Одиссей покидает Итаку. Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

Наташа передернула плечами. Слова Новикова будто прямо адресовались к ней. Она вела именно такую жизнь последние годы.

— Но ведь и окончательно порвать с предыдущей жизнью мы не готовы, не так ли? — с вызовом сказала она.

Новиков уже и не рад был, что начал разговор. Расшевелить друзей ему удалось, но проблема оказалась слишком острой и грозила непредсказуемыми последствиями для сложившегося образа жизни. Жить здесь, все время ощущая, как рвутся одна за другой связи с человечеством (как бы высокопарно это ни звучало), или вернуться домой — и постоянно тосковать об утраченном? Или выбираться время от времени на Валгаллу, как на загородную дачу?

— Я смотрю, о пришельцах вы уже окончательно забыли. Или есть основания полагать, что они решили оставить нас в покое?

Слова Берестина прозвучали настолько неожиданно, что на секунду все замолчали, с недоумением глядя на него, а потом рассмеялись настолько дружно, будто услышали остроумный анекдот.

— Да… Вот блестящий образец стиля «а ля Новиков», — сказала Ирина. — Надо же так заморочить всем головы.

Воронцов тут же вспомнил подходящий к случаю эпизод из своего военно-морского прошлого, и завтрак закончился в атмосфере веселого облегчения. Похоже, что все, подойдя к краю бездны и заглянув в нее, обрадовались возможности тут же забыть об увиденном. Благо, что всерьез задуматься о том, что в ней открылось, пока не было неотложной необходимости.

…Новиков вышел на крыльцо, прикидывая, чем заняться до обеда, и главное — чем занять остальных. Можно было, к примеру, взять вездеход и прокатить девушек до дальнего распадка, где пострелять глухарей, или переправиться на тот берег, разведать, что скрывается за цепью голубых холмов, или даже попросить Левашова настроить канал перехода на пустынный атолл в Индийском океане, где сообразить нечто вроде праздника Нептуна с купанием и виндсерфингом. В любом случае требовалось действие, чтобы сбить минорный настрой. Даже самой интеллектуальной компании нужны иногда простые развлечения. И внезапно подумал, сколь часто подобные проблемы возникали перед диктаторами.

За спиной у него открылась дверь. Воронцов, уминая пальцем табак в большой вересковой трубке, подошел и сел боком на перила. Чиркнул спичкой и долго водил ею над жерлом своего курительного устройства, добиваясь, чтобы табак затлел равномерно и на должную глубину. Затянулся, неторопливо выдохнул дым, полюбовался, как он медленно поднимается вверх в сыром и неподвижном воздухе.

— Ты молодец, командир, сработал четко, минимум на неделю толпа успокоится. А мы с тобой что делать будем?

— С чего ты взял, что нам нужно что-то делать?

— Хозяин — барин. Можно и ничего. Просто я подумал, ты жаждешь определенности. В самом деле, чего вам ждать? Вдруг и вправду пришельцы давно про вас забыли?

— А если не забыли?

Воронцов помолчал, похрипел трубкой.

— Может, и не забыли. Только это — ваши проблемы. Мне как-то все надоело. Идея себя изжила, как говорил Остап.

— Постой, как тебя понимать? — с недоумением спросил Новиков.

— Как хочешь. Я с вами пожил, посмотрел… Надоело. Вы кого-то там боитесь, опасаетесь — ваша воля. При чем тут я? Ну, Олегу помощь была нужна. Что мог — сделал. Теперь, думаю, будет здесь четыре человека или пять — все равно. Если за вами сюда придут, из автоматов не отстреляемся. Не придут — слава богу. Живите, как знаете. А мне на Земле привычнее. Вот так. Осуждай, не осуждай — я решил вернуться.

Новиков старательно рассматривал почерневшие от многодневных дождей ступеньки лестницы у себя под ногами, потом перевел взгляд на едва видимую сквозь туман реку. Он не знал, что ответить Воронцову. Какой второй и третий смысл могут нести его слова? Ничего не мог сообразить. Думать, что Дмитрий струсил, Новиков не имел оснований. Поверить, что говорит правду — не позволяли прожитые рядом с ним недели.

Он посмотрел на Воронцова в упор, ища в его глазах хотя бы намек на шутку или подтекст. Однако не смог уловить ничего.

— Постой, а как же все, что ты говорил раньше? Твой пришелец, война, сорок первый год? Не вяжется…

— А ты мне поверил? — Воронцов изумленно поднял бровь. — И не обратил внимания на все натяжки и несообразности? Ну что ж, или способный я рассказчик, или ты… — он замялся, подбирая слово. Не нашел подходящего и махнул рукой. — Впрочем, неважно. Просто скучно мне стало отдыхать, приехал к Олегу, а у вас тут такое… Вот и решил разговор поддержать… Так и запомни — ничего не было. В дальнейшем это тебе пригодится. Когда станешь очередные решения принимать, чтобы не обольщался бессмысленными надеждами…

— Теперь я, кажется, понял, за что тебя вышибли с флота, — сказал Новиков, неожиданно успокаиваясь. Очевидно, Воронцов затеял новую, пока непонятную партию. Пытаться разгадать ее смысл сейчас незачем, нет достаточной информации. Значит, правильнее всего ему подыграть. А дальше видно будет. Но ни в коем случае не надо раздражаться, лезть в спор, взывать к совести, чести и чувству долга. Тем более, что он от них, надо полагать, не отступает.

— Кто его знает, понял ты или нет, — пожал плечами Воронцов. — Но наверняка тот, кто меня вышибал, исходил из своих критериев, а не из твоих. А в целом все правильно, важен результат. Рад, что расстаемся без взаимных обид. — Он помолчал. — Впрочем, я не обещаю, что ухожу навсегда. Может, и вернусь. Если и там скучно станет… — Снова помолчал и добавил: — Знаешь, если Лариска с Ириной захотят Наталье компанию составить — ты сильно не спорь. Что тут девчатам зимой делать? Холод, снега, скука… А я им на Земле что-нибудь придумаю. Потеплеет — вернутся.

Новиков был прав в своих догадках. Прошлой ночью Воронцова вызвал Антон и в категорической форме посоветовал немедленно покинуть Валгаллу.

— Вполне вероятно, что в ближайшее время там станет горячо, — сказал он.

На возражения Воронцова отреагировал так:

— Там ты своим друзьям ничем не поможешь. Хоть с пистолетом, хоть с пулеметом. Это не Земля. А отсюда помочь сможешь. Тем более, что лично им особой угрозы как раз нет. А вот если в плен попадешь ты, тогда плохо. Поэтому сделай так, чтобы даже при желании ничего серьезного о тебе и твоих связях со мной никто сказать не смог…

— Как же это ты себе представляешь? Ребята все знают… Но если им все объяснить, будут молчать. Даже на самом серьезном допросе.

— На достаточно серьезном допросе даже на Земле заговорит любой, а уж там… Нужно, чтобы ни у кого о тебе достоверных данных не осталось бы. Уж постарайся.

Затем Антон начал объяснять, что проще всего было бы вообще стереть всякие воспоминания о Воронцове из памяти его друзей, но это, увы, теперь невозможно. Пришельцы дважды видели Воронцова в обществе Левашова, даже вступали с ним в контакт.

— Особенно второй раз, — с мрачным юмором вставил Дмитрий.

— Вот именно. Поэтому остается только поддерживать твою легенду: да, был такой товарищ, в гостях, проездом, в силу неуравновешенного характера вмешался не в свое дело, стрелял в милиционеров, опомнился, перепугался, вместе со всеми бежал на Валгаллу, потом успокоился и счел для себя более безопасным возвратиться обратно, где и затерялся бесследно… Все остальное узнаешь позже. У нас еще будет время. И еще — ни в коем случае там не должна остаться Ирина. Пока ее не найдут, твоим парням ничего серьезного не угрожает.

Они обсудили еще целый ряд имеющих отношение к делу подробностей, после чего Воронцов, не убежденный до конца, но понимающий, что другого, более разумного и надежного выхода у него все равно нет, возвратился на Валгаллу.

«Это ж только представить себе, какие невероятные последствия может иметь невинное желание отдохнуть на берегу теплого моря», — думал он, ворочаясь в постели и пытаясь заснуть. Следующий день обещал быть нелегким: врать придется много, и делать это надо будет непринужденно и убедительно.

— …Ты ведь пишешь там что-то вроде мемуаров, — говорил он Новикову. — Вот и включи в них мою историю. Да распиши покрасивее. Война, бомбежки, романтический замок, прекрасная девушка и таинственный инопланетянин. В самый раз будет. Все равно никто не проверит… И фантазии не жалей. Дозволяю разукрасить мой образ любыми живописными подробностями. А когда, даст бог, встретимся, я почитаю…

Воронцов засмеялся, покровительственно похлопал Новикова по плечу, словно не замечая театральной фальшивости этого жеста.

Андрей резким движением убрал его руку.

— Хозяин — барин. Делай, как знаешь, только в друзья больше не набивайся. Не люблю пижонов.

— Ладно-ладно, только не надо громких слов. Разойдемся красиво…

Он не успел закончить. Распахнулась дверь, и на крыльцо выбежали девушки, над чем-то смеющиеся, в разноцветных, отороченных мехом коротких дубленках, в джинсах, по-походному заправленных в сапоги. За ними Шульгин тащил на плече пять винтовок с оптическими прицелами.