ЛЕСЯ УКРАИНКА - Анатоль Костенко

Родные Леси знали о таком тяжелом положении, пытались облегчить ее жизнь. Однако она отказывалась от помощи, так как считала несправедливым отрывать от заработка матери и сестер на содержание чужой семьи. Другое дело, если бы она сама заработала деньги!

Особенно обострилась ситуация в этом году. Во всех смыслах. Сегодня, 29 мая, температура с третьего дня не падает ниже 39°, голова раскалывается от боли. На столе гора рецептов, выписанных врачом еще пять дней назад. Но где взять деньги, чтобы выкупить лекарства? В доме ни гроша. Неделю назад Климент принес жалованье — 115 рублей. Не успели сесть за обеденный стол, как на пороге появилась долговязая фигура ростовщика — пришлось отдать 100 рублей долга. На второй день отдали и остальные — за квартиру. А на какие деньги жить? Леся собрала какие-то вещи, платья и продала за бесценок. Не деньги — слезы…

Вот и сейчас погоревала Леся и вновь к шкафу, чтобы какую-нибудь одежду продать, а то и обеда не будет. В это время стучит другой ростовщик. Долга того с наперсток, а шум поднял на весь двор. Потом нахально уселся за стол, вытащил из кармана засаленный блокнот и начал что-то записывать. Быстрые глазки барышника так и шарят по комнате — видимо, хорошо тренированы. Едва выпроводила непрошеного гостя.

О, как противно смотреть на все это и как тяжело переносить!

Немного успокоившись, Леся села за письменный стол:

«Милая мамочка! Ты пишешь, что уже выслала мне деньги, но их до сих пор нет… наверное, ты или тот, кто отправлял, что-то перепутали в адресе и деньги застряли на почте. А тем временем надо платить за квартиру, надо есть и пить да еще покупать хоть немного лекарств, потому что я болею… Вещи продолжаем продавать, но не всегда на них находятся покупатели…

Начала писать новый рассказ, — пишу, правда, понемногу, в интервалах между повышением температуры, значит, по утрам, и тогда, когда Клени нет дома, так как я скрываю от него, что работаю. Он считает, что это мне вредно, но спокойное писание прозы, я думаю, не приведет к беде. За стихотворения я пока не осмеливаюсь садиться, так как помню прежний опыт… Вот и обещанный этюд еще не начат… Я все же при всем этом не чувствую себя несчастной, и если бы Кленя не имел тенденции обращаться к ростовщикам, то я бы еще и не такую нужду вынесла…»

И в таких тяжелых условиях Леся не могла жить без творчества, без работы. Она безмерно завидовала людям, которые способны бороться, работать не покладая рук:

Как я завистью горела…День и ночь они на вахте, —Долог труд, а смена кратка,День и ночь они в работеСилы тратят без остатка.

Поэтические произведения Леся писала почти всегда в состоянии экзальтации, что требовало максимума энергии и нервного напряжения. Потому-то поэтесса взялась за прозу. Правда, она и раньше время от времени писала рассказы, новеллы и очерки. Сейчас она начала повесть «Экбаль-ганем».

Пробыв в Египте три зимы, Леся вынесла массу любопытнейших впечатлений об арабской жизни. Больше всего хотелось воссоздать существенные стороны быта: положение женщины в семье, воспитание детей. Эти мысли родились, еще когда она была в Гелуане.

Ольге Кобылянской. 21 марта 1913 года, «…кто-то не «горит» теперь, как горел над теми двумя драмами («Лесная песня» и «Каменный хозяин». — А.К.). Разумеется, совсем спокойно и теперь кто-то не пишет, но так гореть, как горел в прошлом году, не в состоянии, так как, вероятно, сгорел бы, но, видно, мой организм еще не хочет разрушаться до конца, говоря мне «довольно» при всякой попытке настоящей и упорной работы, и я должна покоряться. Не верю, чтобы так было до конца, надеюсь, что для меня еще вернутся дни труда и ночи мечтаний, но теперь… Закончу то, что должна кончить, и обращусь к более легкой работе над прозой… хотя мои критики и не хвалят моей прозы. Все же это будет «полезное», а я так мало написала полезного в своей жизни… Кому-то хочется написать одну новеллу, написать и детский рассказ на египетские темы, но не на древние, а на современные. Заинтересовала меня жизнь, вернее психология, здешних мусульманских гаремных женщин (в этом году я имела возможность узнать ее ближе) и здешних «детей улицы», которые вырастают прямо «под открытым небом» и на удивление самостоятельны и находчивы. Но и об этом сейчас не буду писать, пусть уже дома».

Повесть из жизни арабских женщин Леся Украинка не успела закончить, а детский рассказ — даже начать.

Тяжелое духовное и физическое состояние писательницы, грустное настроение явственно ощущаются в раскрытии, казалось бы, совсем «далекой» темы. Вот и в этом коротком символическом зачине звучат нотки автобиографического характера: «Итак, начинался египетский закат. Там солнце умеет сохранить вид победителя в последнее мгновение перед неминуемым поражением и так гордо и весело, без малейшей тени вечерней грусти, красочными дарами осыпает небо, пустыню, огромную реку и каждую мелкую песчинку своей любимой страны, так что даже за миг перед наступлением темноты как-то не верится в ее неизбежность».

В эту весну и лето Леся как никогда порывалась к писанию. Лето в разгаре, а здоровье все хуже и хуже… А что же будет осенью и зимой? Снова Египет? Но ведь в последний раз он не очень-то помог.

Потому и решили переезжать куда-нибудь в более благоприятную местность — скажем, в Среднюю Азию. Правда, там все незнакомое, и очень уж далеко. Зато повышенная зарплата для Климента, выделяются деньги на проезд. А главное — оба надеялись, что тот климат в какой-то мере заменит Египет — ведь там зима мягкая и короткая. И вообще, необыкновенно тепло и сухо: менее 200 миллиметров осадков в год, тогда как в Кутаиси примерно 1000.

— Может, проведя два-три года без перерыва в сухом краю, поправлюсь так, чтобы не быть инвалидом. Наверное, поездки в Египет в таком состоянии, как сейчас, мне противопоказаны, — говорила Леся.

Она думала о завтрашнем дне. Верила в него и надеялась, что будет жить. А тем временем положение становилось угрожающим. В письме Кривинюку Леся сообщала: «Дорогой Михаил! Посылку и деньги я получила, большое спасибо. Сразу не ответила, потому что совсем худо со здоровьем, да и сейчас едва пишу. Практически не поднимаюсь с постели… Ко всем болячкам добавилась еще и рвота, целыми днями тошнило меня, как на море в штормовую погоду… Это очень печально… К тому же все требует больших средств, и поездки, и лекарства, а где мне взять такие деньги? А лечиться должна, иначе и погибнуть можно…»

По всей вероятности, это было последнее письмо Леси. К вечеру того же дня стало совсем плохо. Тогда Квитка послал Лесиной сестре Ольге телеграмму: «Леся уже не может сидеть и вставать с постели. Обычная выдержка изменила ей, и она стала довольно капризной. Если посчастливится раздобыть денег, попытаюсь найти другую, более опытную прислугу. Нянек и фельдшериц здесь совсем нет…»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});