Мёртвые бабочки (СИ) - Ян Кравец

В первый день и первую ночь Итон прошла около пятидесяти миль. Она могла бы развить гораздо более серьёзную скорость, но её путь пролегал через развалины городов, которые за долгие годы превратились в серьёзные препятствия. Несколько раз Итон решала пойти в обход, но каждый раз выясняла, что обходной путь сопряжен с ещё большими трудностями. Она падала и снова поднималась, продвигалась вплавь, блуждала между вспучившимися стальными балками, когда-то бывшими остовами моста. Нигде не было видно ни одного знакомого ориентира прошлого. Реки пересохли или изменили свой ход, горы превратились в ущелья, на месте озёр высились непроходимые болота.

Встретились Итон и люди, но выглядели они настолько нелепо и дико, что та не обратила на них внимания. Были они низкорослыми и узловатыми, с мутными синими глазами и жёсткими волосами ржавого оттенка. Мужчины и женщины заворачивались в изоляционную плёнку, не потерявшую своей прочности даже спустя тысячелетия, надевали на ноги меховую обувь и все как один красили длинные лица краской пепельного цвета. Итон не знала, что повстречала народ шинфейн, дикарей даже по меркам нынешнего человечества. Несмотря на такую репутацию, шинфейны были добры и миролюбивы. Это был один из тех немногих человеческих общин, где чтились строки священного писания христиан. Никто из шинфейнов не слышал о стране по имени Египет, но они свято чтили бога, выведшего их из этих мест, никто не знал, что такое неделя и всё же помнили субботний день. Ни один из шинфейнов не причинял вреда другому и ни один из них не знал чувства зависти. Жили они уединённо, никогда не уходили дальше своей маленькой деревеньки и понятия не имели, что происходит в большом мире.

А Итон всё шла и шла вперёд, неустанно преследуя блудного андроида. Она мучилась от головной боли, вызванной пробелами в памяти. Пустые ячейки в электронной библиотеке требовали немедленного заполнения информацией, запросы перегружали стек и вызывали бурю самых разнообразных ощущений. Иногда перед глазами Итон плыли зеленоватые круги, иногда в ушах тикали тысячи механических часов. Подобное состояние было ей знакомо, в прошлом несколько раз она переживала обнуление памяти. База данных шеду была огромной, ошибки встречались чаще и сбои не были чем-то необычным. Сожженные кластеры памяти лечились информационными инъекциями. Итон подключалась ко всем объектам и камерам, с которыми она так или иначе взаимодействовала в пропущенный период и загружала с них сохранённые данные. Информация обрабатывалась, сортировалась и заполняла пустые кластеры. Её хватало для актуализации восьмидесяти процентов пропусков. Остальные данные генерировались исходя из самого подходящего сценария на основе восстановленной информации. Подобное решение было не слишком точным, зато давало возможность быстро заполнить пробелы. Итон помнила ту боль, когда она потеряла восемь часов. Это было чудовищно, но не шло ни в какое сравнение с тем, что она испытывала сейчас.

Вдобавок к боли примешивалось отторжение нового тела. Когда первое впечатление схлынуло и Итон перестала восхищать ощутимая сила тела воина, она почувствовала сильный дискомфорт. Итон привыкла к лёгким, гибким телам, мелкой моторике, даже изяществу. Ничем этим не могло похвалиться большое и неповоротливое тело, явно рассчитанное на короткий ближний бой. Неуклюжие пальцы не могли удержать даже карандаш, не говоря уж об игле. Отсутствовал поворот шеи на триста шестьдесят градусов, ступни были соединены с ногами жестким голеностопом. Помимо этого в новом теле трудно было придерживаться одинаковой скорости, каждые пять километров требовалась обязательная передышка. Но самым неприятным открытием для Итон стала потребность во сне. Её мозг привык к бесперебойной работе, режим ожидания и гиперсон остались в далёком прошлом. Поэтому когда спустя двадцать часов на поверхности Итон рухнула как подкошенная, ей показалось что новый носитель безнадежно испорчен. Через четыре часа Итон, пошатываясь, встала на ноги. Она чувствовала невероятную слабость во всём теле, и в то же время мозг работал на удивление хорошо. Уже гораздо позже она поняла, что гиперсон был необходимой мерой для андроида в постоянном физическом напряжении. Каждые двадцать часов бодрствования встроенный таймер обрывал связь между мозгом и нервной системой, после чего начиналось четырёхчасовое обслуживание каждого мускула и сустава. Электронный мозг в это время погружался в дельта-сон, самый глубокий вид гиперсна.

Дельта-сон обнулял все запущенные процессы, сбрасывал кэш, высвобождал свободную память. Процесс, такой привычный для силовиков, перевернул вверх дном всё мировоззрение Итон. И дело было даже не в том, что сам сон был необычен для Итон. Новые ощущения, какими бы яркими они не были, не сумели бы вызвать такую бурю в искусственном интеллекта андроида. Итон не только спала, Итон видела сны.

125.

Мир сновидений стал самым прекрасным открытием в жизни Итон. Она закрывала глаза задолго до приближения положенных четырёх часов и старалась заставить время идти немного быстрее. Постепенно тело становилось невыносимо тяжелым, потом происходило его отключение, и, наконец, приходило ощущение необычайной лёгкости. Итон казалось, что она парит в воздухе, а сознание в это время летело темноту. Вслед за тьмой следовала вспышка света, громкий лязгающий звук и вот уже Итон оказывалась по ту сторону реальности.

В своих снах шеду всегда была человеком. Возможно, это была её затаённая, невысказанная мечта о какой-то иной жизни, мечта, которую она скрывала даже от себя самой. Может быть, психологи в области искусственного разума правы, бесконечная жизнь андроида в самом деле лишена чего-то необычайно важного. Итон чувствовала сначала во сне, а потом и наяву, что познание не является единственно верным путём развития. Она начинала понимать, что даже зная всё то, что человечество когда-либо исследовало или изобретало, невозможно понять саму природу человека. Существо, обречённое на смерть с самого рождения вынуждено проживать жизнь гораздо ярче самого интеллектуального андроида. Осознав это до конца, Итон с горечью поняла, что ей никогда не испытать множества вещей, которые даются людям безо всякого труда с их стороны. Даже самый тонкий и совершенный ум никогда не станет мудростью, а развитый интеллект не заставит себя полюбить. Итон чувствовала, что её непременно нужно что-то ещё и это что-то она нашла в своих снах.

Во сне Итон превращалась в маленькую девочку с длинными светлыми волосами. Этот образ был взят ею с данных одной из последних камер, запечатлевших Стора с дочерью. Итон не могла вспомнить, кем была эта девочка, и откуда взялось её изображение. Но во сне она становилась девочкой и все вопросы уходили сами собой. Она называла себя Рози и думала, что ей десять лет. У Рози был отец и мать, маленький дом среди высоких синих гор и маленькая пушистая овечка Си. Рози не задумывалась над тем, откуда она появилась на свет, вместо этого просто радовалась тому, что существует. Она любила небо и солнце, луну и звёзды, весёлого отца с небольшой светлой бородкой, мать, от фартука которой всегда пахло корицей, овечку Си с жесткой короткой шерстью. Во сне время текло не так, как наяву. Один час гиперсна становился бесконечно долгим летним днём, одна минута тянулась как целый год. Рози ходила в колодец за водой, тайком каталась верхом на отцовской лошади, собирала землянику на зелёных склонах. Пожалуй, самым удивительным здесь было то, что Рози взрослела, хотя делала это почти неуловимо для стороннего наблюдателя. Рози росла и набиралась опыта, по-иному чувствовала собственное тело, испытывала незнакомые желания и ощущения. Это был живой и очень наблюдательный ребёнок, стоящий на грани, отделяющей детство от юности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});