Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ремонтный батальон разместился в прелестном жилом пригороде, в полутора милях к югу от пострадавшего города. Мастерскую мы устроили в новеньком, построенном из камня и кирпича здании ремонтного депо городской трамвайной сети. Напротив депо раскинулся красивый парк; вокруг широкого плавательного бассейна располагались площадки для различных игр, а за парком лежал лесопарк, пересеченный множеством тропинок. Парк окружали аристократические особняки, и мы заняли их под квартиры. Большая часть домов пустовала — их жители принадлежали к высшим деловым и правительственным кругам Рейха и опасались репрессий со стороны американцев из-за своей связи с нацистами.
Мы поселились в просторном доме рядом с полупустым плавательным бассейном, засыпанным опавшей листвой и ветками. Плавать в нем мы не решались, опасаясь заразиться чем-нибудь. Самый большой особняк по другую сторону парка занял батальонный штаб; раньше дом принадлежал генеральному директору химических заводов «Мерк», и во всем Дармштадте, полагаю, не нашлось бы строения более роскошного.
После десяти месяцев, проведенных в боях, мы старались расслабиться на новых квартирах и воспользоваться всеми удобствами цивилизации. Командир штабной роты капитан Эллис нанял поварихами в офицерскую столовую двоих дебелых, рослых крестьянок. Обе оказались латышками, которых немцы угнали в Германию на принудительные работы на военных заводах. Они ожидали возвращения домой, не зная, где сейчас их родные или друзья, да и жив ли кто-то из них. Вскоре обе научились неплохо готовить и кое-как освоили английский.
Как-то раз к черному ходу офицерской столовой подошла серьезная немка лет около тридцати пяти в потрепанном, но чистом платье. Она попросила разрешения поговорить с командиром, и повара передали ее просьбу капитану Эллису. Командование настрого запретило нам все контакты со штатским населением, за исключением сугубо официальных, но ее просьба носила вполне официальный характер.
Женщина прекрасно владела английским и получила, судя по всему, хорошее образование. Она заявила, что особняк принадлежал ей, вернее, ее ныне покойному отцу, генеральному директору заводов «Мерк». Сейчас ее приютили монашки из католического госпиталя неподалеку, и она помогает ухаживать за ранеными немецкими солдатами. Когда ее семья еще жила в доме, женщина устроила на заднем дворе огород, и теперь она хотела узнать, не разрешат ли ей ухаживать за ним и дальше, а немного зелени носить в госпиталь, чтобы пополнить рацион больных. Когда Эллис дал ей разрешение, она была ему безмерно благодарна и с той поры каждый день приходила, чтобы прополоть, полить и аккуратно подровнять грядки.
Хотя брататься со штатскими немцами нам не полагалось, не замечать женщину мы тоже не могли, и постепенно ее трагическая история выплыла наружу. Должность ее отца можно было сравнить с постом президента крупной американской корпорации. Все высокопоставленные немецкие промышленники или были членами нацистской партии, или активно ее поддерживали. Дочь важного немецкого чиновника выросла в светском обществе, училась в лучших школах Германии и в юности выезжала во Францию и в Англию, где обучалась в пансионах благородных девиц. Она свободно владела как английским, так и французским. Закончив образование в Англии, она вернулась в круги высшего общества нацистской Германии, вышла замуж за молодого капитана немецкой армии и родила двоих дочерей. В то время как ее муж воевал на Восточном фронте, женщина с детьми жила в особняке родителей. За несколько месяцев до конца войны им сообщили, что ее муж погиб в бою с русскими.
Нескончаемый поток гитлеровских речей и немецкой пропаганды убедил ее отца в том, что американцы — сущие варвары. Он был убежден, что, если американцы захватят Дармштадт, они подвергнут всю семью жестоким пыткам, прежде чем предать смерти. Отец женщины договорился с женой и дочерью, что, если дойдет до худшего, они примут ампулы с цианидом прежде, чем попадут в лапы к американцам.
В последние дни февраля, когда 3‑я американская армия форсировала Рейн под Оппенгеймом, отец собрал все семейство в гостиной. Дочери он приказал оставить внучек (старшей было пять лет, младшей три) в спальне и закрыть двери. Потом он раздал капсулы с цианидом. Родители приняли свои капсулы и умерли почти сразу. Женщина отнесла капсулы детям и, спрятав их в заранее подготовленных конфетах, дала девочкам. Она сидела рядом, пока обе не потеряли сознание, а затем, убедившись, что обе мертвы, приняла капсулу сама.
Вскоре после этого американские войска вошли в Дармштадт. В доме они нашли пять тел, но женщину в полубессознательном состоянии, очевидно, вырвало, и она еще дышала, когда появились наши солдаты. Медики привели ее в чувство, а потом отвезли в католический госпиталь, где передали на попечение монахиням. Когда женщина пришла в себя достаточно, чтобы осознать случившееся, ее потрясение было жестоким. Она считала американцев жестокими варварами, а они спасли ей жизнь. Слепо повинуясь нацистской пропаганде, она убила собственных детей. Не в силах перенести этого, она перерезала себе вены бритвой. Медсестры-немки нашли ее лежащей в луже крови и вернули к жизни снова.
Легко принять тот факт, что пропаганда может стать мощным оружием против народа отсталого и необразованного. Но эта молодая женщина получила достойное аристократическое образование в современном обществе и даже училась за границей. Что заставило ее считать американцев варварами, готовыми мучить и убивать маленьких девочек?
Можно подумать, что после десяти месяцев, проведенных на передовой, тебя уже ничто не в силах потрясти. Что ж, мне повезло, что я не попал в пехоту или танковые войска, где с ужасом сталкиваешься ежечасно, — так что, возможно, я очерствел не так сильно, как другие. Но лагеря смерти в Нордхаузене, Белсене и Аушвице[88] не могли не потрясти даже самую огрубелую душу. Что, во имя всего святого, могло заставить культурный народ пойти на то, что творили немцы на той войне? Людская бесчеловечность казалась мне беспредельной. По сей день я не услышал внятного объяснения тому, как могло подобное произойти в современном, цивилизованном мире. У меня самого нет ответа на этот ужасный вопрос…
…К исходу второй недели в Дармштадте мы закончили с текущим ремонтом и позволили себе расслабиться. Здесь очень пригодилось фотографическое оборудование, которое мы нашли на заводах «Агфа». Мы устроили фотолабораторию и принялись проявлять пленки — не только собственные, но и те, что находили в многочисленных трофейных немецких камерах.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- «Будь проклят Сталинград!» Вермахт в аду - Вигант Вюстер - Биографии и Мемуары
- Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916) - Федор Палицын - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- Мне сказали прийти одной - Суад Мехеннет - Биографии и Мемуары
- Воспоминания немецкого генерала.Танковые войска Германии 1939-1945 - Гейнц Гудериан - Биографии и Мемуары
- Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле - Товий Баевский - Биографии и Мемуары
- Адмирал Колчак. Протоколы допроса. - Александр Колчак - Биографии и Мемуары
- Афганский дневник пехотного лейтенанта. «Окопная правда» войны - Алексей Орлов - Биографии и Мемуары
- Военные кампании вермахта. Победы и поражения. 1939—1943 - Хельмут Грайнер - Биографии и Мемуары
- Оазис человечности 7280/1. Воспоминания немецкого военнопленного - Вилли Биркемайер - Биографии и Мемуары