Король русалочьего моря - Т. К. Лоурелл

впервые удостоил его своего явного внимания, – до чего она додумалась.

Ксандер снова не дал Белле ответить.

– Может быть, до того, что даже проклятие не может помешать кому-то стать человеком. Если, – Ксандер наконец посмотрел на него, со спокойствием обреченного, – конечно, не хочет быть монстром, который это проклятие заслуживает.

– Вы полагаете, – со светской любезностью ответил дон Франсиско, – что с проклятием бороться возможно?

– Я полагаю, что не стараться быть человеком – недостойно.

Одиль его от души понимала. А еще она понимала, что если бы он сейчас вынул из кармана перчатку и с оттяжкой хлестнул ей дона Франсиско по этой вот худой щеке, это было бы немногим хуже.

Что ж, светская любезность – это оружие, которое принадлежит всем.

– У вас удивительная дискуссия, – сказала она с чувством, как будто в самом деле только что очнулась от заставившего ее забыть о реальности диалога, и теперь молит о прощении, что вынуждена быть голосом этой самой скучной реальности, – но, право, Белле нужно на экзамен. Может быть…

Дон Франсиско улыбнулся ей, и она внутренне пнула на этот раз уже себя: конечно, последнее слово он оставить за Ксандером не мог.

– Одну минуту, сеньорита де Нордгау, – проговорил он с учтивостью настолько безупречной, что уже издевательской, – но именно потому, что этот разговор вас увлек, я не могу оставить вас с ложными выводами. Выкладки юного ван Страатена милы, но несущественны, потому что о том, кому и как быть человеком, может рассуждать, как я уже говорил, только свободный человек, а от раба они могут только позабавить. Смотрите, что я имею в виду.

– Дядя, не смей!

Белла с таким же успехом могла пытаться сдержать своим возгласом заходящую на таран акулу – скорее, этим она только подлила масла в огонь. Тем более что Франсиско Альварес де Толедо в подталкивании не нуждался: сейчас на его губах играла легкая улыбка, и никакой стены не было, и ничто не мешало Одили угадать сладострастное удовольствие в этой улыбке.

Она внезапно и безумно пожалела, что не носит, как Адриано, с собой нож в сапоге.

И да, вот сейчас его голос был пугающим.

– Я, Франсиско Альварес де Толедо, – отчеканил он, – силой крови Альба приказываю тебе, Ксандер ван Страатен…

– Этого совершенно не нужно, – сказала Одиль, стараясь, чтобы это звучало убедительно, но даже на ее слух вышло беспомощно. Однако на мгновение он умолк, но тут же чуть склонил голову к плечу, улыбка его стала шире и нежнее, и она поняла, что остановить его не может ничто.

– Возьми нож для мяса, – ибериец повел свободной рукой в сторону блюда с уткой, – и воткни его в свою руку. Левую.

Ксандер дернулся, но сделал над собой усилие и остался сидеть, хотя он побледнел, как человек, который видит, как на него идет лавина, и знает, что ничего не может сделать, чтобы спастись. Нисколько этому не удивившись, дон Франсиско лишь чуть пожал плечами.

– Как хочешь.

Воцарилась тишина, словно эти два слова обратили всех в камень. Одиль пыталась сообразить, что бы можно было сделать, но мысли, быстрые, как в лихорадке, лихорадочно же путались. Звать на помощь? Бессмысленно, в Башне может никого и не быть, и потом, это Приказ… Она тоже сидела неподвижно и не могла себя заставить даже распрямиться, не то чтобы позвать, боясь нарушить возникшее хрупкое равновесие.

Нарушил его Ксандер. Резко, вслепую, он вскочил, отшатываясь от стола – стул полетел в сторону, – вскинул руку к вороту и рванул его, отрывая пуговицу. Мускулы шеи напряглись, словно сопротивляясь невидимой удавке, он, хрипя, судорожно попробовал вдохнуть, но воздух непостижимым образом не подчинился ему.

– Ксандер!

Это у Одили вышло истеричным взвизгом, но сейчас это ее не волновало – она рванулась вокруг стола, но ее поймала Белла. Пальцы иберийки охватили запястье Одили с безжалостностью железного прута; вряд ли Белла даже осознавала, что сжимает ее так крепко, да и не нужно это было, помочь тут было уже нечем. И только Франсиско де Альба неспешно, будто не слыша происходящего вокруг пандемониума, потянулся и выдернул из бараньей ноги нож.

– Отменять приказ, – мягко сказал он в воздух, – я не буду.

И протянул нож рукоятью вперед уже оседающему на пол Ксандеру, который, все еще задыхаясь и синея, схватил его, как утопающий веревку, рукой, которой до того уцепился за столешницу. С усилием он хлопнул ладонью плашмя об стол, размахнулся, как получилось, и сталь прошила его кисть с такой же легкостью, с какой резала птицу. Тут же он с хрипом втянул наконец в изголодавшиеся легкие воздух, хватка Беллы разжалась, и Одиль метнулась к нему, сгребая со стола первую попавшуюся салфетку и обматывая ее вокруг раненой руки.

– Подожди, – прохрипел он, – надо…

И дернул нож.

Опыта с ранениями у Одили не было, только теоретические рассказы, которыми ее потчевал наставник Адриано, но не нужно много опыта, чтобы зажать первой попавшейся тряпкой льющуюся кровь. Салфетка промокла моментально, и она, не вставая с пола, вслепую нащупала на столе еще одну.

– Я заговорю, – шепнул он. – Я умею.

– Он мой вассал, дядя, – сказала – нет, скорее прорычала – над их головами Белла, заглушая этот шепот, – и ты не смеешь! Он под моей властью, а значит, и моей защитой!

Ответил ли на это что-то дон Франсиско, Одиль не услышала за скрежетом злополучного опрокинутого стула: яростная Белла ухватила фламандца за плечо и потянула его вверх с такой силой, что Ксандер встал на ноги, не дожидаясь, пока он затянет на своей импровизированной повязке хоть какой-то узел. Успел ли он что-то заговорить, Одиль так и не поняла; оставалось лишь надеяться. Белла же придвинулась к Франсиско так близко, что оказалась с ним почти нос к носу.

– Если ты думаешь, что я всегда буду молчать, – добавила она, – то ошибаешься, дядя!

И, увлекая за собой Ксандера, помчалась к двери.

– Ты куда? – только и успела ей крикнуть вслед Одиль, не ожидая ответа. Но Исабель развернулась в дверях.

– На символистику, – крикнула подруга в ответ. – На чертову символистику!

Глава 12

Русалочий принц

Таща за собой Ксандера, она ворвалась в столь любимый мэтром Баласи зимний сад и, только когда астролог чуть не подавился дымом от своей палочки, осознала, что повязка фламандца была явно не рассчитана на активные действия со стороны раненого, и теперь на ней проступила кровь.

– Я пришла сдать экзамен, – сказала она решительно и твердо,