Дракула. Последняя исповедь - Крис Хамфрис

Чуть позже Тремблак лежал, созерцая великолепные орхидеи, вышитые на измирском ковре. В султанском шатре было тихо. Люди, которые выкупили его у татар, не думали, что он понимает по-турецки, или совсем не боялись этого, потому открыто, ничуть не смущаясь, болтали о том, как их господин выезжал на охоту.

Мехмет делал это не столько ради удовольствия, сколько для того, чтобы обеспечить себя пропитанием. Казиклу-бей мог, конечно, опустошить всю землю своего княжества, сжечь посевы, отравить воду перед наступающими вражескими отрядами, оставив турок, в том числе и самого султана, практически без еды, но он был не властен над птицами, которые парили в воздухе. Мехмету приходилось выпускать всех своих соколов и ястребов, чтобы добыть голубей и тетеревов.

Возможно, Ион задремал или просто потерял ощущение времени, впав в забытье, но когда он снова взглянул на орхидею, изображенную на ковре, послышались отдаленные приветствия, которые с каждым мгновением становились все ближе и громче. Потом раздалось позвякивание лошадиных подков, чей-то смех перед входом. Через миг все резко оборвалось, и пленник увидел, что окружен сафьяновыми туфлями и оборками шаровар, запачканных дорожной пылью.

Тремблак закрыл глаза.

— Ты знаешь его, мой дорогой?

Голос Мехмета Ион не мог забыть никогда и узнал бы среди тысячи других. Он был довольно высоким и тонким для человека столь могучего телосложения, к тому же странно мягким. Это совсем не вязалось с теми жестокостями, на которые был способен султан.

Голос же Раду заметно изменился с тех пор, как Ион видел в последний раз брата своего князя. Из срывающегося, мальчишеского он превратился в глубокий и красивый.

— Его зовут Ион Тремблак, — ответил младший Дракула. — Правая рука князя Цепеша.

— Что ж, целая рука не помешает твоему брату, особенно с тех пор, как ты отрубил ему один палец. — Мехмет рассмеялся. — Теперь он потерял и ее. Знаешь, — султан наклонился и разглядывал Иона, — я, кажется, вспоминаю его. Он учился в придворной школе и вместе с тобой принимал участие в джериде.

— Да, так и есть, прекраснейший из прекрасных.

— Погоди!

Мехмет опустился на колени, отбросил мокрую от пота прядь со лба Иона.

— Все осталось как было. Взгляни, он до сих пор носит клеймо, которое я поставил ему. — Султан опустил волосы Иона, поднялся, вытер руки о шаровары. — Как он здесь оказался? Что ему нужно?

Тремблак поднял голову и взглянул в лицо султану.

— Я приехал, чтобы предложить свою службу Дракуле… — Он запнулся. — Раду Дракуле. Прикажи развязать меня, чтобы я мог преклонить колени перед моим князем.

Раду громко, с явным удивлением усмехнулся, Мехмет же только улыбнулся.

— Мой прадед, султан Мурад Первый, да будет благословенно имя его в памяти потомков, был убит сербом, которого привели к нему в шатер после первого сражения на Косовом поле. Я уверен, что найдутся валахи, которые с удовольствием поступят так же. Хотя татары хорошо обыскали тебя, забрали все колющее и режущее. Развяжите ему ноги, — приказал он слугам, которые быстро исполнили приказание султана.

После нескольких безуспешных попыток Иону все же удалось подняться на колени. Мехмет уселся на тахту, покрытую пурпурным покрывалом с изящным цветистым рисунком. Раду стоял рядом с ним.

Тремблак опустил глаза и заговорил:

— Предлагаю тебе помощь, князь Раду. Я проведу твою армию через все преграды, которые Цепеш возвел на твоем пути, покажу ямы, которые были вырыты для того, чтобы твои лошади угодили в них и повредили ноги, предупрежу обо всех отравленных колодцах и дам знать о тех, которые спрятаны в укромных местах. Вода в них свежая, пригодная для питья. Я приведу тебя к воротам Тырговиште. Цепеш не собирается защищать город. Даже если ворота столицы окажутся закрытыми, я распахну их для тебя и укажу тайную комнату, где спрятан трон твоих отца и деда, чтобы ты смог воссесть на него и надеть корону Валахии.

Несколько долгих мгновений Раду молчал, потом спросил:

— Почему ты готов сделать все это, Ион Тремблак? Ведь именно ты был рядом с Владом, когда он совершал свои самые мерзкие преступления!

— Да, я всегда с радостью выступал на его стороне.

— Тогда почему? Потому что он разбит?

— Он еще не разбит. — Ион покачал головой. — Но даже если бы твой брат был разгромлен наголову, я находился бы рядом с ним и прикрывал бы его спину, как делал это всегда. Я принял бы на себя любую угрозу и даже смерть, которая была бы ему уготована.

— Но теперь? — Раду подошел к Иону и наклонился. — Что же совершил мой брат, чтобы лишиться такой преданности?

Пленник собрался с духом, поднял голову и взглянул в глаза человека, стоявшего перед ним.

— Он только что убил женщину, которую я люблю.

Женщина, которую Ион считал убитой, глухо стонала. Вдруг к ней приблизилось чье-то лицо. Оно неясно вырисовывалось за пеленой тумана, застилающего глаза Илоны, выплыло из бреда, ночного кошмара, страха и ужаса. Лысая голова, безмолвные жесткие губы. Этот человек издал какой-то странный звук, словно что-то щелкнуло у него в горле, и тут же исчез. Вместо него появилось другое видение. Это была та самая цыганка в ярком платке, повязанном вокруг головы, которая выхаживала ее, когда она потеряла первого ребенка. Женщина приподняла голову Илоны и приложила флягу к ее губам. Жидкость пролилась, так как фляга накренилась, но кое-что попало в рот. Илона снова застонала. Цыганка подумала, что ее подопечная стонет от боли, дала ей еще раз глотнуть успокоительного отвара, а потом уложила в постель.

Но Илону заставляла стонать вовсе не боль, которая заметно утихла после приема лекарства, и даже не кровотечение. Оно остановилось вскоре после того, как на ее коже был сделан последний надрез. Влад намеренно вырезал крест не слишком глубоким.

Нет, причина печали крылась вовсе не в боли, а в том последнем слове, которое Илона услышала от возлюбленного, и в той единственной слезе, которая соскользнула с его лица на ее кровоточащие раны.

— Прощай, — сказал он перед тем, как капнула слеза, и в последний раз провел ножом по ее телу.

Илона снова издала пронзительный, тоскливый стон, похожий на вой. Сквозь слезы, навернувшиеся на глаза, она увидела Стойку, немого слугу Влада. Он стоял рядом с цыганкой, положив руку ей на плечо, и о чем-то спрашивал ее жестами. Та в ответ лишь пожала плечами. Они сделали все, что только могли, обмыли и обработали раны, буквально выкрали ее душу из царства мертвых и направили в неизвестное будущее.

Возлюбленный навсегда покинул Илону. Он попрощался с ней словом, слезой и кровью, ее и своей, смешав их. Теперь этой женщине оставалось только плакать, но не от боли, а от ясного осознания того, что она больше ни разу не встретится с ним, никогда его не увидит.