Корабль плывет - Николай Караченцов

Конечно, надо все умножить еще и на азарт молодости, и на то, что люди в себя верят, а иногда это становится крепкой базой. В конце концов и Театр на Таганке сперва был любимовским курсом.

Мне трижды серьезно предлагали набрать курс. Самым ответственным было предложение Виктора Карловича Манюкова, моего педагога в школе-студии МХАТ. Он сперва намекал, потом недоговаривал и, наконец, незадолго до кончины пригласил к себе в дом. Для нас до сих пор это честь — тебя зовут в дом Учителя! Пригласил на обед. На столе алкоголь. Вроде бы я уже вырос. Большой. Уже не студент, которого привели покормить. Долгий и серьезный разговор. Он считал, что я могу быть педагогом, говорил, что видит во мне эти данные. Но мое время не пришло, я не наигрался.

Лет пять назад мне позвонил Алексей Владимирович Баталов, мы говорили две ночи напролет. Он считает, что во ВГИКе есть целое направление, исповедующее традиции Московского Художественного театра, а я — выкормыш этой школы. Приглашение взять актерский курс во ВГИКе более чем лестное, но я отказался. Я мучился, не спал. Но я настолько патологически люблю свою профессию, что, если ей учить, надо бросить все. Надо себя всего целиком ребятам отдать. А появляться перед ними один раз в месяц: «О, Николай Петрович!» и через пару часов убегать, раздавая указания ассистентам, — это не солидно.

Считается, что работа со студентами держит тебя в тонусе. Мне же достаточно ежедневных дел. Может быть, невероятная загруженность, может быть, то, что я играю роли людей не старых, все это меня омолаживает? В природе любой творческой профессии есть что-то детское. Как только я решу, что все знаю и умею, — надо бросать это дело. Актеру полагается быть непосредственным и открытым, этому даже можно учиться.

* * *

Сложно рассуждать о нынешнем состоянии отечественного кинематографа. Первые пятнадцать лет после краха Союза большинство фильмов снималось благодаря личным связям. К несчастью, абсолютно бездарный человек, если он дружит с каким-то крупным банкиром, может запускаться хоть завтра. А нам ничего не остается, как смотреть за неимением лучшего эту белиберду, потом обсуждать ее на фестивалях, притом, что человек не имеет ни права, ни образования — ни хрена, чтобы подходить к камере. И такое — сплошь и рядом.

Кинематограф дает артисту шанс развиваться по трем направлениям. Прежде всего, есть шанс расширить свой диапазон, сыграть то, чего не играешь на сцене. У меня в театре есть роли с некими комедийными поворотами, но чисто комедийных ролей у меня в театре нет, зато в кино я снялся в «Собаке на сене». Кино к тому же помогает во много раз чаще, чем в театре, знакомиться с приличными авторами. В «Ленкоме» не идет Лопе де Вега, а это опять же «Собака на сене». У нас в театре не ставили Вампилова, а я снялся в «Старшем сыне». И так далее, и так далее. Но ты имеешь шанс не только прикоснуться к хорошему материалу — кинематограф — это еще и огромный круг общения. Причем я его постоянно расширяю, а любой контакт с партнером — прикосновение к иной школе, что тоже польза. И если в «Ленкоме» я выходил на сцену с Татьяной Ивановной Пельтцер, с Евгением Павловичем Леоновым, то снимался я с Олегом Борисовым, с Всеволодом Санаевым, с Владимиром Басовым… Я этот список ушедших от нас талантливых актеров могу продолжать и продолжать, не говоря уже о тех, кто жив, с кем мне безумно интересно работать. Миша Филиппов, Игорь Костолевский, Марина Неелова — у нас с ней несколько картин, Лена Коренева, Женя Симонова… Здесь перечень не имеет конца.

Парад замечательных, уникальных профессионалов. Для меня удовольствие называть их имена, а уж смотреть, как они готовят себя к роли, слов нет. Как перестраиваются к предстоящей сцене, как вызывают в себе необходимые эмоции. Разные школы, разные профессиональные вероисповедания. Но вот мы вместе сходимся в кадре, чудо, как интересно, и это удовольствие можно получить только от кинематографа.

Кино дает возможность проверять первое ощущение роли. Если хорошо «размята» нервная система, можно спонтанно так сыграть какой-то отрывок, что потом невозможно его так же повторить.

Я могу в театре на первой читке пробовать роль, это и есть те же первые ощущения. Но за три месяца репетиций, а порой и полгода, иногда больше, я могу «уехать» совсем в другую сторону. Вполне вероятно, что могу в результате «приехать» к тому, с чего начинал, но это уже будет не импульсивным выбросом, а сознательно принятым решением. Как эволюция: осознание, развитие, познание. В кинематографе все выстраивается иначе. Правда, и в нем есть режиссеры, которые серьезно, по-театральному, до съемок репетируют роли. Мы так работали с Мельниковым на «Старшем сыне». У кого-то этот процесс проходит во время съемок, хотя бы по минимуму. Бортко репетирует очень подробно. Саша Муратов хорошо и правильно с актерами работает. Но в нынешние времена сроки почти всегда подгоняют.

Проработав более тридцати лет в кино, я не могу вспомнить ни одного раза, чтобы фильм снимался последовательно, с первого кадра и дальше, до последнего. Сегодня — финал, потом — середина, потом опять начало, вновь ближе к концу. Полагается все время держать себя в абсолютной готовности, в идеальном состоянии. Но зато это качественное, я бы даже сказал, полезное актерское упражнение.

Александр Ильич Павловский, Саша… когда-то режиссер на Одесской киностудии, сейчас он работает в Москве. Не сколько работу меня с ним было, начиная с «Треста, который лопнул» — популярной картины, ее видели очень многие.

Когда-то молодыми мы с Сашей Збруевым снимались в фильме «Батальоны просят огня» — кстати, не очень замеченная, но хорошая картина. После съемок садимся в московский поезд, проводницы: «Ой, это вы, Николай»… У меня шок. Опытный к славе Збруев «успокоил»: «Подожди, ты недавно начал сниматься, дальше хуже будет». Для всенародной славы надо выполнить важнейшее условие — попасть в нужную картину. Можно сниматься всю жизнь, примеров масса, а мимо тебя будет равнодушно проходить толпа, и ни один не обернется. Можно сняться один раз, но в роли Наташи Ростовой, или самый простой пример: Бабочкин — Чапаев. Притом, что Борис Иванович талантливый мастер и после «Чапаева» сыграл не одну роль. Популярность — превратность судьбы…

Вероятно, как и у всех, у меня есть в работе восемьдесят процентов брака, может, и меньше, но без них не получилось бы остальных двадцати. В свое время Армена Джигарханяна обвиняли, что он снимается во всем подряд. Но чем чаще актер занимается своим делом, тем скорее он достигнет более высокого класса. И не надо забывать, съемки — это то, что нас кормит. Другое дело, что возникает ряд вопросов: как не стать всеядным, как не растиражировать себя, не размениваться, чтобы не выглядеть актером, лезшим из себя самого и из картины в картину. Но, с другой стороны, если постоянно отказываться в ожидании той, главной в жизни роли, а лет через десять мне все-таки ее дадут, то я ее не сыграю, я за это время потеряю квалификацию. Найти оптимальное решение почти невозможно. Во всяком случае, невероятно сложно. Жизнь, пусть даже только творческая, состоит не из двух главных вопросов — организационного и профессионального, а из миллиона других мелких, подчас случайных событий. Вплоть до уровня культуры, как папа с мамой научили себя вести.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});