Сталинская премия по литературе: культурная политика и эстетический канон сталинизма - Дмитрий Михайлович Цыганов

П. И. — «Мамаев курган», повесть.

9. ИЛЬИН М. Я. — «Человек и стихия».

10. АНТОНОВ С. П. — «Лена», повесть.

11. ПАПАСКИРИ И. Г. — «К долгой жизни», роман.

12. ФЕДОРОВ Е. А. — «Каменный пояс», роман.

Отложен до рассмотрения работ 1949 года в связи с тем, что перевод на русский язык еще не напечатан.

13. КИАЧЕЛИ Л. М. — «Человек гор», роман.

Л. В области ПОЭЗИИ

1. БАЖАН Н. П. — «Английские впечатления», сборник стихов

2. ВЕНЦЛОВА А. Т. — «Край Немана» и «Молодость страны», сборники стихов.

3. КОЛАС Я. — «Хата рыбака», поэма.

4. БАРТО А. Л. — «Звенигород», поэма.

5. —

Отложен до рассмотрения работ 1949 года в связи с тем, что перевод на русский язык еще не напечатан.

7. БУКОВ Е. Н. — «Страна моя», поэма.

8. ГРИШАШВИЛИ И. Г. — Стихи для детей.

9. ГУСЕЙНОВ МАМЕД РАГИМ — «Над Ленинградом», поэма.

10. РАУД М. — «Сила и свет», сборник стихов.

К. В области ДРАМАТУРГИИ

1. ШТЕЙН А. П. — «Закон чести», пьеса

2. ШАНШИАШВИЛИ С. — «Арсен», народная драма, «Герои Крцаниси», историческая драма, «Имеретинские ночи», драматическая поэма.

+ 3. ЯКОБСОН А. — «Два лагеря», драматическая повесть.

4. ШАРТАНОВ А. — «Когда загорается свет», пьеса.

5. ЛЮБИМОВА В. — «Снежок», пьеса.

По результатам итогового заседания Комитета, состоявшегося 3 марта 1949 года[1448], был составлен проект постановления о Сталинских премиях за 1948 год и внесено несколько существенных поправок в проект Положения[1449]. Эксперты сетовали на то, что текущая организация их работы не дает им возможности детального знакомства с произведениями, а это негативно сказывается на итогах работы Комитета. Многие вновь предлагали возобновить присуждение премий к дню рождения Сталина, чтобы иметь возможность работать в течение года[1450] (так внятнее обозначалась бы реакция общественности на произведения, созданные и обнародованные в минувшем году). Однако комитетчики не предполагали или не хотели предполагать, что уже через несколько лет их работа утеряет всякий смысл. Вполне справедливые упреки комитетчикам от их же коллег, вынужденных выезжать на просмотры работ, свидетельствовали о необъективности выносимых оценок. Хорава резюмировал претензии многих: «В честности [принятия решения] я не сомневаюсь, но в незнании многих членов Комитета я убежден»[1451]; а далее он указал на важность непосредственного знакомства со всеми предложенными Комитету работами:

Как бы ни докладывали ответственные товарищи, работники Комитета по делам искусств, критики и т. д., их мнение консультационное — все-таки не мнение членов Сталинского Комитета. Правительство поручило нам, нашей совести и убеждению, и мы должны решать. Я скорее доверю[сь] члену Сталинского Комитета, чем какому-нибудь министру, хотя по положению он выше[1452].

Ил. 12–14. Протокол заключительного пленарного заседания Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы, 3 марта 1949 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 16. Л. 19–21.

К тому моменту было проведено 14 пленарных и 25 секционных заседаний. А уже 12 марта 1949 года протоколы заключительного пленарного заседания и заседания счетной комиссии были отправлены в Совет Министров с сопроводительной запиской[1453] за подписью Фадеева и Тихонова. Отдельные копии документов были посланы Сталину, Маленкову, Микояну, Косыгину, Булганину, Кагановичу, Молотову, Шепилову, Ворошилову и Суханову[1454]. Именно к этому году относится первый документально зафиксированный случай вмешательства Сталина в дело присуждения премий. Его многочисленными маргиналиями, вносящими существенные изменения в список кандидатов, буквально испещрен присланный протокол заседания Комитета[1455]. До этого о причастности вождя к формированию итоговых вариантов лауреатских списков мы могли судить пусть и по надежным, но все же косвенным свидетельствам.

По разделу художественной прозы правки по большей части были связаны с изменением премиальной степени рекомендованных Комитетом кандидатов. Так, Сталин распорядился переместить С. Бабаевского в список лауреатов первой премии, а А. Первенцева — в список лауреатов второй степени. В список лауреатов третьей степени был добавлен Ю. Лаптев (за повесть «Заря»), чье имя специально обведено Сталиным в присланном ему добавочном перечне авторов. Кандидатура М. Шагинян была вовсе вычеркнута из списка, а в качестве потенциальных лауреатов на поля документа из дополнительного списка были вынесены Б. Полевой (за книгу рассказов «Мы — советские люди»[1456]) и Ф. Панферов (за роман «В стране поверженных»[1457]). Раздел поэзии в этом документе остался нетронутым, однако в итоговом варианте постановления список серьезно расширится — в нем появятся еще шесть лауреатов второй степени; в этот же список будет перемещены и стихотворные переводы шекспировских сонетов С. Маршака. По разделу драматургии правка была единственной: Сталин переместил Вирту в список лауреатов премии первой степени.

Ил. 15. [Список присутствовавших на заседании Политбюро по вопросу о Сталинских премиях в области художественной литературы и кинематографии], 19 марта 1949 г. // РГАНИ. Ф. 3. Оп. 53а. Ед. хр. 16. Л. 54.

В РГАНИ сохранились несколько составленных рукой Сталина экземпляров списков тех, кто присутствовал на заседаниях в Политбюро. Самый ранний из этих списков датируется 19 марта 1949 года[1458] (заседание проходило с 22:00 до 23:50). По составу приглашенных экспертов можно с уверенностью говорить о том, что обсуждение касалось именно литературных премий: помимо партфункционеров — членов Политбюро и секретарей ЦК (Берии, Большакова, Ворошилова, Кагановича, Косыгина, Лебедева, Маленкова, Микояна, Молотова, Пономаренко, Попова, Сталина, Суслова, Шверника и Шепилова), на заседании присутствовали и «писательские начальники» (Симонов, Софронов, Тихонов и Фадеев).

Можно с уверенностью предположить, что встреча эта большей своей частью была посвящена обсуждению адресованной Сталину записки «О крупных недостатках в работе Комитета по Сталинским премиям в области искусства и литературы»[1459] за авторством Фадеева, которая поступила в секретариат вождя 14 марта 1949 года.

В ней Фадеев, снимая с себя вину за недостаточную чуткость при отборе кандидатур, почти открыто просил Сталина вмешаться в ход работы органа и своим директивным решением не только изменить громоздкий состав Комитета[1460], но и наставить экспертов на правильный путь. Обвинение некоторых комитетчиков в проповеди «буржуазно-эстетических и формалистических взглядов» следует понимать лишь как ход в кулуарном противостоянии номенклатурных «кланов». Иначе говоря, Фадеев в очередной раз попросту избавлялся от неугодных ему людей, прибегая к давлению на «болевые точки» агонизирующего режима. Кроме того, не принимавший участия в пленумах председатель Комитета по Сталинским премиям ставил в вину экспертам невыдвижение ряда частично вошедших в дополнительный список литературных текстов («Мы — советские люди» Полевого[1461], «Заря» Лаптева, «Золототысячник» Рябокляча, «Весна в „Победе“» Грибачева, «Английские впечатления»