Разбой - Петр Воробьев

Подъём прошёл почти без сбоев – гидравлика одного из трёх цилиндров второй стадии дала течь, что в мало-мальски обычных обстоятельствах привело бы к отмене пуска, но Самбор с Атаульфом убедились, что ни одна из струй гидравлической жидкости не попала на первую ступень ракеты, и велели продолжать пуск, не отступая от циклограммы.

– Готовность диалепт! – объявил Аркил.

– Есть готовность диалепт! – отозвались ватажники.

– Ключ… – Аркил не успел договорить «на пуск».

По этому приказу, Рейфнир должен был повернуть ключ, и последовательность подготовки ракеты к взлёту переходила в автоматический режим, но Атаульф, наполовину высунувшийся наружу через люк в крыше, сверху тронул Аркила за плечо:

– Чолдонцы!

– Чтоб я сдох, – Самбор высунулся из-за бронедвери, смотря вниз за край плоскогорья. – Ещё немного, они так прямо в газоотводный лоток въедут.

– Несколько диалептов у нас есть, – прикинул Атаульф. – Подождём с пуском.

– Наоборот, сейчас и надо запускать, – пальцы Рейфнира нависли над ключом. – Чолдонцы же!

– На плоскогорье им не подняться, а запустим, как поближе подойдут, всех их выхлопом выжжем! – объяснил Атаульф.

Самбор пробормотал: «Я каждому скажу, тебе»… Сивояра только успела обрадоваться, что может опознать древние стихи, «Предупреждение» Аксиагасто, как мечник вместо «ключи надежды» закончил: «…лучи поноса».

– А зачем? – громче, чтоб все в прицепе слышали, спросил мечник.

– Как зачем? – удивился Атаульф. – Чолдонцы же! Как у Щеглова Острога!

– Те были у Щеглова Острога, – Самбор шагнул вовнутрь прицепа. – А эти не были.

– Всё одно ж, чолдонцы! Потом, Ардерик! – Атаульф указал на ракету.

В число полезной нагрузки действительно входила маленькая сфера с прахом великого мистагога, которой предстояло при разделении второй и третьей ступеней ракеты отправиться в самостоятельное путешествие. Под световым парусом, спустя многие эоны сфера должна была достичь центра галактики. Ардерик не только завещал так распорядиться своими останками, но и оставил Поволяну сыну Буреслава подробный чертёж сферы, паруса, и системы его развёртывания.

– Что Ардерик? – Самбор боком протиснулся мимо Сивояры к Рейфнировой приборной доске.

– Как что? Они будут его рабами в Хель!

– Его дух будет скитаться меж звёзд, а не гнить в Хель! И уж кому-кому, а Ардерику-то на что сдалась такая прорва таких тупых рабов? Нет, на ближайший месяц гекатомб хватит!

С этими словами, Самбор отстранил Рейфнира, навис над приборами, и со щелчком повернул пусковой ключ.

Глава две дюжины. Дикое Поле

У чолдонского гонца, что прискакал под стены Щеглова Острога и принялся размахивать белой тряпкой на деревянной рогулине, запасных жизней было никак не меньше, чем у дюжины кошек. Стражи на башнях слишком хорошо помнили предательство дикарей, попытавшихся взорвать одни из городских ворот, прикрывшись знаком Яросвета. Пули из волкомеек, тайфуров, и гингальсов полетели в сторону чолдонца, остановившегося на холме. Дикарь спешился, пальба продолжалась. Некоторые стражи перестали стрелять, когда чолдонец положил кривой меч и пищаль наземь. Когда же он сбросил доспехи и поддоспешник и голый, волосатый, и грязный пошёл к воротам, крутя над головой рогулиной с тряпкой, огонь наконец прекратился. Как в своё время справедливо сказала Зима посадница, варвары – те по другую сторону стен. Всё равно, тут дикарю ещё раз крупно повезло: Сигурбирну с пищалью вовремя заметили и с трудом успели оттащить от бойницы два крепких мужа.

Не смертельно, но больно помятый вышедшими из ворот острожцами гонец (мы не варвары, но и не гутанские отшельники всё-таки) звал «на замиренне» «Зиму вожу», а с ней довольно странный перечень «каюр», «камов», и «могутов», куда понятным образом попали старшины влиятельных острожских цехов (Торкель мусорщик, Фритигерн кузнец, Кадфан горняк), Акерата вестница, Карл Боргарбуйн, Горм и Буах из Ралланда, Самбор мечник и Кромослав староста с Поморья, и альбингские вожди Дубх и Шолто. Уже не столь объяснимо, перечень включал Атаульфа из Гнёва, Кромфрида Щуку, пару-тройку более или менее случайных острожцев, и уж совершенно непонятно с чего – Унферта вестовщика с Энгульсея.

Само по себе существование такого перечня, заученного наизусть неграмотным чолдонцем, насторожило жителей Щеглова Острога – неужели в городе завёлся лазутчик? Объяснение оказалось проще: все имена (и никакие другие) упоминались в передовице «Боды», описывавшей битву у Бывшей Заставы и её непосредственные последствия. Поэтому приглашение в числе прочих получил и Яросветов жрец, через два дня после битвы заразивший себя лёгочной лихорадкой, чтобы испытать первую лекарственную смесь, оказавшуюся недостаточно действенной. Вскоре после этого, Боргарбуйн выгнал из покоя жриц Свентаны, дополз до мертвецкой, заперся там, передал состав второй и третьей возможной смесей ученикам по телефону, и подорвал самодельную термитную бомбу, превратив себя и заразных покойников в уголь. Вторая смесь работала заметно лучше: не только помогала больным одолеть лихорадку, но и, по уверениям жрецов, кратковременно предохраняла здоровых от заражения.

Одди мусорщик оторвал правую руку от штурвала и потёр плечо. Место от укола побаливало. Кто-то постучал сзади в перегородку.

– Открой, а? – глухо сказал Фритигерн кузнец (он вообще-то предпочитал, чтобы его звали металлургом).

Одди потянул за рычаг, гидравлика подняла кормовую бронеплиту. По своему изначальному предназнчению, та же гидравлика уплотняла мусор. Сейчас на месте мусора находились кузнечный старшина и два подстаршины. Эта мысль заставила мусорщика улыбнуться.

– Теперь что? – спросил Бевис, ученик Одди.

– Ждать, – сказал мусорщик.

Он проверил обороты холостого хода двигателя, достал из кармана в двери сложенный вчетверо утренний выпуск «Посадничьих грамот», потом открыл ящик справа и впереди над кожухом раздаточной коробки, и вытащил кусок старой оленьей замши. В него были завёрнуты полкраюхи хлеба, четвертушка острого сыра, и несколько тонких, почти как бумага, кусков сушёного с крупной солью и острым винландским перцем мяса. При жизни, мясо почти наверняка несло в седле какого-нибудь девятиреченца, но правильно разделанный и засушенный як на вкус совершенно ничем не отличается от правильно разделанного и засушенного тура. Что этот як и провалялся под городскими стенами день-другой с распоротым осколками брюхом – мелочь. Кожух раздаточной коробки вполне сходил за стол, а замша – за скатерть.

– Режь, – сказал Одди Бевису, кивнув на краюху, и приготовился развернуть дённик, но тут слева в триплексе обозначилось какое-то движение.

Сольмунд, подстаршина металлургов, стоял снаружи у двери и махал рукой. Мусорщик открыл дверь.

– Одди, – Сольмунд снизу вверх посмотрел мусорщику в глаза, потом опустил взгляд. – Вряд ли тебе в тайну, что не люб ты мне.

Не в тайну, не в тайну. До хольмганга дело не дошло – посадница запретила поединки в осаждённом городе. Пришлось ограничиться мордобоем. Хотя ограничиться – не совсем правильное слово, кузнец в мордобое пострашнее какого-нибудь булочника с мечом. Первым же ударом с ног сбил и дыхание вышиб. Если б не вмешательство Сигурбирны, Сванлейг, и Ютты-Ро, мог бы вообще забить. И от Сигурбирны потом отдельно досталось.

– Мне ты тоже крепко не люб, но Сольмунд меня упросил тебя с нами взять, – сказал Фритигерн. – От цеха мусорщиков, по правде и по закону.

– Так от нашего цеха уже Торкель, – удивлённо возразил Одди.

– Торкель ночью за стену в разведку не ходил, и трёх чолдонских языков не притащил. Дрянь ты, может, и дрянь, но боец отменный. Пошли.

– Иди, учитель! – сказал Бевис. – Мы с Каропуго за машиной присмотрим!

– Под сиденьем в баклажке слабое пиво, – сказал Одди, поднимаясь с места и подбирая меч. – Треть мне оставьте.

Какой-нибудь гардарец скорее всего полез бы в драку после такого приглашения, но для Одди, «отменный боец» в устах Фритигерна точно перевешивал «дрянь». Да и сам вид старшины, особенно его пудовые кулачищи, мягко и ненавязчиво подталкивал к заключению, что кузнецы не нанесли мусорщику оскорбление, а признали его заслуги, просто не удержались и приправили похвалу ядрёным словом согласно обычаю цеха молотобойцев. Сольмунд по-прежнему смотрел исподлобья, злобно набычившись. Спустившись с лестницы, Одди на всякий случай отвесил ему поклон. Подстаршина даже чуть-чуть наклонил голову в ответ. Одди мысленно добавил: «Качнув невидимыми рогами».

Переделанные из мусоровозов броневозы вместе с парой настоящих гусеничных бронеходов выстроились полудугой перед несколькими шатрами. К северу у коновязи и длинного корыта с водой стояли вперемешку кони и ездовые животные, на первый взгляд показавшиеся Одди незнакомыми – могучие, приземистые, с длинной, почти до земли, буро-рыжей шерстью, у кого гладко расчёсанной, у кого свитой в косы с вплетёнными белыми и красными лентами. По более внимательном рассмотрении, можно было предположить, что если такого зверя пару недель бить, не кормить, не чесать, наполовину обрить, и ввинтить в кожу тьму-другую стальных колец, получится типичный чолдонский як. В отдалении от шатров, ещё видимую из-под снега пожухлую траву на южном склоне пологого холма жадно щипала огромная, если не выше, то уж точно длиннее и тяжелее слона даже в до кровавых пролежней на спине замученном состоянии, тварюга с раздвоенным рогом на конце длинной и словно вдавленной сверху морды.