил лишнего.
- По-моему, не уберегли, - Хельмут рассмеялся. - Он сразу же утащил одну бутылку в ванную и время от времени скрывался там... Он у Дирка спит, надо думать.
После третьей или четвертой рюмки выяснилась еще одна немаловажная деталь. Оказывается, Карташов, несмотря на обильное возлияние, а может быть, благодаря ему, умудрился всё же реализовать несколько картин. Пять, кажется. Маленьких, правда, но по тысяче марок за штуку, не так уж плохо.
Выпили за успех.
- Да! - спохватился вдруг Хельмут. - Я ж обещал подарить тебе один подарок... Минутку.
На столе появилась папка. В ней фотографии. Бутылки временно были отодвинуты.
- Вот, пожалуйста. Это мой "Фокке-Вульф"-189. Вы называли "рама". Рекогносци...ровалыцик. А это я. Молоденький еще, а? Мальчик... А это ваш Мамаев курган.
- А ну, а ну?
- Снимал в октябре. Ты был уже там?
- А как же. С пятого октября. Ночью переправились... Лупы нет?
Хельмут принес лупу, и Карташов стал разыскивать на фотографии свои окопы. Нет, окопы обнаружить не удалось, - это сейчас, говорят, со спутников снимают так, что заголовок газеты можно прочесть, - но баки, эти чертовы баки на верхушке Мамаева кургана были хорошо видны. И железная дорога, делавшая петлю у его подножья, и завод "Метиз" и даже мясокомбинат, в подвале которого заходился КП 1-го батальона...
- А это я, - сказал Карташов. - Видишь белую точку? Это я, у меня был белый тулуп.
- Тогда будем пить про тебя! - Хельмут потянулся за бутылкой.
- А я за тебя, Фриц! Кстати, за что ты Железный крест получил? Это твой портрет в кабинете, над столом?
- Мой. Только не Железный, нет, не дали, это Мерит Крейц, как это, за услуги.
- За заслуги, верно?
- Да. За заслуги. Только нет этого, сабля, меч. Второй класс. Вроде ваша звездочка.
- Не очень-то, - усмехнулся Карташов, у него была именно "Красная Звезда". - У нас считался бабьим орденом - сестричкам давали, связисткам, командирским пэпэжэ...
Они опорожнили все бутылки, остатки от вчерашнего и Хельмут, отяжелев вдруг, сказал:
- Знаешь, я, кажется, опять спать. По-ке-ма-рю, по-вашему.
- А ты по-нашему здорово шпаришь. Почти без акцента. Сколько в плену пробыл?
- Восемь год.
- Где?
- Сибирь. Недалеко Омск.
- Не был, не был в тех краях...
- А я вот был. Даже любил.
- Что любил?
- Не что, а Катю.
- Катю? Русскую?
- Русскую. Подавальщица.
Карташов хлопнул Хельмута по спине.
- Хорошо тому живется, кто с молочницей живет... Не плохо устроились, кригсгефангены...
- Да, вашим хуже было.
Карташов хотел что-то ответить, но раздумал.
- Ладно, ложись. А я разминочку сделаю, воздухом подышу.
- У нас тут парк рядом, хороший, лебеди плывут.
- Лебеди, лебеди... А где твоя жена, фрава?
- Нету...
- И не было?
- Была...
- И?..
- И нету...
Помолчали.
- Ладно, я пошел... Дай мне денег каких-нибудь, у меня только франки.
Хельмут стал рыться в карманах пиджака. Что-то нашел.
- Не загуляешь?
Карташов рассмеялся:
- С моим-то немецким?
- А водка по-немецки тоже водка. Пол-литра я тебе дал, даже больше.
Карташов сделал вид, что обиделся.
- За кого ты меня держишь? За алкаша, что ли?
- Вот именно...
Оба рассмеялись.
- Не хами, фриц. Шлафен, шлафен, а я немного шпацирен. Нихт дринкен...
Но "нихт дринкен", не пить, не получилось.
Парк был пуст, киоски закрыты. Ну лебеди, ну утки. Лебеди такие красивые, изящные в воде, на берегу оказались вдруг грузными, неэстетичными, лениво топающими вразвалку и очень агрессивными, всё время ссорились между собой... Тем не менее, покормил их какими-то крошками, оказавшимися в кармане.
Да, забавно все это, - думал Карташов, обойдя весь пруд и примостившись перекурить в какой-то беседке, он не любил курить на ходу. Забавно... Через сорок лет, в каком-то Гамбур-ге, проснуться и обнаружить рядом стакан водки, ну, не стакан, пол-стакана, и очищенный мандарин, а потом продолжать опохмелку с гитлеровским кавалером Креста ,,3а услуги", правда, говорит, без мечей, с обер-лейтенантом, который фотографировал тебя, старшего лейтенанта, со своей чертовой "рамы", с первыми лучами солнца появлялась она над твоим Мамаевым курганом... Бывает же такое... Он, этот самый, как выяснилось, Хельмут, а не Дирк, еще на вернисаже подошел к нему и ,весело улыбаясь, спросил: "Я слыхал, вы тоже сталинградец. Где стояли?" Потом, на приеме у Дирка, всё подливал и подливал. Ненадолго возле них появился и писатель, - "А нельзя на троих?", - тот самый, за которым надо было следить, он тоже оказался сталинградцем. Но вскоре куда-то исчез, так и не выяснив с Карташовым, были ли они соседями на Мамаевом кургане. Успел, правда, рассказать, про письмо от одного немца, который тоже воевал в Сталинграде. У вас в книге, пишет, рассказано о том, как герой, вернувшись из госпиталя, обнаружил в штабной землянке трофейный аккордеон. "Так вот, в Шестой нашей армии, аккордеон был только у меня и меня часто приглашали то туда, то туда. Потом меня ранило и эвакуировали в тыл. А аккордеон остался. Не о нем ли вы написали? И какова его дальнейшая судьба?" Ничего себе фриц?
Выяснилось вдруг, что нет сигарет. И сразу же появилась цель. (Вторая, подспудная, тут же всплыла и присоединилась). Вышел через другие ворота на улицу. Чистенько, подметено, ни бумажки, ни собачьей кучи - не Париж, нет но всё, будь оно неладно, закрыто. Не без труда обнаружил какого-то немца "сигаретен, сигаретен?" Тот задумался, потер переносицу, сказал "хабен" и указал на трамвайную остановку. "Цвай унд драйциг, битте". Карташов понял, что тридцать вторым номером надо добраться до гавани, до порта. Трамваи, слава Богу, уже ходили. Подошел 18-й, 16-й, наконец, 32-й, длинный, желтый, с рекламой на крыше "VODKA PUSCHKIN". Весьма символично, подумал Карташов и сел в пустой вагон.
- Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке - Виктор Широков - Русская классическая проза
- Рождественские истории Залесья. Вторая ночь от Рождества, или Забытое преданье - Виктор Маликов - Русское фэнтези / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Заветное окно - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Милый бо-пэр!.. - Тибор Дери - Русская классическая проза
- Вечера на хуторе близ Диканьки. Миргород. Петербургские повести - Николай Васильевич Гоголь - Разное / Русская классическая проза / Ужасы и Мистика / Юмористическая проза
- Восемь причин любить тебя сильнее - Федра Патрик - Русская классическая проза
- Комната по имени Земля - Маделин Райан - Русская классическая проза
- Человек на часах - Николай Лесков - Русская классическая проза
- Том 1. Ганц Кюхельгартен. Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь - Русская классическая проза