Крест на моей ладони - Влада Воронова

«0»

Ну вот и всё, воспоминания кончились, наступило настоящее. Пора начинать поединок с Первым девяточником. Это оборотень, а лет ему семьсот девяносто восемь.

Всесовершеннейший смерил меня ещё одним презрительным взглядом и процедил:

— Нулевичка.

— Вот именно, — любезно улыбнулась я и выдала экспромт:

— Начальная точка — ноль:Рожденье и смерть,Радость и боль.Жизнь — от нуля путьИ до бесконечности.Ноль — середина вечности.

Рифма получилось не ахти, но девяточника зацепило — дернулся так, будто крапивой по голому заду хлестнули.

— Ты всегда позволяла себе слишком много, — сказал он.

— Я всегда позволяла, позволяю и буду позволять себе ровно столько, сколько нужно.

— Нет, — ответил девяточник. — Твоё время прошло.

— В нигдении вообще нет времени, — напомнила я. — Ноль.

Предрешатель опять гневно сверкнул глазами, я уловила эмоциональное и ментальное эхо, считала информацию.

Они никогда не были единой командой. Даже внутри троек. Каждый только и мечтал избавиться от соперника и взобраться на ступень выше.

Их обязательно должно быть девять — иначе не составить восьмилучёвую магическую звезду со срединной опорой, основу большинства волшебств высшего уровня сложности. Не удержать власть.

Предрешатели терпели соправителей, но нисколько не дорожили друг другом. Да и взаимной симпатии у них никогда не было. Одна только опостылевшая необходимость держаться вместе.

На мгновение мне стало их жаль: столетиями изо дня в день работать бок о бок с теми, кого не хочешь ни видеть, ни слышать. Пытка, растянутая в бесконечность.

Жалость стегнула Предрешателя не слабее стихов. Он начал трансформацию.

Девяточника подвела привычка к театральности: выбрал слишком сложную по структуре и трудную в исполнении ипостась — дракона, и делал нарочито медленно, чтобы я успела осознать всю неотвратимость своей гибели и испугаться. Но я предпочла считать ещё немного информации.

Лайрос был младшим письмоводителем в секретариате одного из мелких координаторов Лиги. И бездарным волшебником, перекиднем всего лишь с одной ипостасью и рангом ведьмака.

Прежний Первый Всесовершеннейший Мироправитель затеял убрать Второго, очень захотелось занять его место. Для Девятки дело обычное. Второй узнал о затее Первого. Тоже нередко бывает. И решил защититься от опасности самым простым и надёжным способом — убить Первого. Но прямое уничтожение невозможно, тогда остальные члены Девятки прикончили бы его самого. Оставался либо несчастный случай, либо дуэль. Подстраивать несчастный случай дело ненадёжное, провал замыслов Первого тому доказательство. Оставалась дуэль. Внутри Девятки поединки запрещены, да и глупо было бы рисковать собственной шкурой, ведь соперник может и убить. Но древний обычай позволяет любому жителю волшебного мира вызвать на бой младшего из его наиверховнейших правителей. Повод для поединка не нужен — правитель обязан доказывать подданным своё недосягаемое превосходство. Ну а если не сумеет, то его место займёт победитель. Насколько честной будет эта победа, не волнует никого. Победитель всегда прав.

Второй через хранителей зеркала, официальных шпионов Предрешателей, выбрал в поединщики Лайроса, молоденького и снедаемого честолюбием мелкого чиновника без надежд на славу, деньги и карьеру. Снабдил оружием, подсказал несколько тактических приёмов. Лайрос победил, забрал себе всю силу и мастерство побеждённого.

И стал Предрешателем.

Не знаю, сбылись ли надежды Второго заполучить обязанного ему всем, а потому всецело преданного союзника. Вряд ли. Слова «преданность» и «союз» к Девятке вообще неприменимы. Здесь нужны словосочетания «тайная вражда» и «явное предательство».

Первый закончил трансформацию. Передо мной предстал огромный золотистый огнедышащий дракон.

— Дурак ты, — сказала я. — Да и не просто дурак, а дважды. Первый раз — когда так долго входил в боевую форму. За это время тебя можно было пристрелить по меньшей мере четыре раза. Второй — когда предал свой дар. Ты ведь скульптор. Для магородных способность к художественному творчеству — редчайшее явление. Тем более, способности такого уровня. Ты ведь очень красивого дракона смоделировал. Любой музей или частый коллекционер купил бы такую скульптуру, ни секунды не раздумывая, и за большие деньги. А славы было бы — на весь мир.

Дракон плюнул в меня огнём. Я увернулась и сказала:

— Злишься. Значит, я права. И ты очень несчастен, ведь погибший талант отравил тебе душу. Ни власть, ни всеобщее пресмыкательство ни разу не дали тебе той радости, которую давали скульптуры. Из семисот девяноста восьми лет ты полноценно прожил только двадцать три. Минус восемнадцать детства и отрочества — будет пять. Всего лишь пять лет настоящей жизни. И семьсот семьдесят пять лет твоя душа гнила заживо. Ты ходячая куча гнили, Лайрос.

Дракон опять плюнул огнём. И опять промазал. Гнев и обида на чужую правоту — скверные помощники меткости.

— И третий раз ты дурак, — сказала я. — У тебя ведь ничего нет. Ни друзей, ни любви, ни дела. Ты всё потерял. И никому ты не нужен. И тебе никто не нужен. По сути дела, ты уже семьсот семьдесят пять лет как умер.

Я увернулась от плевка.

— А у меня, Лайрос, есть настоящие друзья, любимый и любящий муж, родители, брат. Я нужна многим. И мне нужны многие. Мне есть ради кого жить и для кого побеждать. У тебя же только власть, от которой никому никогда не было пользы. Если ты подохнешь, никто этого даже не заметит. Ты пуст и ничтожен, властелин мира Лайрос.

Дракон ответил серией плевков. От половины я увернулась, половину приняла на «ледяной щит». Он вмиг испарился, но я осталась невредима. Но второй раз его уже не выставить, для нулевика это волшебство одноразовое. Надо поторопиться закончить бой.

— У меня, Лайрос, ещё и любимое дело есть. Такое, которое нравится мне самой и которое действительно нужно и полезно людям. Моя страна. Мир, где можно быть счастливыми. Мир, где многие хотят жить. И потому люди сами, без просьб и принуждения помогают мне его построить. У меня есть ради чего жить и ради чего побеждать. А тебе, Лайрос, даже умирать не за что. Подохнешь тупо и бессмысленно как животное.

Своего я добилась — дракон спикировал на меня смертоносной, неотвратимой «Стрелой Ахримана». В последнее мгновение я отступила и провалилась в Мёртвую Бездну. Лайрос упал вслед за мной. «Стрела Ахримана» — приём действительно неотвратимый, уклониться от него не может ни жертва, ни агрессор. Его нельзя прервать. Он связывает нападающего и обороняющегося в единое целое.

Мёртвая Бездна соткана из боли и страха. Это не преддверие смерти. Наоборот, смерть — спасение из Мёртвой Бездны.

Но мне действительно есть ради кого и ради чего жить и побеждать.

Если из Мёртвой Бездны нельзя выбраться, то нужно нырнуть в глубь.

Уйти на самое дно боли и страха. Я не помню, как это было. Не знаю. Не хочу помнить и знать. Прицепленный неразрывной связью «Стрелы Ахримана», за спиной прицепом болтался Лайрос. Пришлось вытаскивать и его.

Когда вдруг прекращается боль, её отсутствие воспринимается как эйфория. Несколько минут пьяного, тупого и животного наслаждения самим фактом — ты живёшь и тебе не больно и не страшно. Едва начало проясняться сознание, как я провалилась в тягучую прашню. Это всё равно, что в зыбучие пески попасть. Да ещё и с довеском в виде полуобморочного мужика килограммов эдак на восемьдесят с лишним.

Засасывает тягучая прашня гораздо быстрее зыбучих песков и болотной трясины. Выбраться из тягуна можно, если не паниковать и не дёргаться, а спокойно переместиться в нигдению. Теоретически. На учебке нам говорили, как выбираться из тягучей прашни, но тут же добавляли, что на практике этого никто не проверял. И советовали держаться от тягуна как можно дальше — гиблое место.

Неважно, что я застряла в прашне по самые плечи. Поскольку её золотистые песчинки мне не нужны, то и руки у меня пусты. Прикосновение пустой ладонью к пустоте… И мы в нигдении.

Сцепка «Стрелы» разорвана.

Несколько мгновений Лайрос наслаждается осознанием того, что он жив, и тут же с возмущённой злобой вопит на всю нигдению:

— Ты, сука!!! Бездна и тягун навечно лишили меня волшебной силы! Я стал нулевиком!

— Ну и что? Я всю свою жизнь нулевичка. Как видишь, не сдохла.

Ответ не особо вразумительный, и Лайрос снова орёт:

— Я стал нулевиком! Я был чаротворцем, а стал нулевиком! Всё из-за тебя, суки!

Разнообразием словарного запаса Предрешатель похвастаться не может. К тому же от воплей противно звенит в ушах, и я тычком в нервный узел отправляю истеричного придурка в глубокий обморок.