Мир глазами Гарпа - Джон Ирвинг

Разберри промолчал, по-прежнему тупо на нее глядя, зато Уэлдон повернулся к Орену и сказал:

— Надеюсь, ты не собираешься опять дурить?

— Не собираюсь, — сказал Орен. И старшие его братья вновь переключили все свое внимание на свинью.

— Я, пожалуй, подожду часок, а потом сделаю ей еще укол, — сказал Разберри. — Мало к нам за эту неделю ветеринар таскался! — Он почесал грязную шею свиньи мыском ботинка, и свинья от удовольствия снова выпустила газы.

Орен отвел Хоуп за амбар, где из силосной ямы торчали кукурузные початки. Несколько крошечных поросят, лишь немногим крупнее котенка, играли в яме и бросились врассыпную, стоило Орену завести грузовик. Хоуп заплакала.

— Может, ты меня все-таки отпустишь? — спросила она.

— Я тебя еще не поимел, — сказал он.

Босые ноги Хоуп замерзли в черной весенней грязи.

— У меня ноги закоченели, — сказала она. — Куда мы едем?

Она заметила в кузове грузовика старое одеяло, все в пятнах и стеблях соломы. Так вот куда, представила она себе, меня отведут: на кукурузное поле, простиравшееся до самого горизонта по едва оттаявшей весенней долине. А когда все будет кончено, этот Орен своим ужасным ножом перережет ей горло и выпустит кишки, потом завернет ее в это одеяло, которое сейчас валяется в кузове грузовика, точно прикрывая спрятанный там труп животного.

— Мне надо найти подходящее местечко, чтобы тебя поиметь, — сказал Орен Рэт. — Я бы, пожалуй, дома с тобой занялся, да тогда, скорее всего, придется тебя делить.

Хоуп Стэндиш тщетно пыталась понять логику действий Орена Рэта. Он действовал не так, как человеческие существа, с которыми она привыкла иметь дело.

— Ты поступаешь совершенно неправильно, — сказала она.

— Нет, правильно, — сказал он. — Правильно. И не спорь со мной!

— Ты собираешься меня изнасиловать, — сказала Хоуп. — А это неправильно!

— Я просто собираюсь тебя поиметь, — возразил он.

На сей раз он не потрудился даже привязать ее к «бардачку». Все равно бежать ей отсюда некуда. Они ехали все время между полями по коротким, примерно в милю длиной, проселочным дорогам, медленно продвигаясь на запад как бы по сторонам квадратов и чуть наискосок; примерно так ходит в шахматах «конь»: один квадрат вперед — два в сторону, один в сторону — два вперед. Хоуп это казалось совершенно бессмысленным, но потом она подумала: а что, если он, не так уж и хорошо разбираясь в шоссейных дорогах, отлично знает, как уехать на довольно-таки приличное расстояние, ни разу не заехав ни в один населенный пункт? Они видели только указатели со стрелками, указывающие на местонахождение городов и деревень, и, хотя они отъехали не больше чем на тридцать миль от университета, она не узнавала ни одного названия: Коулдуотер, Хиллз, Филдз, Плейнвью. Может, это вовсе и не города, подумала она, а просто фермы? Просто указатели направления для местных, которые словно бы не знают даже простейших слов для обозначения тех вещей, которые видят каждый день?

— Ты не имеешь никакого права так со мной поступать! — сказала Хоуп.

— Вот ведь дерьмо! — сказал он и так резко нажал на тормоз, что ее швырнуло прямо на жесткую приборную доску. Лбом она ударилась о стекло, носом с размаху ткнулась в тыльную сторону собственной ладони. Она чувствовала, что в груди у нее что-то лопнуло — какой-то крошечный мускул или очень маленькая косточка. Потом Орен Рэт нажал на педаль газа, и Хоуп отшвырнуло назад. — Ненавижу всякие споры, — пояснил он ей.

Из носа у нее шла кровь; она сидела склонив голову на руки, и кровь капала ей на подол платья. Она чуть-чуть шмыгала носом, а кровь все текла и текла по губам, пленкой покрывала зубы. Хоуп склонила голову немного набок, чтобы почувствовать вкус крови. Почему-то этот вкус ее успокоил — помог думать. Она знала, что на лбу у нее под нежной кожей пухнет огромный синяк. Проведя одной рукой по лицу, нащупала на лбу шишку, а Орен Рэт посмотрел на нее и засмеялся. И тогда она плюнула ему в лицо — небольшой сгусток розоватой от крови слюны попал ему на щеку и стек за воротник рубашки, рубашки ее мужа. Ручища Орена, такая же плоская и широкая, как подметка его грубого сапога, схватила ее за волосы. Хоуп вцепилась в нее обеими руками, подтащила ко рту и вонзила зубы в мягкую часть запястья — туда, где даже у мужчин волосы растут не всегда, где проходят голубые трубочки вен, несущие кровь.

Она готова была убить его таким немыслимым способом, но ей едва хватило времени прокусить кожу. Правая рука его оказалась настолько сильной, что он рывком бросил ее тело к себе на колени, прижал шеей и затылком к рулю — гудок загудел словно внутри ее черепа, — а левый кулак тем временем окончательно сокрушил ее нос. Потом он опять положил левую руку на руль, а правой будто клещами крепко держал голову Хоуп, прижимая ее к своему животу. Почувствовав, что она больше не сопротивляется, он слегка ослабил хватку и прижал ее голову к своей ляжке, прикрывая рукой ее ухо, словно для того, чтобы звук гудка не вышел наружу. Хоуп зажмурилась, потому что нос болел нестерпимо.

Орен Рэт несколько раз свернул налево, потом направо, и каждый поворот, как она уже поняла, означал, что они проехали примерно милю. Теперь правой рукой он держал ее сзади за шею, и она снова могла слышать, а потом почувствовала, как его пальцы забираются к ней в волосы. Ее лицо вообще утратило чувствительность.

— Я не хочу убивать тебя, — сказал он.

— Ну так и не убивай, — сказала Хоуп.

— Да нет, придется, — сообщил ей Орен Рэт. — После того как мы потрахаемся, придется и это сделать.

Это подействовало на нее, точно вкус собственной крови. Она знала: спорить бесполезно. И понимала, что проиграла целый ход: свое изнасилование. Он намерен все равно изнасиловать ее. Придется считать, что это уже произошло. Самое главное сейчас, думала она, остаться в живых; и это означало — пережить его. То есть сделать так, чтобы его арестовали или убили; или убить его самой.

Щекой Хоуп чувствовала монеты у него в кармане; его джинсы были мягкими и липкими от грязи после работы на ферме и возни с промасленными деталями машин. Пряжка ремня упиралась ей прямо в лоб; губы касались маслянистой кожи ремня. Рыбацкий нож спрятан в ножны, — она знала. Но где они, эти ножны? Увидеть их она не могла, а шарить руками не смела. И вдруг прямо в глаз ей ткнулся его эрегированный член. Вот тут-то, по правде говоря, ее впервые охватила настоящая паника — она была прямо-таки парализована ужасом; ей уже казалось, что она никогда и ничем не сможет себе помочь, что она не в состоянии решить, что же ей делать в первую очередь.

И снова ей помог сам Орен Рэт.

— А ты посмотри на это дело иначе, — сказал он ей. — Твоему парнишке удалось сбежать? Удалось. А ведь я и парнишку твоего собирался прикончить, ты же знаешь.

Странная логика Орена Рэта словно вновь обострила ее восприятие, и она вдруг услышала звуки других машин. Их было не так уж много, но, по крайней мере, каждые несколько минут мимо них кто-нибудь проезжал. Жаль, она не могла увидеть эти машины, зато знала, что теперь они едут не по такой пустынной дороге, как раньше. Сейчас, думала она. До того, как он доберется до своей цели — если, конечно, он вообще знает, куда ему нужно. Но, наверное, уж это-то он знает! По крайней мере, прежде чем он свернет с этой дороги и мы опять окажемся в таких местах, где вообще нет людей.

Орен Рэт поерзал на сиденье. Вставший член мешал ему спокойно вести машину. Теплое лицо Хоуп у него на коленях и ее пышные волосы, в которые он зарылся другой рукой, лишали его привычного равновесия. Сейчас, думала Хоуп. Она слегка прижалась щекой к его ляжке, он ее не остановил. Она чуть подвинула голову, точно устраиваясь поудобнее на подушке — и ближе к его пенису. И больше не шевелилась, пока вздувшийся под джинсами ком не оказался у самого ее лица. Она уже могла коснуться его своим дыханием; он торчал прямо против ее рта, и она принялась дышать на него. Дышать через нос оказалось ужасно больно. Хоуп сложила губы буквой «О», словно перед поцелуем, и осторожно и очень нежно выдохнула, направив струю теплого воздуха прямо в цель.

О Ники! — думала она. — О Дорси, дорогой мой! Она еще надеялась, что снова их увидит. Потому и отдавала сейчас этому Орену Рэту свое теплое нежное дыхание. А в голове у нее яростно и холодно билась только одна мысль: я до тебя доберусь, сукин ты сын!

Сексуальный опыт Орена Рэта до сих пор явно не включал в себя таких изысков, как направленное дыхание. Он попытался снова ткнуть Хоуп лицом себе в низ живота, чтобы прикоснуться членом к ее горячему лицу, но, с другой стороны, ему совсем не хотелось прерывать нежный теплый поток ее ласкающего дыхания. То, что она делала, заставляло его желать большей близости с ней, но ему было мучительно даже представить, что, как только он пошевелится, контакт, который установился у них сейчас, прервется. Он начал корчиться на сиденье. Хоуп не спешила. Благодаря его ерзаньям тугой комок под засаленными джинсами достиг наконец ее губ. И Орен Рэт, чувствуя горячий ласковый ветер, проникающий сквозь грубую ткань, застонал от наслаждения. Какая-то машина догнала их, притормозила и объехала почти по обочине. Орен выправил руль, понимая, что начинает вилять на дороге.