Перекрестки сумерек - Роберт Джордан

— Мертвые не могут причинить вреда живым, Элси, — мягко сказала Илэйн. Тем более мягко, что она только что смеялась над ней, не говоря уже о желании надрать уши этой дурочке. — Они больше не принадлежат этому миру и не могут прикоснуться ни к чему здесь, включая и нас. — Девушка кивнула и снова присела, но судя по ее расширенным глазам и дрожащим губам, она вовсе не была в этом убеждена. Впрочем, у Илэйн не было времени уговаривать ее. — Сходи за людьми, чтобы снести вниз мои вещи, Элси, — твердо сказала она, — и не беспокойся о призраках. — Сделав еще один реверанс, девушка поспешила прочь, обеспокоенно крутя головой, очевидно боясь, что леди Нелейн может выскочить на нее откуда-нибудь из-за стенной панели. Призраки, подумать только! Эта девица и впрямь дурочка!

Материн считался древним Домом, хотя он не был ни велик, ни силен; и главная лестница, ведущая вниз в вестибюль, была широкой, с мраморными перилами. Сам вестибюль был просторным, с полом, выложенным серыми и синими плитами, и масляными лампами с отражателями, свисающими на цепях с потолка в двадцать футов высотой. Здесь не имелось никакой позолоты или инкрустаций, но вдоль стен стояли украшенные затейливой резьбой сундуки и ларцы, а на одной стене висели два гобелена. На одном был изображен всадник, охотящийся на леопарда — занятие, мягко говоря, рискованное, — а на другом женщины Дома Материн подносили меч в дар первой королеве Андора, — событие, которым Материн весьма гордился, но достоверность которого была сомнительна.

Авиенда уже спустилась и беспокойно ходила взад и вперед по вестибюлю. Увидев ее, Илэйн вздохнула. Они могли бы спать в одной комнате, если бы не боязнь оскорбить Материн предположением, что хозяин не может предоставить каждому из двух высоких гостей отдельное помещение. Авиенда не могла понять, что чем меньше Дом, тем больше у него гордости. У небольших Домов зачастую, кроме гордости, ничего и не было. Вроде бы она должна была понимать это, сама Авиенда только что не светилась гордостью и силой. Высокая, выше даже, чем Илэйн, стройная, с толстой черной шалью, накинутой поверх светлой блузы, и серой косынкой, повязанной вокруг головы, чтобы придерживать ее длинные рыжеватые волосы, она выглядела настоящей Хранительницей Мудрости, если не считать того, что была всего на год старше Илэйн. Хранительницы Мудрости, которые могли направлять Силу, часто выглядели значительно моложе своего возраста, но Авиенда держалась с достоинством. По крайней мере сейчас, хотя, оставаясь одни, они довольно часто обменивались шутками и хохотали. Разумеется, на ней не было никаких украшений, не считая длинного серебряного кандорского ожерелья, янтарной броши в виде черепашки и широкого костяного браслета. Хранительницы Мудрости всегда носили целые гирлянды ожерелий и браслетов, но Авиенда еще не была полноправной Хранительницей Мудрости, а всего лишь ученицей. Впрочем, Илэйн никогда не думала об Авиенде как «всего лишь» о ком-то, хотя это нередко и мешало. Иногда Илэйн казалось, что Хранительницы Мудрости и ее саму рассматривали как в некотором роде ученицу. Глупая мысль, конечно, но иногда…

Увидев Илэйн у подножия лестницы, Авиенда поправила свою шаль и спросила:

— Ты хорошо спала? — Ее тон был невозмутимым, но в зеленых глазах затаилось беспокойство. — Надеюсь, ты не вздумала посылать за вином, чтобы скорее заснуть? Я позаботилась, чтобы тебе разбавили вино за ужином, но я видела, какими глазами ты смотрела на кувшин.

— Да, матушка, — Илэйн отвечала слащавым голоском. — Нет, матушка. Я просто удивилась, откуда у Эдмуна взялось такое хорошее вино, матушка. — Было просто преступлением разбавлять его. — А перед сном я выпила козьего молока. — Если ее от чего и тошнило, так это от козьего молока! Подумать только, что когда-то она любила его.

Авиенда уперла кулаки в бока, приняв настолько негодующий вид, что Илэйн не могла не рассмеяться. В беременности были свои неудобства, от резких перемен в настроении до выматывающего томления в грудях, она уставала, но хуже всего то, какой шум вокруг этого поднимали. Все в Королевском дворце знали, что она носит ребенка, — некоторые узнали об этом даже раньше нее, спасибо Мин с ее видениями и длинным языком, — кажется, что вокруг нее столько не хлопотали даже тогда, когда она сама была ребенком. Однако Илэйн старалась спокойно сносить всю эту суету и проявлять снисходительность, насколько могла. Они ведь хотели как лучше. Илэйн желала лишь одного — чтобы ее знакомые не считали, что беременность полностью лишила ее мозгов, — а так, по-видимому, полагало большинство тех женщин, которых она знала. Особенно те, кто сам никогда не носил ребенка.

Думая о своем ребенке — временами она жалела, что Мин не сказала, мальчик это будет или девочка (вернее, Авиенда и Бергитте не могли вспомнить точно, что сказала Мин). Та никогда не ошибалась, но той ночью все трое изрядно хлебнули вина, а когда Илэйн сама решила поинтересоваться, Мин уже давно не было во дворце, — думая о ребенке, росшем в ее чреве, она всегда думала о Ранде, точно так же как мысли о нем всегда наводили ее на мысли о ребенке. Одно следовало за другим с такой же неизбежностью, с какой из молока при сбивании получаются сливки. Ей ужасно не хватало Ранда, и тем не менее он всегда был с ней. Какая-то его часть, ощущение его, постоянно присутствовало внутри нее, если только она сама не блокировала связь, рядом с ощущением Бергитте, ее второго Стража. Эта связь, однако, имела свои пределы. Ранд был где-то на западе, так далеко, что Илэйн знала лишь, что он жив. Кроме этого, она не могла ощутить ничего, хотя, наверное, почувствовала бы, если бы он был серьезно ранен. Она не была уверена, что хочет знать, чем он там занимается. Покинув ее, он долгое время находился где-то на юге, а теперь, этим самым утром, вдруг Переместился на запад. Это было очень неприятно — чувствовать его в одном направлении, а потом внезапно ощутить совсем в другом, еще дальше, чем прежде. Может быть, Ранд преследовал врагов или враги преследовали его, а может быть, этому была какая-то другая причина из тысячи возможных. Илэйн очень надеялась, что то, что заставило его Переместиться, было не слишком опасным. Он и так слишком скоро должен был умереть — мужчины, направлявшие Силу, рано или поздно все умирали из-за этого, — но Илэйн так хотела, чтобы Ранд оставался в живых как можно дольше!

— С ним все в порядке, — сказала Авиенда, словно прочитав ее мысли. Между ними тоже существовала своя связь с тех пор, как они приняли друг друга как первые Сестры, но она была не настолько сильной, как узы Стража, связывавшие их обеих и Мин с Рандом. — Если он позволит себя убить, я отрежу ему уши.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});