Убийство Моцарта - Дэвид Вейс

– Он пишет мне регулярно каждый месяц.

– Ты не сказала мне, что писала отцу, – заметил Джэсон.

– Не нужны ли вам деньги, господин Отис? – поспешил вмешаться Гроб. – На вашем счету осталось пятьсот гульденов. Зальцбург вам недешево обошелся.

Деньги пришлись бы сейчас кстати. Гостиница стоила дорого, и пятисот гульденов могло не хватить на обратный путь.

– Мне нужно сто гульденов.

– Я дам вам двести, – предложил банкир. – Не сомневаюсь, что господин Пикеринг скоро пришлет еще. Он знает, что вам понадобятся деньги для возвращения домой.

Шиндлер посетил их на следующий день. Друг Бетховена зашел всего на несколько минут, чтобы успокоить их по поводу оратории и посоветовать запастись терпением.

– Поверьте, Бетховен полон желания написать ораторию, но полиция усилила за ним надзор. Он всегда знал, что за ним следят, но теперь это стало просто невыносимым.

– Уж не связано ли это с нами? – спросил Джэсон. – Может быть, до полиции дошли наши разговоры с ним о Сальери?

– Кто знает. Бетховен не скрывает своих мыслей.

– Мы хотели бы еще раз повидаться с Бетховеном.

– Бетховен сейчас никого не принимает. Всему виной его глухота. Из-за нее он все больше замыкается в себе.

– Так что же делать с ораторией? – спросил Джэсон.

– Ждать, – с важным видом ответил Шиндлер.

– Вы пришли как раз это нам посоветовать?

– Бетховена нельзя торопить; надо подождать, чтобы он примирился с полицейским надзором, как с неизбежным злом, это может благоприятно отразиться на его творчестве и придаст оратории дух справедливого возмущения.

– Сколько же еще ждать?

– Как долго вы намерены пробыть в Вене?

– Два-три месяца, не больше.

– Попробую поторопить его. Сейчас у него трудное время: он волнуется и по привычке все откладывает. Но он вас не забыл, шлет вам сердечный привет и просит быть снисходительным к стареющему музыканту. Ему надо немного поправить здоровье; несведущие доктора своими отвратительными лекарствами совсем испортили ему желудок.

Джэсон заказал для Бетховена бутылку лучшего вина и попросил Шиндлера передать композитору.

Это слишком дорогой подарок. Вы очень щедры, – сказал Шиндлер. – Бетховен будет весьма доволен, лучшего лекарства не придумать. Я буду держать вас в курсе событий.

И Шиндлер удалился, бережно прижимая к груди бутылку Несмюллерского.

– Его нет в Вене, – сообщила хозяйка, когда через несколько дней Джэсон пришел к Эрнесту. – Он уехал с месяц назад и не сказал, когда вернется. Мне кажется, он отправился в Прагу.

Оставив свое имя и адрес, Джэсон вернулся в гостиницу.

– Тебе не кажется, что Мюллер хотел ускользнуть от полиции? – спросила Дебора. – Губер, как паук, плетет вокруг нас паутину. Вспомни, как ты заболел в Зальцбурге, наш арест, осведомленность полиции о каждом нашем шаге, и как госпожа Герцог отказала нам в квартире. Все это дело его рук, а теперь они взялись и за Бетховена. Вот увидишь, Губер еще с нами расправится.

Все оборачивается против меня, – с тоской подумал Джэсон. – Может, мне следует бросить эту затею? Но Моцарт отодвинул на задний план все остальное, стал смыслом его жизни. Пусть это одержимость, но пути назад для него нет. К тому же с Моцартом он никогда не чувствовал себя одиноким, хотя был одинок сейчас, в этом неприветливом городе, где его пугало все; он был песчинкой в необъятных и неизведанных просторах прошлого. И еще его угнетало сознание, что никому здесь нельзя доверять: ни Эрнесту, ни даже Деборе. Теперь он не сомневался, что она втайне от него переписывалась с отцом.

– Что же ты молчишь, Джэсон? Ведь ты не станешь утверждать, что все это простое совпадение?

– Возможно; ты и права, но не надо преувеличивать.

Джэсон сел за стол и, стараясь сосредоточиться, бесцельно водил пером по бумаге. Как найти Дейнера или Анну Готлиб? Живы ли они? У кого разузнать о них? Их двухсот тысяч людей, населяющих Вену, никто не мог помочь ему отыскать могилу Моцарта. А деньги? Они таяли на глазах. Гульденов, хранящихся в банке Гроба, едва ли хватит на возвращение в Бостон.

Так в бездействии тянулся день за днем. Наступил март. Оставалось всего три месяца до отъезда, но никто не давал о себе знать: ни Бетховен, ни Мюллер, ни Гроб, ни даже господин Пикеринг.

Ганс наведывался ежедневно, предлагая свои услуги, и однажды Джэсон не удержался и спросил:

– Почему бы тебе не поискать другую работу?

– Мне это и в голову не приходит, господин Отис! Скоро вы будете совершать поездки, делать визиты. А когда наступит время отъезда из Вены, вам без меня не обойтись.

– Ну, а если я тебя рассчитаю?

Ганс не сумел скрыть своего, испуга, и Джэсон почувствовал к нему внезапную жалость. Но он не должен поддаваться мягкосердечию: Ганс их враг, нет сомнения, иначе зачем бы ему так цепляться за них?

– Вы не можете этого сделать.

– Как это – не могу?

– Простите, господин Отис… – Ганс заикался. – Я к вам сильно привязался, мне было бы тяжело с вами расстаться.

– Ты можешь идти, – сказал Джэсон, и Ганс удалился. Дебора попрекнула Джэсона за излишнюю снисходительность.

– Мне кажется, я уже и тебе не доверяю, – ответил он.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты тайком от меня писала отцу.

– Я просила у него денег, только и всего. Я боялась тебя рассердить.

Он смягчился. Она поступила разумно, деньги им нужны.

– Я бы запретил тебе писать, если бы не кража.

– Это тоже дело рук полиции, что бы там ни говорил Губер.

– Пожалуй. Ты думаешь, мы скоро получим ответ от твоего отца?

– Скоро. Я написала ему почти три месяца назад.

Через несколько дней пришло письмо из Бостона, где господин Пикеринг ставил им свои условия. Он писал, что посылает на имя дочери в банк Гроба тысячу гульденов, но при этом оговаривал:

«Это последние деньги, которые я посылаю тебе в Вену. Независимо от того, завещала тебе их твоя мать или нет. Ваши расходы превзошли все мои расчеты, и я не могу позволить, чтобы ты и дальше растрачивала свое состояние. Подумай хорошенько, и ты поймешь, что я прав».

Прочитав письмо, Дебора молча протянула его Джэсону.

Он больше на неё не сердился; деньги пришли как раз вовремя, когда без них нельзя было уже обойтись. А выговор, сделанный отцом Деборе, еще более усиливал сочувствие.

– Отец хочет принудить меня вернуться. Он знает, что не в праве отказывать мне в деньгах, но что на расстоянии мне с ним трудно бороться. Может быть, нам стоит немедленно тронуться в путь? Сейчас уже март. Дороги подсохли.

– Уехать, когда нам вот-вот откроется истина?

– Но опасность все возрастает. И что бы ты ни обнаружил, здесь об этом следует помалкивать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});