Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву - Руслан Хасбулатов

Я, конечно, знал, что все сказанное нами внимательно слушали и записывали люди Крючкова.

Лукьянов. Руслан Имранович, Иван Степанович! Даю слово, что никакого штурма не будет. Я прошу вас, Руслан Имранович, поддерживать со мной телефонную связь постоянно. Бас будут соединять со мной в любое время. Согласен — всю эту ситуацию надо «разрулить» в мирном направлении, крови не должно быть — в этом я полностью согласен с вами.

Я. Хорошо, Анатолий Иванович! Если сегодня, например в 10 вечера, будет снята осада с российского Парламентского дворца, мы со своей стороны постараемся в кратчайшие сроки прекратить демонстрации, забастовки и другие формы массовых выступлений народа. Постараемся в течение текущего дня (20-го) наладить сотрудничество с войсками, чтобы т-чать их отвод из Москвы в свои части….

При всем своем самообладании Лукьянов заметно волновался. Несколько успокоившись, он нажал на кнопку. Жду реакции. Я думал — кого он вызовет? Вошел симпатичный парень, вроде бы не военный. «Размножьте, передайте им», — он вручил помощнику наш документ с требованиями.

Конечно, у меня мелькнула мысль: «Выпустят ли нас отсюда?» Потом Силаев говорил — у него то же самое было на уме.

В общем, говорили долго, Силаев — спокойно и убедительно, Руцкой не переставал горячиться, «сбивал» разговор. В заключение, к концу беседы, Лукьянов снова подчеркнул, что он не имеет отношения к ГКЧП, — он твердо обещал обеспечить беспрепятственный пропуск депутатов России на Чрезвычайный съезд, а также «попробует убедить» путчистов убрать войска, расположенные вокруг Белого дома.

Обещание не препятствовать прибытию в Москву парламентариев я считал особенно важным, поскольку само заседание Чрезвычайной сессии Верховного Совета в условиях переворота уже означало нашу серьезную политическую победу. Понимал это, несомненно, и Лукьянов. Он, как мне представляется, после нашей встречи если не окончательно разуверился в победе путча, то понял, что ситуация очень сложная, и поэтому содействовал тому, что наших депутатов не задерживали при их въезде в Москву и прилетах в московские аэропорты (начиная с 20–21 августа).

Выходили мы из кабинета Лукьянова с ощущением, что нас задержат. Сели в машины. Тронулись. Пока не задержали. Выехали через кремлевские ворота. Вздохнули с облегчением — еще не задержали… Уже в самом начале Калининского проспекта пришлось выйти из машин — густая толпа не пропускала. Так и шли к своему зданию под возгласы, приветствия людей, которые искренне радовались тому, что российские руководители в целости и сохранности возвращаются из Кремля — гнезда заговорщиков.

Возможно, этого не произошло еще и потому, что сотни тысяч людей знали и видели, как мы едем в Кремль. Они ждали нашего возвращения на всем пространстве Калининского проспекта. Их радость и восторги трудно описать, когда мы втроем — я, Силаев и Руцкой, — с трудом выбираясь из тесно смыкающихся вокруг нас людей, направлялись пешком к Белому дому, где нас с нетерпением ждали Ельцин и другие наши соратники.

Уверен, с точки зрения реального влияния на обстановку наш визит в Кремль и переговоры с Анатолием Лукьяновым имели выдающееся значение, намного превосходящее выступление Ельцина на танке 19 августа.

Я для себя в те часы сделал твердый вывод: никакого штурма не будет; не следует лишь провоцировать наиболее воинственных генералов и офицеров; следует изучать и анализировать обстановку, вовлекать все большее число людей в выступления против заговорщиков, контролировать обстановку.

Анализ ситуации

Как мне представляется, после наших переговоров Лукьянов окончательно разуверился в возможности «легкой победы», стал глубже размышлять о последствиях вероятного вооруженного конфликта. В той общественной обстановке в стране, когда люди нетерпимо относились к любому кровопролитию, независимо от того, во имя каких интересов она могла быть пролита, Лукьянов понял, что такого рода последствия не будут народом прощены. Он очень хорошо понял смысл моих жестоких слов, обращенных к нему лично. Я полагаю, что именно в Лукьянове — разгадка того, почему руководство ГКЧП не отдало приказ о разгроме нашего сопротивления, а вовсе не в некой мифической «нерешительности», «слабоволии», «отсутствии твердости» членов ГКЧП — о чем до сегодняшнего дня легкомысленно утверждают почти все, кто берется рассуждать на тему августовских событий 1991-го. Во всяком случае, полагаю, что в числе многих причин, которые заставили отказаться от проведения операции «Гром», одна из них — в Лукьянове.

Поэтому я был крайне недоволен, когда Лукьянов был подвергнут аресту и заключен в тюрьму вместе с другими участниками ГКЧП. Даже в том случае, если он выступал идейным вдохновителем путчистов, — слишком велика была его роль в бескровном разрешении этой ужасной драмы, которая могла завершиться в самых катастрофических формах, с огромными жертвами, возможно — с установлением диктаторского и даже — тиранического правления — пусть на сравнительно краткий временной период. Потому что в этом мстительном поступке особую роль сыграл Бурбулис, который почему-то яростно ненавидел Лукьянова и Горбачева. Да и российский генеральный прокурор Степанков, грамотный юрист и хороший парень, но слабовольный, поддался влиянию Ельцина и его соратников в большей мере, чем реальным фактам.

Наших депутатов, прибывающих на Чрезвычайную сессию Верховного Совета, не задерживали (такие указания, как выяснилось, были). Это обещание Лукьянов тоже выполнил — это подтверждалось непрерывным прибытием в Белый дом парламентариев, начиная с Камчатки, Сибири, Кавказа и Ленинграда — до ближних (центральных) областей России.

Вернувшись в Белый дом (так стали называть Парламентский дворец с 20 августа), мы все втроем прошли к Ельцину, подробно рассказали ему о наших переговорах с Лукьяновым. Мы заново проанализировали содержание нашей беседы и пришли к следующим выводам, которые были изложены мной.

Первое. Можно с уверенностью заключить, что Председатель Верховного Совета СССР действует в координации с заговорщиками, хотя, возможно, они не всегда и не во всем учитывают его мнение. Силаев, однако, считал, что он играет более важную роль, как бы обеспечивая их «политическое и правовое прикрытие».

Второе. Лукьянов — достаточно самостоятельная политическая фигура, он не является марионеткой путчистов, опытный и умный человек, способный влиять на ситуацию.

Третье. Необходимо использовать стремление Лукьянова оставить для себя возможности маневрировать — он неоднократно повторял, что «не связан с ГКЧП», изъявил желание продолжать поддерживать со мной постоянную телефонную связь. В нашей ситуации — это уже не плохо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});