На лужайке Эйнштейна. Что такое ничто, и где начинается всё - Гефтер Аманда

– Просто спроси у них, что происходит, – сказал отец по телефону. – Я уверен, что они на самом деле не думают, что файерволы существуют. Они не могут так думать. Спроси Сасскинда. Спроси Полчински.

Сначала я отправила письмо по электронной почте Сасскинду: «Принцип дополнительности под угрозой?»

«Я не думаю, что идея дополнительности в опасности, – ответил Сасскинд, – хотя для ответа AMPS потребуется гораздо более глубокое ее понимание. Я думаю, что вопрос не в том, „дополнительность или файерволы?“, а, скорее, в том, „когда дополнительность, а когда файерволы?“».

Дополнительность, сказал он дальше, работает до тех пор, пока черная дыра не испарится наполовину. Это необходимо, чтобы предотвратить клонирование. После этого преобладает файервол.

Я была бы рада почувствовать себя наполовину лучше, но я всегда предпочитала думать, что «стакан наполовину пуст». Поэтому я написала Буссо, надеясь получить от него новости получше.

«Сначала я думал, что если правильно применить принцип дополнительности, то можно избавиться от файерволов, – ответил мне Буссо. – Но теперь я склонен думать, что одной дополнительности недостаточно. Конечно, файерволы, может быть, и дают решение проблемы, но я надеюсь, что, задаваясь вопросом, как избежать появления файерволов, мы узнаем что-то очень глубокое, что-то, надеюсь, о фундаментальном описании падающего наблюдателя и, таким образом, о космологии».

Вам нужно описание Скруда? – подумала я. – Просто посмотрите вокруг.

В подавленном настроении я написала одному из авторов статьи AMPS, из-за которой и произошел весь этот бардак, а именно P.

«Вы действительно думаете, что обобщенный принципдополнительности неверен?» – спросила я.

«Я очень озадачен, – ответил Полчински. – Я не вижу никакого удовлетворительного решения. Я ожидал, что принцип дополнительности выживет в некой видоизмененной форме, но, глядя на поток последующих статей, я не вижу никого, кто бы предложил решение лучше, чем предложенное нами».

Я написала отцу: «Самое время тронуться умом».

Я сидела на балконе, потягивая вино и пытаясь осознать происходящее. Большая луна висела над городом. Воздух был густой и теплый, высоко над горизонтом виден Юпитер, по темной, стеклянной поверхности реки пролегла лунная дорожка, весь город замер в тишине. Все вокруг затаило дыхание.

Я испытывала чувство, что мир, в котором мы прожили все эти годы, вот-вот разрушится или, точнее, сгорит. Я, наконец, получила заказ на книгу. Я, наконец, была готова написать книгу, которую мой отец придумал для нас, ту, в которой мы должны были разгадать тайну Вселенной, и теперь все, что мы узнали о Вселенной, испарялось прямо на глазах.

Мог ли файервол обеспечить верное решение? Могла ли идея обобщенной дополнительности оказаться ошибочной? Это перечеркнуло бы все. Это означало бы, что пространство-время снова инвариантно, что мы должны вернуть его обратно на нашу салфетку из калифорнийской блинной, вместе с частицами/полями/вакуумом. Это означало бы, что мультивселенная может и на самом деле существовать, что понятие реальности не такая уж и аппроксимация, что второй наблюдатель не был просто копией, что, в конце концов, Алеф не был уж таким гипотетическим или таинственным. Это означало бы, что соавторство вполне законно, а мое решение стать единственным автором неоправданно, а моя дипломная работа ошибочна, если смотреть на нее с позиций сегодняшних научных представлений. Это означало бы, что самая счастливая мысль Эйнштейна не прошла испытание временем, что более тяжелые тела падают быстрее, чем легкие, что законы физики различны для разных наблюдателей и что существует выделенная система отсчета, а именно та, в которой вас не испепелит в прах этот чертов файервол. Что существует настоящий, независимый от наблюдателя мир, тот, который был не из ничего, а из чего-то реального, чего-то принципиально и убийственно необъяснимого. Это будет означать, что спустя семнадцать лет я осталась такой же невежественной, как и в тот день, когда вся эта кутерьма началась.

От: Леонард Сасскинд

К: Аманда Гефтер

Тема: Файерволы

Дорогая Аманда,

У нас планируется совещание по файерволам в Стэнфорде. Эта встреча не планировалась заранее, но все главные «игроки» будут на ней присутствовать. Количество участников ограничено, и допускаются только приглашенные, но я был бы счастлив, если бы вы присутствовали на ней в качестве наблюдателя.

От: Аманда Гефтер

К: Леонард Сасскинд

Тема: RE: Файерволы

Дорогой Ленни,

Прекрасная новость! Я бы очень хотела присутствовать на встрече в качестве наблюдателя. Хотя, если есть выбор, я предпочла бы быть ускоренным наблюдателем.

Несколько недель спустя я упаковала сумку и снова направилась на запад, в Пало-Альто.

На конференции я увидела множество знакомых лиц. Там были Сасскинд и, конечно, Буссо. Бэнкса не было, но приехал его коллега, Вилли Фишер. Я заметила Хуана Малдасену, Дона Пейджа, Джона Прескилла… Столько блестящих мыслителей, которые за последние несколько десятилетий сделали решающий вклад в возведение невероятного теоретического сооружения, которое было сейчас на грани краха. Они явно нервничали. Полчински, один из возмутителей спокойствия, тоже был там, как и А, и M, и S. Бюст Эйнштейна наблюдал за всеми в гостиной. Он тоже нервничал.

Когда пришло время отправиться в конференц-зал, я постаралась занять место в дальнем ряду.

– Зал разделен на три части, – объяснил мне Сасскинд. – Удобные кресла спереди – для физиков, участвующих в дискуссии. Чуть менее удобные кресла позади них для физиков, которые не собирались выступать. И неудобные стулья в последних рядах – для наблюдателей.

Я села и приготовилась слушать первое выступление, но я не могла сдержать улыбку. Все, что я знала, могло оказаться ошибочным, и меня сослали на самые неудобные места, – но все же я была приглашена. Как говорят, все, что случается, когда-то случается в первый раз. Я осмотрелась вокруг. Я больше не нарушаю правил поведения.

Полчински открыл дискуссию и еще раз привел все аргументы из статьи AMPS.

– Мы думали, что Ленни нас быстро поправит, – сказал он. – Но я рад видеть, что вы все, как и мы, находитесь в замешательстве.

Ленни взял слово следующим.

– Я изрядно глуховат и могу вас не услышать, когда вы будете задавать вопросы, так что не беспокойтесь, – начал он.

Все засмеялись.

– Что? – спросил он. – Кто-то что-то сказал?

Но по ходу выступления он становился все более серьезным. Он размышлял вслух о смысле файерволов, состоящем, возможно, в том, что реальность еще более зависит от наблюдателя, чем нам кажется.

– Когда я был молодым, – сказал он, – я, наверное, подумал бы, что A эквивалентно R. Я думал, что описывать и то и другое ни к чему – достаточно одного. Но после того как вы указали, насколько это безумно, я испугался. И до сих пор боюсь.

«А эквивалентно R» означает, что возмущение вакуума внутри черной дыры и ранее родившаяся частица излучения Хокинга за пределами черной дыры представляют собой два радикально разных описания одного и того же бита информации. Это рассуждение было мне вполне понятно и не противоречило интуиции, развившейся у меня за время нашего путешествия в мир физики. По моим представлениям, в этом заключался глубокий смысл принципа горизонтной дополнительности Сасскинда. Но одна из сложностей такого подхода, на которую указали AMPS, состояла в том, что в течение определенного времени Скруд мог видеть и описывать и A, и R одновременно, нарушая моногамию запутанности и выстраивая смертоносный файервол.

Ладно, давайте предположим на мгновение, что файерволы действительно существуют, сказал Дуглас Стэнфорд, молодой физик, когда пришла его очередь говорить. Что это будет значить? Возможно, дело в том, что сингулярность перемещается от центра черной дыры до самого горизонта. «У черной дыры нет внутренности, – сказал он. – Сингулярность – это край пространства».