Бессарабский вопрос между мировыми войнами 1917— 1940 - М. Мельтюхов

Угроза войны с Румынией усилилась в период широкомасштабных боев на советско-польском фронте и активизации армии Врангеля в Крыму и Северной Таврии летом 1920 г. Антанта подталкивала Румынию к вмешательству в события на стороне Польши, а советское руководство пыталось удержать ее от этого шага, намекая на возможность выгодного для Румынии соглашения по Бессарабии. В итоге внутренняя ситуация в Румынии способствовала сохранению ею нейтралитета, но попытки Москвы завязать с ней политические переговоры остались безуспешными, поскольку румынская сторона ставила непременным условием начала этих переговоров советское признание Бессарабии частью Румынии. Понятно, что РСФСР и УССР, рассматривавшие вопрос о Бессарабии как важный козырь в диалоге с Румынией, не собирались просто так упускать его. В этих условиях какое-либо соглашение о советско-румынской границе было невозможным, а сближение Румынии и Польши и их ориентация в своей восточной политике на Францию не способствовали нормализации отношений Бухареста с советскими республиками.

Следует также помнить, что разделенные Днестром государства находились на мировой арене в неравных условиях. Румыния являлась международно признанным государством, имевшим влиятельных союзников в лице Польши, стран Малой Антанты и Франции, тогда как РСФСР и УССР все еще оставались непризнанными республиками, пытавшимися разрешить целый ряд внутренних проблем, связанных с последствиями Гражданской войны. Все это подталкивало румынское руководство к неуступчивости в бессарабском вопросе и культивированию образа «защитника европейской цивилизации» на Днестре. В условиях постоянных инцидентов на советско-польской границе и на демаркационной линии по Днестру советское военно-политическое руководство опасалось возникновения в 1921 г. новой войны, а набеги различных антисоветских формирований с территории Польши и Румынии вызывали ответные действия советских спецслужб. Не случайно советско-румынская дипломатическая переписка в это время была наполнена взаимными претензиями относительно инцидентов на демаркационной линии.

Вместе с тем сторонам удалось договориться о начале прямых предварительных переговоров, состоявшихся 22 сентября — 25 октября 1921 г. в Варшаве. В ходе этих переговоров Румыния попыталась добиться признания советской стороной аннексии Бессарабии, а советские представители добивались установления дипломатических отношений с Бухарестом. В итоге никакого соглашения достигнуто не было, поскольку стороны не собирались идти на уступки. Подобный исход Варшавской конференции и вторжение в район Тирасполя петлюровского отряда с оккупированной Румынией территории Бессарабии при явной поддержке румынской погранохраны, конечно же, не улучшали советско-румынских отношений.

Помимо территориального вопроса важной проблемой советско-румынских отношений был вопрос о румынских ценностях, эвакуированных в Россию в годы Первой мировой войны, об оплате русских поставок военного времени Румынии, а также захваченного русского государственного имущества в Бессарабии и Румынии[1114]. Понятно, что каждая из сторон считала, что именно она понесла наибольший ущерб. Правда, в течение 1922 г. советская сторона зондировала Румынию на предмет ее отказа от финансовых претензий в обмен на советский отказ от претензий на Бессарабию. Однако румынское руководство не поддержало эту идею, хотя, видимо, это был момент, когда Бухарест скорее всего смог бы получить согласие Москвы на присоединение Бессарабии. Образование СССР и общая нормализация обстановки в Восточной Европе позволили сторонам договориться о мерах по недопущению инцидентов на демаркационной линии по Днестру. Вместе с тем Румыния отказалась от заключения торгового договора, не желая допускать советских представителей в Бухарест, где они, по ее мнению, могли бы заниматься коммунистической агитацией.

Пока же стороны достигли соглашения о проведении новых переговоров в Вене. Для советской стороны это был еще один повод заявить о своих правах на Бессарабию, а румынское руководство старалось закрыть бессарабский вопрос. Советское предложение о проведении в Бессарабии плебисцита, естественно, не было принято Румынией, которая лучше кого бы то ни было понимала, чем именно окончится голосование бессарабского населения. Наряду с пропагандой идеи плебисцита советское руководство попыталось нейтрализовать поддержку Румынии в бессарабском вопросе со стороны стран, подписавших Парижский протокол 1920 г. Правда, влияние Советского Союза на мировой арене было столь невелико, что его позиция по этому вопросу не повлияла на Францию и Италию, которые ратифицировали этот протокол. Вместе с тем советской дипломатии удалось добиться того, что Япония, и так не спешившая с ратификацией этого документа, практически отложила этот вопрос на неопределенный срок. Другой задачей советской внешней политики стало стремление расколоть польско-румынский военный союз, но каких-то заметных успехов на этом пути достигнуто не было. СССР попытался использовать протокол о досрочном вводе в действие пакта Бриана — Келлога для достижения с Польшей соглашения о ненападении, но Варшава добилась участия Румынии в этом соглашении.

Помимо двусторонних советско-румынских отношений, бессарабский вопрос затрагивал также проблемы международного режима Дуная и, следовательно, отношения СССР с великими европейскими державами. В «Плане работы Комиссии о международном политическом положении и об опасности войны» аналитики Коминтерна отмечали, что бессарабский вопрос имеет для Москвы принципиальное значение в отношении влияния в регионе, поскольку «вхождение Бессарабии в СССР имело бы своим непосредственным результатом превращение Советской Республики в дунайскую державу. Имея устье реки в своих руках, Советский Союз мог бы с гораздо большим успехом регулировать свои взаимоотношения с расположенными вдоль Дуная странами и […] смог бы вновь открыть удобнейший путь для торговли советского юга с Балканами и Центральной Европой. Это обстоятельство, несомненно, тоже играет немаловажную роль в бессарабской политике империалистических держав… Переход устья Дуная в руки Советского Союза положил бы конец французским мегаломанским планам господства над великим дунайским водным путем»[1115].

Тем временем в оккупированной Бессарабии с весны 1918 г. начала осуществляться политика румынизации с целью ее инкорпорации в состав Румынии. Бухарест фактически отказался выполнять свои обещания о сохранении автономии края. Специфика унификаторской политики Румынии в Бессарабии была связана с тем, что местное население (молдаване, русские, украинцы, немцы, евреи, гагаузы и прочие) не считало себя румынами и надеялось на скорое изгнание оккупантов. В результате в крае росла активная и пассивная оппозиция румынскому господству. Соответственно румынские власти считали всех бессарабцев смутьянами и пособниками большевиков, а репрессии в крае стали нормой. Избирательная система Румынии исключала для бессарабского населения возможность повлиять на государственную политику. Экономический отрыв края от восточных рынков привел к заметному экономическому упадку, архаизации социальной структуры населения и росту хронических социально-демографических проблем. Международные обязательства Румынии относительно соблюдения прав национальных меньшинств не соответствовали целям румынской элиты и, как правило, в Бессарабии не выполнялись.

Несмотря на ускоренное насаждение румынского языка, население края продолжало широко пользоваться русским языком и оказалось в Румынии фактически на положении людей «второго сорта». Как признавала 5 апреля 1934 г. румынская газета «Universul», «положение румынизма спустя 15 лет после объединения Бессарабии крайне плохое. Румынизация Бессарабии, особенно городов и местечек, задерживается… Бессарабская душа, все еще живущая в мираже старой России, не может быть достаточно близкой национальным стремлениям объединенной Румынии»[1116]. Два года спустя руководитель политического ведомства по румынизации Бессарабии О. Гибу признавал, что «по своему характеру Бессарабия сейчас более русская, чем в 1918 году. То, что почти все знают румынский язык, не меняет положения, так как господствующим всюду остается русский язык. В городе разговаривают по-русски, читают русскую прессу, а это очень мешает утверждению румынизма»[1117]. Идеология национализма, являвшаяся основой румынской внутренней политики, использовалась властями для ранжирования национальных меньшинств. В результате русские в Бессарабии оказались наиболее угнетенным населением. В культурном плане Бессарабия так и не была интегрирована в Румынию и на протяжении всего межвоенного периода оставалась отсталой в экономическом отношении аграрной окраиной страны[1118].