История одного поколения - Олег Валентинович Суворов

же ты раньше не сказал!

Однако пока Денис рылся в записной книжке, Корницкий слегка призадумался.

— Тебя что-то смущает?

— Как она хоть выглядит? — сдержанно улыбнулся Юрий. — Надеюсь, не слишком растолстела и подурнела?

— Да ты на себя посмотри, боров плешивый! Растолстела… Наталья в прекрасной форме и так же стройна, как раньше. Причем не со следами былой красоты на лице, как это писалось в старинных романах, а по-настоящему красивая!

— Ну, спасибо, утешил. Давай номер.

Князев продиктовал, Юрий быстро нажал семь кнопок и стал нетерпеливо ждать ответа.

Когда он приехал к Наталье, изрядно взволнованной его звонком, она уже успела успокоиться, накраситься и приодеться. Они пили кофе и разговаривали, причем она довольно активно интересовалась его женой, детьми, делами нью-йоркской аптеки.

— Детей у меня двое — девочка одиннадцати лет и мальчик шести, — охотно рассказывал Юрий, жадно рассматривая сидевшую напротив него женщину и с радостью находя в ней черты той самой девушки, которой в далеком 1982 году предлагал уехать вместе с ним в Америку. Денис был прав — Наталья мало изменилась. Да, несколько обвисли полные груди, которые когда-то его так возбуждали, да слегка поблекла кожа лица и огрубели руки, но зато она по-прежнему была так хороша собой, что становилось очевидно — если Наталья когда-нибудь и начнет стареть, то нескоро и незаметно.

— У тебя есть фотографии детей?

— Да, пожалуйста. — Он достал из портмоне снимок. — Здесь мы все четверо: я, жена и дети.

— Молодец! — Она с грустным лукавством взглянула на него. — Я очень за тебя рада. Ты сказал, что уже был у Дениса Князева?

— Да, был.

— И он тебе все обо всех рассказал?

— Разумеется.

— В таком случае ты и обо мне все знаешь?

Юрий кивнул.

— Только не надо меня жалеть, ладно? — ласково попросила она.

— Не буду, — пообещал Юрий, — но он мне не сказал другого — у тебя кто-нибудь есть?

Наталья отрицательно покачала головой и слегка улыбнулась.

— Поэтому сейчас бы, пожалуй, я согласилась уехать с тобой в Америку!

— На следующий год разведусь и тогда обязательно за тобой приеду, — пообещал Юрий в тон ей.

— Спасибо на добром слове. Ну что, может быть, останешься у меня ночевать, а пока пойдем погуляем? Москву вспомнишь…

Судя по тону, приглашение было сделано без всякой задней мысли, и тем не менее он охотно согласился. Они оделись и вышли из дома, когда на город уже опустился поздний летний вечер. Наталья взяла Юрия под руку, и они медленно пошли по улице.

Все было странно, таинственно, невероятно и создавало какое-то неопределенное настроение. Хотелось чего-то такого, что смогло бы озарить этот вечер всплеском самых необычных, ярких, запоминающихся эмоций. Но самым трудным было понять — чего именно хочется и зачем вообще нужна эта жизнь, эти встречи и расставания, эта прогулка по вечерним улицам когда-то родного города под руку с красивой и молчаливой женщиной. Где тот порог, предел, пик, начиная с которого все станет ясно и наступит успокоение? Где та мечта, юность, бессмертие, без которых невыносимо и немыслимо жить?

Они вернулись домой. Наталья постелила ему в гостиной, а сама вскоре удалилась в спальню, прикрыв за собой дверь. Юрий лежал в темноте, курил, прислушивался и не знал, что делать. Его охватило то странное, неутолимое возбуждение, которое появляется неожиданно и также неожиданно исчезает, не оставляя ничего иного, кроме воспоминания о чем-то желанном, недоступном, невысказанном. И ему показалось, что можно найти разгадку, когда где-то через час он услышал тихие всхлипы, поднялся и вошел в соседнюю комнату.

Наталья плакала, зарывшись лицом в подушку, и даже не повернулась к нему, когда он присел на постель рядом с ней и нерешительно погладил ее замечательные русые волосы. Тогда Юрий придвинулся ближе, обнял ее за плечи и слегка притянул к себе. Всхлипывания затихли, она что-то благодарно прошептала и замерла, так и не подняв на него глаз. Он чувствовал, как она нуждается в его защите и при этом прекрасно понимал, что от того, что явилось причиной ее слез, никто и никого защитить не в силах. Убедившись, что она уснула, он осторожно поднялся, поправил на ней одеяло и вернулся на свой диван. А утром оба постарались вести себя так, словно бы и не было этого жалобного ночного плача. И лишь на прощание, когда он, благодаря за гостеприимство, слегка коснулся губами ее щеки, она вдруг вспыхнула и сама поцеловала его в губы.

Прощание с родиной обернулось неожиданным скандалом в аэропорту и еще более неожиданной встречей, сразу напомнившей незабвенные советские времена. Въезжая в Россию, Юрий не задекларировал дорогой японский фотоаппарат, а теперь вдруг выяснилось, что надо заплатить пошлину.

— Может, вы купили его именно здесь! — заявила молодая сотрудница таможни.

— Вообще-то я купил его в Нью-Йорке… Ну и как велика ваша пошлина?

Услышав сумму, Юрий изумленно покачал головой:

— С ума сошли? Да он стоит почти столько же!

— Знаете, гражданин, не мы эти пошлины устанавливаем, а государство!

— Тогда позовите мне вашего начальника!

— Да ради бога!

Через несколько минут появился пожилой лысый толстяк, на щеке которого красовалась огромная и мерзкая бородавка, похожая на муху. При виде его Юрий сразу насторожился. Где-то он уже видел подобное уродство, вот только где? Черт, ну конечно же — у того самого секретаря райкома, к которому он приходил перед отъездом в эмиграцию, чтобы подать заявление на выход из комсомола! Все правильно — тому секретарю было за тридцать, а этому хмырю уже за шестьдесят. Так вот, значит, в каком сытном месте окопался, скотина, после того, как понял, что на идейном руководстве советской молодежью больше не заработаешь!

— В чем дело? — с ходу поинтересовался он, настороженно взглянув на Юрия.

Таможенница объяснила, особо упирая на «подозрительное» происхождение фотоаппарата.