Время Волка - Юлия Александровна Волкодав

этим названием.

Волк долго возился с песнями — снимал ноты со старых записей, записывал партитуры, делал новые аранжировки. Тут требовалось соблюсти баланс между современным звучанием и очарованием оригинала, чтобы и зрители не заснули, и ему было удобно петь. Он сидел за роялем до поздней ночи, раздражая Натали и нервируя соседей. Вдруг выяснилось, что без постоянной тренировки руки утратили былое мастерство, и пришлось для начала разыгрываться. Сколько же он не подходил к инструменту? Да фактически с начала перестройки и не подходил. Тем с бо́льшим удовольствием Лёня играл, импровизировал, искал новое звучание.

— Ты с ума сошёл! — возмущалась Натали. — Кому нужно это старьё? Ещё более древнее, чем твои комсомольские агитки. Да публика просто не придёт! Ты не соберёшь зал! Надо петь что-то современное. Вон на Кигеля посмотри, он на прошлом новогоднем огоньке рэп читал!

— Ну да, и стал идолом молодёжи. Осталось надеть широкие штаны, отрастить эти, как их там… патлы такие… дреды, вот! И всё, можно собирать «Олимпийский».

— Шутишь? Ну ты дошутишься, что мы по миру пойдём с твоей затеей.

Леонид Витальевич только плечами пожимал. Упрёки Натали его даже не расстраивали, слишком он был увлечён новой затеей. Чем больше он готовил концерт, тем больше ему хотелось его спеть. К тому же он не чувствовал никакого страха. Аренду зала он оплатил, рекламу на ретро-радиостанциях и расклейку афиш тоже, а остальное — не его проблемы. Пусть продастся четверть зала, плевать. В камерной обстановке ещё лучше работать.

Он даже купил новый концертный костюм. Даже — потому что уже лет пять не вылезал из одного и того же. И экономии ради, и просто не хотелось, как будто общая апатия распространилась и на любовь к красивой одежде. А тут вдруг поволок Ленусю по магазинам.

— Хочу что-нибудь консервативное, но элегантное, — заявил он помощнице.

— Ну как всегда, — засмеялась она. — Надеюсь, не тройку? И не с кушаком на пузе, как в прошлый раз!

— Много ты понимаешь! Под фрак именно такие брюки носятся. Вот смотри, отличная рубашка!

— И чем она отличается от сотен твоих старых? Давай хотя бы с вышитым воротником возьмём, хоть какое-то разнообразие.

— Ты мне ещё жабо предложи! Кружавчики во всю грудь!

— И предложила бы, если бы не знала тебя, упёртого старого пня!

Продавцы-консультанты неадекватно дорогого бутика в ЦУМе, где происходила эта сцена, только переглядывались, недоумевая, неужели у известного певца Волка такая неприметная жена? В спортивном костюме, с коротким ёжиком волос, лицо в морщинах, как будто пластику ещё не изобрели. Никому и в голову не могло прийти, что так спокойно его одевающая и раздевающая женщина — просто друг.

Как ни странно, билеты раскупили очень быстро. Настолько быстро, что, когда Лёня спохватился, что нужно ещё раздать пригласительные друзьям и знакомым, хороших мест просто не оказалось. Пришлось рассаживать желающих на балконе. Их на удивление тоже оказалось много. Вдруг вспомнила о существовании Лёни Лика, сводная сестра, с которой он не общался уже лет пятнадцать. Последний раз он видел её на похоронах отца и знал только, что у неё большая семья, трое детей, кажется уже есть внуки. А тут вдруг они все решили почтить его вниманием. Звонили старые приятели по ГИТИСу, с радио, даже из других городов. Лёня с трудом вспоминал имена и недоумевал, с чего вдруг такой интерес, ведь он нигде не объявлял, что концерт прощальный. Да и вообще, по сравнению с тем, чем он занимался последние годы, включая клипы, экспериментальные дуэты и съёмки в популярных передачах, программа «Мои любимые мелодии» должна была вызвать наименьший интерес публики. Но всё вышло наоборот.

* * *

Из дневника Бориса Карлинского:

Я уже писал, что Лёнька крайне небрежно относится к своим архивам? А я вот собираю всё, что о нём выходит. Афиши, заметки, интервью. Смеюсь, что когда-нибудь в нашем доме Мишелька откроет музей певца Леонида Волка. Ну а где ещё, конечно, в нашем! У Натали и мысли такой не возникнет. А у Лёньки ещё и куча племянников, так что я не сомневаюсь, его квартира на Берсеневской без хозяев не останется.

Вот сейчас стал перебирать пожелтевшие листочки в своих папках и нашёл афишу того самого концерта. «Мои любимые мелодии. Поёт Леонид Волк». Лёнька красивый такой стоит, в бабочке, грудь колесом, взгляд орла. Герой-любовник. А вместе с афишей выпала статья, которой разродилась одна из центральных газет сразу после концерта. И сколько же там эпитетов в адрес Волка! Сколько расшаркиваний! А ведь это та же самая газета, которая когда-то критиковала молодого певца за разгульный образ жизни. И она же ещё несколько лет назад писала, что старой гвардии артистов пора уступать дорогу молодым, потому как после них, цитирую, «…нужно песок со сцены сметать». И вот теперь хвалебная ода. Лёньку называют и нестареющим классиком, и патриархом, и бархатным баритоном, и образцом мужественности. Такое ощущение, что барышня, этот опус сочинившая, по уши в Волка влюбилась. Особенно мне про руки понравилось: «Но что там голос! Когда Волк садится за рояль, все взгляды зрителей прикованы к его рукам. Как они порхают по клавишам! Кажется, он совсем не смотрит в ноты. Его голос, фигура, глаза — всё подчиняется движению рук. Артист словно слился с инструментом, и каждый в зале понимает: вот сейчас творится настоящее волшебство!»

М-да, пафос, конечно, можно убавить. Но в целом барышня права, смотреть на Лёньку за роялем — отдельное удовольствие. А в тот вечер он действительно был в ударе. Я видел, как он готовился к концерту: с утра ничего не ел, чтобы не нагружать организм, распевался, настраивался, разминал руки. Что примечательно, вообще не нервничал, ходил спокойный как удав. И только когда вышел на сцену, ожил. С первыми аккордами, с первыми аплодисментами у него загорелись глаза, и на третьей песне он уже подпрыгивал на своём стуле, и бил по клавишам, заводя зал и заводясь сам. Его буквально завалили цветами — в букетах был весь рояль. Зал, как мне казалось, обалдевал от старого доброго Волка, без сомнительных партнёрш и современных песен. И открывал нового Волка, исполняющего дореволюционные мелодии. Они отлично вписались в его образ. Мне особенно понравилось «В бананово-лиловом Сингапуре» — он надел шляпу и изображал Вертинского, даже грассировал как он, зал пришёл в восторг. А «Стаканчики гранёные» и «Дорогой дальнею» подпевали все хором!

Словом, вечер удался. И слава богу, что Лёнька обошёлся без пафосных заявлений об уходе со сцены, потому