Хаосовершенство - Вадим Панов

И хрен его знает, что будет дальше.

Но ведь так не ответишь. Потому Митроха насупился, помолчал, подбирая слова, и громко произнес:

— Я точно знаю, что навсегда мы на Колыме не останемся. На подачки Мертвого долго не протянешь. У человека должен быть дом.

— Подачки Мертвого позволяют жить!

— Существовать! — резко бросил Петруха. — На жизнь зарабатывают сами!

— У нас нет работы!

— У меня был магазин!

— А я был сантехником!

— Наши дома разрушены!

— Обалдеть, какая новость, твою мать! — перекрыл гомон Митроха. — Если тебе интересно, то мой тоже.

— Но вы можете уехать!

О «золотом» вагоне, стоявшем сейчас в одном из тупичков Шарика, никто из толпы не знал, но все болотники прекрасно понимали, что средства у Бобры есть. И на эти самые средства братья могли совершить комфортное путешествие подальше от Анклава, а не жрать синтетическую дрянь в палаточном лагере.

— Вы можете свалить отсюда в любой момент!

— Тогда почему же мы до сих пор здесь?! — рявкнул Петруха.

И вновь наступила тишина. И вновь тот самый подросток рискнул задать мучивший всех вопрос матерым бандитам:

— Почему вы до сих пор с нами?

И услышал неожиданно спокойное и ожидаемо искреннее:

— Да потому, мать вашу, что мы по жизни с вами…

— И они вас слушают?

— На Болоте других поводырей отродясь не водилось, — хмыкнул Проскурин.

— Вас не устраивает? — окрысился Тимоха.

Получилось, учитывая размеры и гулкий голос старшего Бобры, весьма агрессивно.

— Мой друг просто высказал мнение, — ровно ответил Сабитов. — Имеет право.

Офицеров, прибывших в фильтрационный лагерь с верхних этажей «Пирамидома», было двое: Сабитов и Проскурин. Официально они осуществляли стандартную проверку содержания беженцев, выявляя недочеты в спасательной операции СБА, однако Бобры не вчера родились и поняли, что целью визита были именно они, установившие в своем лагере некое подобие централизованной власти.

— Странно, что люди выбрали своими вожаками именно вас, — продолжил Проскурин.

— Другие не потянули.

— А вы?

— Мы хотели отказаться.

— Что же вас остановило?

— Признаться, я тоже был удивлен, — прежним, спокойным тоном поддержал напарника Сабитов. — Я предполагал, что люди вашего круга на Колыме не задержатся.

Николай Николаевич сохранял на лице бесстрастное выражение, однако в душе едва не кричал от радости: все получалось именно так, как рассчитали они с Тимохой. Именно так!

Петруха с Митрохой идею сначала не поняли, предложили сматываться из лагеря на фиг, благо, деньги есть. Но… куда сматываться-то? В московские корпоративные зоны? А где гарантия, что их не тряханет? В другой Анклав? Назовите спокойный. В какое-нибудь государство? Отчалить на кокосовый остров? Два последних варианта интересны, но что делать, если аборигены заинтересуются богатыми беженцами? Сейчас, когда закон летит к чертям, а планету медленно окутывает хаос, найти по-настоящему безопасный уголок чертовски сложно. Богатые беженцы, без силы и положения, а лишь с золотом в карманах — лакомая добыча для тех, кто сидит на своей земле. И к партнерам по криминальному бизнесу не обратишься — эти-то волчары прямо при встрече грохнут, ждать не станут.

Нет, от идеи лечь на дно Бобры не отказались, Николай Николаевич просчитывал варианты и обо всех толковых немедленно докладывал, но уезжать с Колымы пока не советовал. Потому что тут, в лагере, братья представляли не только себя. Потому что теперь за ними стояли тысячи людей, а это, что ни говори, — сила. Мертвый ведь не собирается вечно кормить беженцев, он должен их пристраивать и наверняка порадуется, если кто-то возьмет на себя часть головной боли.

— Мы остались, потому что все эти люди, мать их, наши! — рубанул Тимоха. И рубанул честно. — Среди них есть святые, и среди них есть полное дерьмо. Но в большинстве это обычные работяги, которых угораздило жить в это долбаное время. Мы выросли среди них. Мы зарабатывали на них деньги, но мы им помогали и защищали.

— И они нам доверяют, — добавил Николай Николаевич.

— Во всех других лагерях, несмотря на усилия безов, процветают азартные игры и проституция, — с прежним спокойствием продолжил Сабитов.

— Вы хреново усиливаетесь, — хмыкнул Тимоха. — Мы сутенерам и каталам ноги ломаем и спускаем в местную канализацию. А если женщине чего-то не хватает, она должна прийти к нам и поговорить.

— И вы поможете?

— До сих пор помогали.

— Бесплатно? — прищурился Проскурин. — То есть не предложите ей переспать?

Тимоха открыл было рот, но младший Бобры, который прекрасно понимал, что сейчас польется нецензурщина, успел ответить первым:

— Рано или поздно мы снова будем зарабатывать на этих людях, господин офицер. Но не сейчас. Нам противно доставать копейки из дерьма.

— Готовая община, — негромко произнес Сабитов.

— Кайфоград-2, — махнул рукой Проскурин.

— Не думаю, что все так плохо, — не согласился Сабитов. — Возможно, подчеркиваю — возможно, мы сможем объяснить, что второй Кайфоград нам не нужен. Мне кажется, что они уже дозрели до нормальных.

Офицеры изучающе смотрели на Бобры и без стеснения обменивались фразами, смысл которых от братьев ускользал.

— Ты оптимист.

— Я верю в людей.

— В одном ты прав: община действительно готова.

— А если что-то пойдет не так, Грег их в тонкий блин раскатает.

— О чем вы, вашу мать, болтаете? — не выдержал Тимоха.

— Мы обмениваемся впечатлениями, — любезно ответил Сабитов. — А теперь, когда они закончились, мы бы хотели услышать ваше видение ближайших перспектив.

— Болота больше нет, — просто сказал Николай Николаевич. — Нашим людям некуда возвращаться.

— Рано или поздно уличные бои прекратятся, — заметил Проскурин.

— Там не будет для нас места.

— Для вас, а не для ваших людей, — вежливо уточнил Сабитов.

— Если бы наши люди хотели жить в Урусе или Шанхайчике, они бы жили в Урусе или Шанхайчике, — усмехнулся младший Бобры. — Или сбежали бы туда в самом начале беспорядков.

— На Колыме застряли настоящие болотники, — хмуро добавил Тимоха.

— Нам нужна своя территория. Пусть не такая большая, каким было Болото, но своя. Вроде Сашими. И мы хотим, чтобы директор Кауфман помог нам.

— Так все-таки вам?

— Твою мать! — разъярился Тимоха, с ненавистью глядя на Проскурина. — Мы тебе не нравимся, да? Так и скажи, б… дь, и мы уйдем! У нас есть бабло, мы можем хоть сейчас умотать из твоего вонючего лагеря на длинном лимузине, понял? Мы можем выбрать любое место этого долбаного мира и до конца жизни пить коктейли и трахать девок, понял?! Но только ты пообещай, что просьбу нашу не забудешь, ладно? Не хотят наши люди ни под Урус, ни под китайцев. Не хотят, и все. Сами хотят жить, со своими рядом, понял?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});