Сестры-соперницы - Филиппа Карр

Элла лежала на полу среди разбросанных в беспорядке вещей. В руке у нее был зажат топор. Должно быть, она пыталась защитить свой дом. Бедная храбрая Элла! Как беспомощна была она перед этими солдатами!

Бочонок эля был опрокинут, и его содержимое вылилось на пол.» Кавалеры» сломали все, что смогли, даже вывернули потолочные балки. Лишь стены остались целыми.

Я стояла на коленях возле Эллы, и во мне вскипал бешеный гнев и ненависть ко всем тем, кто убил вначале Люка, а потом Эллу. Я была по горло сыта этим конфликтом.

— Никакие цели не должны достигаться такими средствами! — кричала я, и мне становилось дурно от боли и гнева.

Наверх подняться было невозможно, потому что они разломали и лестницу. В потолке образовалась дыра, сквозь которую высовывалась ножка кровати. Дом, служивший нескольким поколениям Лонгриджей, был разрушен в один день.

Анжелет стояла рядом, и по ее щекам струились слезы.

— Берсаба, милая моя сестра, — всхлипывала она. Я обняла ее, чтобы утешить, но она продолжала рыдать, а я смотрела на свой разрушенный дом. Потом я сказала:

— Дети в безопасности. Будем радоваться хотя бы этому. Мой муж убит, его сестра убита, мой дом в руинах, но я благодарю Тебя, милосердный Боже, за то, что Ты оставил мне детей.

— Не богохульствуй, Берсаба.

— Нет! — закричала я. — Я что, должна стоять здесь и благодарить Бога за его милосердие? У меня недавно убили мужа, ты это понимаешь?

— Ты всегда сердишься, когда у тебя горе.

— Как все это жестоко! Ты понимаешь, Анжелет, я потеряла мужа. Я потеряла свой дом… Я потеряла слишком многое из того, что любила.

— У тебя есть я, Берсаба, — сказала она, — и пока я здесь, у тебя всегда будет дом.

Я повернулась к ней и, по-моему, тоже плакала, не сознавая этого.

Анжелет сказала:

— Пойдем, моя милая сестра, пойдем со мной. Я хочу забрать тебя к себе. Мой дом будет твоим домом. Мы никогда не расстанемся, пока ты сама не захочешь.

Она увела меня оттуда, и мы вместе вернулись в Фар-Фламстед.

Когда мы переступали порог, она сказала:

— О, как это жестоко… жестоко. И я твердо ответила:

— Это война.

Часть пятая. АНЖЕЛЕТ

СТРАХ В ДОМЕ

Вчера Берсаба вернулась, чтобы опять жить вместе с нами в Фар-Фламстеде. Я все время вспоминаю разграбленную ферму и выражение ее глаз, когда она с такой горечью говорила о свалившихся на нее несчастьях. Бедная моя Берсаба! Видимо, она действительно любила Люка. Я часто сомневалась в этом, их брак казался мне таким нелепым…

Люк сильно любил ее. Однажды он сказал мне:

«Когда Берсаба входит в комнату, в ней становится светло». Я понимала, что он имеет в виду. Не думаю, чтобы он мог точнее выразиться, говоря о своей любви к ней.

Мне кажется, что не бывает событий совсем плохих. Даже после всего случившегося у нас остались милые малыши — Арабелла, Лукас и Томас, сын бедняжки Феб. Мне нравится наблюдать, как они с криками бегают по саду. Это должно исцелить сердечные раны Берсабы.

Я так рада тому, что она здесь. Этот дом временами пугает меня и всегда пугал. Когда приехала Берсаба, я перестала бояться. Вскоре она уехала, но недалеко, и мы часто могли встречаться. Теперь она вновь здесь, и уже это одно меня радует.

В этом доме всегда было что-то пугающее. Вот, например, замок. При виде окружающих его стен на ум приходят разные мысли. Никогда мне не забыть того ночного кошмара. Я была убеждена, что видела там лицо человека, но все твердили, что это страшный сон, и постепенно я сама в это поверила.

Тем не менее я пришла к выводу, что в замке что-то прячут, и чем больше я думала об этом, тем больше мне становилось не по себе. Я пыталась расспрашивать Ричарда, но он начинал раздражаться и говорил, что там опасно и именно поэтому он обнес замок высокой стеной. Иногда мне хотелось опять заговорить с ним об этом, но я не решалась.

Теперь у меня есть тайна, о которой я никому не говорю, даже Берсабе, хотя думаю, что сейчас, когда она живет здесь, ей все равно удастся выпытать мою тайну. Впрочем, мне даже хотелось бы этого.

Дело в том, что у меня, возможно, будет ребенок. Когда Ричард в последний раз приезжал сюда и мы были вместе, я молилась о том, чтобы у меня появился ребенок, и мне кажется, молитвы мои были услышаны.

Если это так, то все будет по-другому. Когда я вижу Берсабу и Феб с детьми, я им завидую. Я готова отдать за ребенка все.

Я уверена, что Ричард тоже этого хочет. Возможно, тогда отношения между нами будут складываться иначе. Я ведь никогда по-настоящему не понимала его. Он никогда не был близок со мной так, как были близки Люк и Берсаба. Она любила поддразнивать мужа, высмеивая священные для него понятия, спорила с ним, вроде бы даже искала ссоры — и это, видимо, нравилось ему, что казалось мне странным, но доказывало близость их отношений. Конечно, я не умею так жонглировать словами, как она. А уж когда Люк сказал о том, что Берсаба освещает собой комнату, я ясно поняла, что она значит для него.

Потеря мужа стала для нее ужасной трагедией, но все-таки, о чем я постоянно напоминала ей, у нее остались дети.

А теперь, судя по всему, и у меня будет ребенок.

Какое-то странное предчувствие заставляет меня держать это в тайне. У меня действительно бывают странные фантазии. Я думаю, во всем виноват этот дом, потому что в Тристане со мной не бывало ничего подобного. Когда я захожу в комнату Замка, мне кажется, что я чувствую там присутствие Магдален и ее дружеское расположение ко мне. Я не слышу голосов — это, по-моему, уже полное безумие, но у меня появляется какая-то уверенность, и когда я как-то раз сидела там за рукоделием (именно тогда я впервые почувствовала, что, вероятно, забеременела), мне показалось, что Магдален рядом со мной.

«Держи это в секрете, — словно говорила она. — Держи это в тайне до тех пор, пока сможешь».

То же ощущение появлялось у меня в домашней церкви. Признаюсь, я частенько посещала церковь. Я говорила себе, что хожу туда молиться, но ходила не только за этим. Меня туда тянуло. Впервые войдя в это помещение, я почувствовала одновременно и отвращение и влечение. Там очень холодно. Мэг объясняет это тем, что в церкви каменный пол. Но мне кажется, что это какой-то особый холод, который и притягивает меня, и отталкивает.

Именно в тот момент, когда я опустилась на колени перед алтарем, у меня появилось глубокое убеждение:

«Подожди… не говори никому. Храни свою тайну как можно дольше».

Очень трудно держать в секрете то, о чем хочется в восторге кричать с башни, но столь сильным было это убеждение, что я продолжаю молчать… пока. ***

Берсаба уже неделю живет в Фар-Фламстеде. Я думаю, что Ричард будет доволен, когда вернется. Конечно, он поймет, что я просто вынуждена была привезти ее сюда, ведь она потеряла свой дом. Да и вообще это должно ему понравиться. Когда она здесь, он выглядит совсем другим. Ему очень нравились эти военные игры, и ее тактические приемы, конечно, возмутительно неграмотные, веселили его. Не думаю, что у него возникали какие-нибудь возражения и против того, что она иногда обыгрывала его в шахматы. Я наблюдала за ним во время игры и видела, как на его щеках появляется легкий румянец и как он время от времени посматривает на нее.