Сказания Меекханского пограничья: Север – Юг - Роберт М. Вегнер

голову, ждешь большего. Он ведь не слишком много рассказывал о своей службе в моем доме, верно?

Она почти поймалась, почти кивнула.

— Не знаю, о ком ты говоришь, купец, — выдавила из себя она. — Мой брат никогда не служил в твоем доме. Но теперь-то я знаю наверняка, что чужак был из рода иссарам. Расспрашивал ли ты его, отчего он постится, молится и медитирует? Знаешь ли, что значит родиться и воспитываться в этих горах?

— Не знаю. Я не спрашивал.

— Меекханская толерантность? Пока не кланяешься Нежеланным и признаешь верховенство Великой Матери в пантеоне, можешь почитать кого угодно. Разве нет?

— Это хорошее правило.

— Конечно, вы ведь объединили немалую часть разодранного религиозными войнами континента, заставили все культы поклониться Баэльта’Матран, а тех, кто не желал этого делать, — вывели под корень. Навязали собственную форму религии, Силу, принимаемую через аспекты, ибо это позволяло вам примирить гильдии чародеев с разнообразнейшими храмами. Тех, кто не хотел или не мог пользоваться такой Силой, вы сожгли на кострах либо изгнали. А теперь сидите на лавке, выстеленной вашим самодовольством, и считаете, что все обязаны этому радоваться. Нет, не гляди так, мы ценим ваши достижения, я не смеюсь над тобой. Вы положили конец длящимся триста лет воинам, походам за веру, религиозным бойням и погромам. Когда жрецы Лааль Сероволо-сой сражались с аколитами Дресс, Сетрен-Бык вел своих верных против Кан’ны, а святыня Реагвира пыталась создать гигантскую теократию — целые города сгорали в огне религиозного фанатизма. Десятки тысяч жертв. На этом грели руки и гильдии магов, пользовавшиеся различными Силами, подливали масло в огонь и получали невообразимые прибыли от войн. И разве Старый Меек-хан не был трижды завоеван и разрушен Сестрами Войны, поклонявшимися Вениссе, дочери Драаль? Несколько веков казалось, что весь континент сошел с ума, все обиды и оскорбления выплеснулись наружу и наполнили мир кровавой пеной. Мы приветствовали появление вашей империи почти с удовольствием.

— Дерзкие слова, незнакомка.

Она сняла ладони с рукоятей сабель. Наверное, пока что не станет сражаться.

— Почему же? Потому что я не кажусь подавленной величием твоей империи? Мы живем в этих горах три с половиной тысячи лет. Мы видели, как на севере появляются и рушатся царства. Карахи были темнокожими и темноволосыми, строили города, окруженными земляными валами, и возили товары по дорогам из кедровых плах. Мы часто с ними сражались, но было это во времена, когда мы еще не начали закрывать лица, когда пытались обмануть клятву и строили собственные города на равнинах за горами. Не смотри так, некогда были и у нас каменные города и селения отсюда до Реннанской возвышенности. Часть наших родственников не захотели принять искупления, пытались обмануть судьбу. Выправляя их ошибки, мы почти сравнялись с жестокостями мрачных лет. Но тогда Харуда повел воинов из пустынных племен против наших потерянных братьев и спас их души.

— Вырезав всех? Опустошив их города? Незнакомка, каждым словом ты подтверждаешь мое мнение о вашем племени.

Она пожала плечами.

— Харуда дал нам Закон, в том числе и этот, наиважнейший, — она дотронулась до экхаара, — который оберегал нас пред растворением средь очередных волн мигрирующих народов. Благодаря этому мы пребудем здесь, когда от вашей империи останется лишь пыль и горсть легенд.

— Мне так думается…

— Не интересует меня твое мнение, — прошипела она с гневом. — Ты слушаешь, но не слышишь, киваешь, но не понимаешь. Я пытаюсь рассказать тебе, как оно: родиться и быть воспитанным среди иссарам. Взрослеть, слушая рассказы о Войнах Богов не как сказки, милые истории перед сном, но как правду, передаваемую из поколения в поколение теми, кто там был. Кто видел первое прибытие, кто смотрел, как дерзость, гордыня и отсутствие понимания привели к оскорблениям, а оскорбления — к войне. Были свидетелями предательства и верности, падений и взлетов, гнева и милосердия. Каково ребенку засыпать, выслушав несколько таких сказаний, а просыпаться — зная, что вросли они в твою душу. Прежде чем тебе исполнится шесть лет, ты отбываешь покаяния за Предательство Вирконна, постишься, чтобы почтить Смерть Лайны, медитируешь, пытаясь понять, что склонило Френдала из Ганн к переходу на сторону врага. Каждые пять лет наши женщины выходят в пустыню, чтобы посыпать головы прахом, повторяя танец Кве’нны, тот, которым она одарила мир после гибели своего ваанн. Мы так и не знаем, кем или чем был или было то ваанн, но, видя ее танец, наши предки поняли, что, как бы мы ни разнились, боль и страдания — одни и те же. Что они объединяют нас. Помним мы и страдание Реагвира, который дал увлечь себя ярости битвы и не пришел на помощь Кай’лл. Боль от ее смерти почти лишила его разума. Нам пришлось выступить против него с оружием в руках, чтобы удержать от уничтожения целого континента.

Она прервала себя, напряженно глядя на мужчину. Он все еще ничего не понимал.

— Живя здесь, ты принимаешь на себя грехи предков, потому что, хотя в Войнах Богов смертные значили не больше, чем пыль, в конце концов именно они оказались важнее всех. Это они сказали: «довольно». Да, таращи глаза, кривись, человек с равнин, — говорила она все быстрее. — Потому что это совсем не то, что рассказывают вам жрецы, верно? Доблесть и мерзость в тех войнах находили себе место по обе стороны. Потому если ты рождаешься как иссарам, то живешь в этих горах и укрепляешь тело и дух, чтобы обрести военные умения, благодаря которым будешь готов к возвращению. Молясь и медитируя, ты достигаешь равновесия между тем, чего желаешь достичь, и тем, чего достичь можешь. Мать поет тебе колыбельные-молитвы, выжигающие клеймо у тебя на сердце, пока не становятся они частью тебя самого. Ты учишься, что тропа, ведущая к искуплению, всегда узкая и скользкая, что лишь лучшие могут ею пройти. А потому ты стараешься, как старались и твои предки. Прежде чем исполнится тебе двенадцать лет, ты знаешь все шестьсот двадцать две молитвы, что составляют кендет’х. Молитва за грех гордыни, злости, лени, гнева, молитва за ошибки рода, племени, народа, молитва на смерть друга или врага, о здоровье, о хороших сборах, о благополучии в браке, о доброй смерти. Все время повторяют тебе, что всякий чужак — это опасность, не враг, врагов можно просто убить, но опасность потерять душу, остаться пустой скорлупой, ослабить племя. И обещают тебе, что после смерти твой кусок души будет поглощен душой племени и останется в безопасности до самого искупления, когда все возродятся свободными и счастливыми людьми. Разве что все