Любовь — прекрасная незнакомка - Анита Берг

— Да, дорогая, — улыбнулся Алекс. — Это не больше чем сплетни!

Энн с облегчением откинулась на подушки. Важен был только Адам, все остальное не имело значения.

— Ах нет, я ведь забыла, что Салли была беременна, когда они поженились! Мне это было тогда безразлично, и только теперь… — Она посмотрела на Алекса полными страдания глазами.

— Может, это как раз тот случай, когда никто ничего не знает точно, — попытался он ее утешить.

— Значит, доказательств нет? — спросила Энн. Забрезжившая надежда придала ее голосу почти радостное звучание.

— Нет, поскольку Бен умер. Над происхождением бедного маленького Адама стоит большой вопросительный знак.

— Вероятно, и Бен спрашивал себя, чей это ребенок.

— Несомненно!

— Боже мой, и он еще обвинял меня в том, что дети плохо к нам относятся! О Алекс, как он мог быть таким жестоким? Выходит, все те годы, что мы провели вместе, не имели никакого смысла? Я жила с тенью. Ах, Алекс, ведь все могло сложиться совсем по-другому! — Она зарыдала при мысли о двадцати пяти годах, от которых остались одни обломки.

— Дорогая, не надо! — Он обнял ее, стараясь успокоить. — Нельзя так расстраиваться, ты должна думать о ребенке. У тебя еще столько впереди. Я здесь, я помогу тебе!

— Что бы со мной было без тебя, любимый? — Энн подняла руку и погладила его по волосам. — Ты давно уже знал?

— После того первого Рождества. Реакция Питера на мое появление в твоей жизни переходила все границы. Для этого должна была существовать какая-то особая причина. Казалось, он хотел тебя за что-то наказать.

— Но почему меня? Что я сделала? Мне кажется, это могло только сблизить нас!

— Я спрашивал Фей, но она не знает, а если знает, то не хочет сказать. По ее словам, Питер отказывается обсуждать это с кем бы то ни было. Так что даже я не могу ничего выяснить. — Он посмотрел на нее с грустной улыбкой.

— Боже мой, и Фей знает!

— Да, любимая. Ты, кажется, была единственным человеком, который ничего не подозревал.

— Господи Боже мой, какой же я была дурой! Слепой дурой! Бедная Лидия, она не устояла перед моей настойчивостью!

— Выходит, что так.

— Не осуждай Лидию, она ни в чем не виновата.

— Как только я узнал, что тебе и ребенку ничего не грозит, я простил ее. Она места себе не находит от раскаяния.

— Значит, перевод Питера в Эдинбург устроил все же ты?

— Ты услыхала, когда я сказал об этом? Да, мне удалось добиться его перевода. Я думал, чем дальше он от тебя, тем лучше. Меня еще больше устроило бы, если бы он уехал в Штаты.

— Но как ты улаживаешь подобные дела?

— Ничего особенного. Несколько слов кому следует, обещание денег. Деньги — чудодейственное средство. Я проследил за тем, чтобы он не получил гранта, на который претендовал. Так что, собственно говоря, он уехал по доброй воле, мне пришлось только слегка подтолкнуть его! — Алекс невесело улыбнулся.

— Я должна повидаться с ним, Алекс!

— После рождения ребенка, дорогая. Только потом. Ты не имеешь права подвергать себя новым волнениям.

Глава 5

Физическое состояние Энн оставалось вполне удовлетворительным, но на душе у нее было невыносимо тяжело. День за днем, лежа в затемненной комнате, она перебирала свои воспоминания. Мысли ее блуждали в прошлом. Она изо всех сил стремилась понять, каким был Бен настоящий, искала причину его поступков в отношениях между ними, отчаянно старалась вспомнить, когда Питер проявил первые признаки отчуждения.

Ее сын! Снова он завладел всеми ее помыслами. Снова она беспокоилась о нем и строила планы примирения.

Энн не хотелось никого видеть, даже Алекса. Ей было мучительно стыдно смотреть людям в глаза. Стыд переполнял ее, проникал в каждую клеточку ее тела. Стыд за поведение Бена, стыд за сына, за невестку, за тот груз вины, который всю жизнь будет тяготеть над Адамом. Но больше всего она стыдилась собственной глупости: не будь она такой невозмутимой и самодовольной, всего этого могло не случиться. Какой женой была она для Бена? Ну конечно, покорной, исполнительной, одним словом, образцовой и при этом невыносимо скучной. А какой была она в постели? Пресной, неинтересной, не способной возбудить страсть. Ничего удивительного, что Бен искал удовлетворения на стороне. Ее горе и готовность обвинять во всем только себя были так сильны, что в ее измученном мозгу ни разу не возникло сомнения в сексуальной полноценности самого Бена. Казалось, она терзала себя, потому что любовь к Питеру и Адаму заставляла ее взвалить всю полноту вины на свои плечи. В ее душе царил мрак, она больше ни на что не надеялась.

— Послушай, Анна, мне очень жаль, что все так получилось, но ты должна взять себя в руки — не только ради нас с тобой, но, главное, ради ребенка.

Стоя в ногах ее постели больше чем неделю спустя, Алекс смотрел, как горничная убирает очередной поднос с нетронутой едой.

— Не могу!

— Можешь, конечно! Ведь жизнь не кончилась. Мы по-прежнему вместе!

— Ты так думаешь? А как, по-твоему, смогу я теперь доверять кому бы то ни было?

— С трудом, как и все люди. Ты наконец вступила в реальный мир, Анна. Это жестокий, непростой мир. Я понимаю твою боль, дорогая, но оттого, что ты будешь лежать здесь как героиня викторианских романов, вряд ли тебе станет легче! — почти резко произнес Алекс.

— По-твоему, это доставляет мне удовольствие?

— Знаю, знаю… Прости меня, любовь моя.

— Нет, ты ничего не знаешь и не можешь знать! — сердито возразила Энн, садясь на постели. — Много ли тебе известно людей, с которыми случилось то, что со мной? Отвечай! Можно подумать, что такие происшествия бывают каждый день! — кричала она, сердясь на него за сочувствие. Сердясь на жизнь, нанесшую ей такой удар, а больше всего на себя за то, что в собственной семье она не сумела распознать зло.

— Криком делу не поможешь. Ты должна встать, начать двигаться! Нельзя все время оставаться взаперти, изводя себя тяжелыми мыслями. Так и в самом деле недолго заболеть!

— А из-за кого я здесь? Кто рассказал мне обо всем? Кто разрушил мое счастье?

— Анна, это несправедливо…

— Несправедливо? Не начни ты копаться в вещах, которые тебя не касаются, ничего этого не случилось бы! Все оставалось бы по-прежнему!

— Ты сама захотела узнать обо всем и вынудила Лидию рассказать тебе. Твоя противоречивость выводит меня из себя, Анна. Ты требуешь, чтобы тебе все рассказали, а узнав правду, отказываешься ее принять!

— Правда! Боже мой, есть ли на свете женщина, способная примириться с такой правдой? Если бы ты не совал нос в чужие дела, мне не пришлось бы так страдать!