История античной науки. Открытия великих ученых и мыслителей древности - Джордж Сартон

еще быстрее. И в наши дни многие ничего не приобретают в колледже, кроме снобизма, который лишь подчеркивает их глупость. Конечно, даже лучшим софистам не под силу было преодолеть дурные наклонности Алкивиада, но также верно (факт, неоднократно подтверждаемый жизненным опытом), что любое образование хорошо лишь для тех, кто к нему приспособлен, и может навредить тем, кто к нему не способен. Аристофан ожесточенно критиковал софистов в своих пьесах, например в утраченных «Пирующих», поставленных в 427 г., или «Облаках», поставленных на Дионисийских играх 423 г. Думаю, нетрудно составить длинный список пьес с эпохи Аристофана до наших дней, в которых отражены вечное недовольство стариков новым образованием и истинные угрозы такого образования даже в его лучшем виде. В Афинах конфликт обострялся из-за войны, в которой Афины потерпели поражение, из-за демагогических уловок и экономической нестабильности. Возможно, у консерваторов имелись веские причины обвинять новомодных учителей, а «просто хорошие люди» боялись нарастания скептицизма и безбожия, постепенного отхода от старых традиций и недоверия к народным обычаям.

Сократ Афинский

Среди софистов, которых подвергал осуждению Аристофан, были Еврипид и Сократ. С Еврипидом мы уже знакомы. Теперь мы готовы познакомиться с Сократом, одним из благороднейших людей во всей истории человечества. Аристофан назвал его «жалким негодяем», что свидетельствует не только о злобе, но и о глупости. Аристофан несправедливо причислил Сократа к продажным софистам – считавшим, что «чем хуже выступление, тем лучше повод», или к утонченным софистам, которые придавали больше значения тому, что на небе (ta meteora) или под землей, чем обязанностям человека. Сократ вовсе не был «метеорософистом», каким его выставил Аристофан. Афиняне считали его софистом, наставником юношества. В таком качестве он наверняка получил толику их презрения. Подобное отношение отчасти объясняет нападки Аристофана, но не оправдывает его! Он как драматург должен был лучше разбираться в человеческой природе.

Сократ родился в Афинах в 470 г. Его отец, Софрониск, был скульптором, а мать, Фенарета, была повитухой. Родители Сократа были простыми, но отнюдь не бедными людьми. Они были в состоянии дать своему сыну лучшее из доступного в то время образование. Он должен был пойти по стопам отца, но рано выказал склонность к философии. Подобная склонность неудивительна в Афинах. В городе постоянно происходили философские дискуссии: в театре, на агоре и на улицах. Сократ приобрел некоторые познания в арифметике, геометрии и астрономии. Ну а политика была, можно сказать, разлита в афинском воздухе. Ею занимались практически все, кроме совсем уж глупцов. Сократа призвали в армию; он много раз участвовал в сражениях. Общественной жизни он сторонился, за исключением немногочисленных случаев, когда он демонстрировал гражданское мужество высшего порядка. Внешность Сократа была необычной. Благодаря курносому носу и толстым губам, что считалось живописным уродством, он (если можно верить статуэтке, которая находится в Лондоне) похож на доброго русского мужика старых времен. Сократ был выносливым и мог жить в стесненных обстоятельствах, терпеть тяготы и капризы погоды до такой степени, что это изумляло его спутников. Одевался он простейшим образом, ходил всегда босиком, а питался крайне умеренно. Его поведение нельзя назвать аскетизмом, поскольку оно не подразумевало самоотречения. Сократ жил очень просто, потому что это нравилось ему больше всего.

Сварливость его жены Ксантиппы вошла в пословицу, но невольно задаешься вопросом, не преувеличена ли она, чтобы оттенить его доброту и снисходительность. Жена родила Сократу трех сыновей. Старший из них на момент смерти отца был уже взрослым; двое других были гораздо моложе (это предполагает, что Сократ женился сравнительно поздно).

Он не оставил после себя сочинений, и мы знаем его только благодаря книгам его учеников, Платона и Ксенофонта. Нарисованные ими портреты в главном совпадают, но окрашены соответственно идеализмом Платона и более приземленным здравым смыслом Ксенофонта. В диалогах Платона там, где появляется и говорит Сократ, невозможно понять, что в его речах следует приписать ему самому и что – Платону; мы не можем что-то дать первому, не отняв чего-то у последнего. Однако благодаря Ксенофонту мы получили превосходное средство сравнения и коррекции. Если Ксенофонт и Платон соглашаются, мы оказываемся на твердой почве. Если отбросить некоторые незначительные подробности, дошедший до нас образ Сократа представляется вполне правдоподобным. Ни одного представителя Античности мы не знаем лучше, чем Сократа. Благодаря искусству Платона и добродушию Ксенофонта кажется, что мы видим его воочию и слушаем его.

Хотя Сократ всю жизнь обучал юношей, он отличался от софистов тем, что никогда не имел собственной постоянной школы, не заводил постоянного места встреч, не читал лекций и не ждал платы за свой труд. Разителен контраст между богатством, нажитым такими софистами, как Протагор и Горгий, и бедностью Сократа. Судя по всему, он был совсем другим человеком. Более того, софистов он презирал и никогда не упускал случая разоблачить их скептицизм и несерьезность. Именно поэтому обвинения Аристофана кажутся такими низкими; желая пнуть софистов, он выбрал их полную противоположность. Как мог столь хорошо информированный человек, как Аристофан, допустить такое поругание?

Следующий отрывок из «Меморабилий» Ксенофонта дает неплохое общее представление о личности Сократа и, кстати, мельком позволяет увидеть и самого автора:

«Затем Сократ всегда был на глазах у людей: утром ходил в места прогулок и в гимнасии, и в ту пору, когда площадь бывает полна народа, его можно тут видеть; да и остальную часть дня он всегда проводил там, где предполагал встретить побольше людей; по большей части он говорил, так что всякий мог его слушать. Тем не менее никто никогда не видал и не слыхал от него ни одного нечестивого, противного религии слова или поступка.

Да он и не рассуждал на темы о „природе всего“, как рассуждают по большей части другие; не касался вопроса о том, как устроен так называемый философами „космос“ и по каким непреложным законам происходит каждое небесное явление. Напротив, он даже указывал на глупость тех, кто занимается подобными проблемами.

Первый вопрос относительно их, который он рассматривал, был такой: считают ли они себя уже достаточно знающими то, что нужно человеку, и потому приступают к изучению таких предметов, или же, оставляя в стороне все человеческое, занимаясь тем, что касается божества, они думают, что поступают как должно? Он удивлялся, как они не понимают, что это постигнуть человеку невозможно, когда даже те из них, которые больше всех гордятся своим умением рассуждать на эти темы, не согласны между собою, а относятся друг к другу как к сумасшедшим. Ведь некоторые сумасшедшие не страшатся даже и страшного, а другие опасаются даже неопасного. Одни не считают непристойным говорить или