Грехи империи - Брайан Макклеллан

− фыркнула Линдет. − И ты же не подчинился прямому приказу.

− Значит, ты не приказывала меня убить?

− Нет.

Стайк повертел в руках заёмный нож.

 − Я тебе не верю.

− Меня это не волнует.

− А должно бы волновать.

Взгляд Линдет упал на нож. Она наконец стряхнула пепел с сигары в оловянную кружку, стоявшую рядом с лампой, и глубоко вздохнула, как будто всё это было довольно неприятно.

− В два сорок семь я получила сообщение, что ты ослушался прямого приказа и подлежишь расстрелу. В два пятьдесят шесть я отправила гонца, чтобы отменить приказ. Мой посыльный прибыл после второго залпа. Тебя немедленно сняли со столба и передали присутствующим врачам. Они объявили тебя мёртвым и на три дня оставили гнить.

 Линдет говорила монотонно, словно зачитывала протокол.

− Но я не умер.

− Нет. Я забрала то что от тебя осталось, как только смогла...

− Три дня спустя, − перебил Стайк.

− Я только что выиграла войну. Дел было по горло. Как я уже сказала, я забрала твоё тело через три дня и очень удивилась, обнаружив, что ты ещё жив. Тебя подлечили и отправили в трудовой лагерь «Доброе болото». Я приказала вычеркнуть твоё имя из документов, и полковника Бенджамина Стайка объявили мёртвым. − Линдет наморщила лоб, и её голос утратил холодную монотонность. − Но ты не был мёртв. Я об этом позаботилась. Я никогда не хотела твоей смерти, Бен.

Стайк отвернулся от неё, изучая обстановку в тусклом свете лампы. Он хорошо помнил эту комнату. Всё выглядело по–прежнему, пахло по–прежнему. Как она может здесь находиться?

− Думаю, я неспособна отдать приказ убить тебя, − сказала Линдет.

С губ Стайка сорвалась усмешка.

− Ты способна отдать приказ убить богов, если это отвечает твоим интересам.

− Богам нет до нас с тобой никакого дела, − ответила Линдет. − Ты всегда был занозой в заднице. Всегда пренебрегал приказами, игнорировал начальство, защищал моих врагов и убивал моих союзников. Все в моём ближайшем окружении ненавидели тебя – сильно ненавидели, – но я не позволяла тебя трогать. Я защищала тебя до тех пор, пока Фиделис Джес не понял, что я не способна убить тебя, и тогда он взял инициативу в свои руки.

− И ты ему позволила, − упрекнул Стайк. − Даже если я не умер, ты всё равно убила меня. Нет, беру свои слова обратно. Отправить меня в «Доброе болото» было хуже, чем убить. Ты отняла у меня всё, даже моё имя.

Он снова сжал нож.

− Иногда доброта может быть суровой.

− Тебе нравится так думать, верно? Нравится думать, что твоя непоколебимая воля − это всё, что стоит между этой страной и забвением, и что только ты можешь увидеть путь. Вот почему ты подавляешь слабых, лишаешь прав бедных, подминаешь пало и жаждешь власти.

− Я вижу будущее, Бен, − тихо сказала Линдет. − И только я могу видеть путь к нему.

Стайк подошёл к креслу Линдет, положил руку на спинку и наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. Она холодно посмотрела на него в ответ. Она даже не дрожала, и это сбивало с толку больше, чем если бы она умоляла сохранить ей жизнь. Но это же Линдет. Так было всегда. Так будет всегда. Она верит в каждое своё слово.

− Ты могла бы приказать одному из своих избранных исцелить меня.

− Для чего? Война закончилась. «Бешеные уланы» стали помехой. Пора было похоронить наших монстров и двигаться дальше.

− Ты не похоронила Фиделиса Джеса.

− Он был мне нужен. И нужен до сих пор. Останься ты на свободе, ты убил бы его за то, что он с тобой сделал.

− И по-прежнему собираюсь.

− Это принесло бы массу неудобств.

В её голосе послышались раздражённые нотки, и Стайк едва не рассмеялся.

− Но ты всё равно позволила мне войти.

Линдет вскинула брови, и Стайк продолжил:

− Я учуял запах охранной магии. Я чувствую твоих избранных. Этот дом заперт надёжнее, чем королевская задница, и всё же ты позволила мне прийти.

− Мне показалось, что нам нужно поговорить.

− Ты собираешься убить меня, когда я буду уходить?

− Я уже сказала, что неспособна тебя убить.

− Чушь собачья.

Всё это время он стоял, склонившись над ней, их лица были так близко, что они почти соприкасались носами. Линдет подняла палец и решительно, но мягко оттолкнула его.

− Помнишь ночь, когда ты убил нашего отца?

Стайк отвернулся, чтобы скрыть потрясение. Он даже не помнил, когда в последний раз он или она признавали своё родство. Наверное, прошло больше двадцати пяти лет.

− Стараюсь об этом не думать, − сказал он, и в горле застрял ком. − Это не самое счастливое воспоминание.

− Для меня − да, − бросила Линдет. − Мне было три с половиной. А тебе? Двенадцать? Тринадцать? Я закричала, когда увидела, что он стоит над телом мамы. Он пошёл на меня с окровавленным ножом.

Голос Линдет стал хриплым и взволнованным. Она смотрела поверх плеча Стайка, словно перед ней разыгрывалась сцена из прошлого. Она рассеянно указала на дверь.

− Это было в коридоре. Оттереть кровь мамы с ковра так и не смогли.

− Тебе следовало его сжечь.

− Я храню его как напоминание о том, на что способны жестокие люди, имеющие силу. Как бы то ни было, ты встал между мной и отцом. До того дня он был самым сильным, самым злым человеком на свете. Но когда он пошёл на меня, ты его победил. Вот почему я не могу убить тебя, братец.

Стайк закрыл глаза и заставил себя вспомнить прошлое. После смерти родителей они покинули Ивовое Пристанище. Исчезли и сменили имена. Со временем Стайк сделал карьеру в армии, а Линдет − в политике. Она купила это ужасное поместье – он никогда не понимал зачем – и стала тут жить, хотя мало кто знал его историю.

Их пути разошлись, но всё равно переплетались.

− Ты никогда не говорила, что помнишь ту ночь, − прошептал он. − Я думал, ты была слишком мала.

− Ты никогда не спрашивал.

Он вспомнил, как заметил призрак отца, стоящего над свежим трупом матери. От него шагов на двадцать несло виски. Линдет стояла в дверях своей комнаты, прижимая к груди плюшевого медведя, и кричала так громко, что разбудила бы