Дворец наслаждений - Паулина Гейдж

— Где же Гуи? — внезапно завопила Гунро, перекрывая звучный голос распорядителя. — Где он? Почему его нет на суде? Это несправедливо!

Рамзес не обратил на нее внимания.

— Генерал Банемус, встань, — приказал он.

Банемус встал, мягко заставив сестру сесть на место.

Рамзес молчал, пристально глядя на боевого генерала.

— Ты создал мне проблему, генерал, — сказал наконец царевич. — Согласно закону Маат я должен приговорить тебя к смерти вместе с остальными, но ты — лучший военачальник Египта и, как ни странно, самый честный. Ты много раз просил моего отца прекратить бесполезное использование лучшей части египетской армии в тех местах, где от нее мало толку. На службе в Нубии ты проявил себя как человек умный и дальновидный. У меня нет доказательств того, что ты имел глупость подговаривать египетских солдат к мятежу, о чем ты, видимо, иногда подумывал под влиянием сильной усталости. Ты знал о заговоре и ничего о нем не сказал, чем совершил тяжкий грех. Однако в том же самом обвинялись и слуги заговорщиков, которых я простил, зная, что их запутали, внушив неверные представления о преданности. Поэтому я объявляю следующее: ты лишаешься звания генерала и вернешься в армию в качестве рядового солдата. Я лишаю тебя титула. Ты будешь служить под командой младшего офицера, которого я назначу сам. Твое имущество будет находиться в распоряжении двойной короны до тех пор, пока ты не заслужишь его возвращения. Я сказал.

Банемус изумленно уставился на царевича.

— Владыка, я не заслуживаю такой щедрости, — запротестовал он. — Если же ты, милостивый повелитель, оставляешь мне жизнь, то прошу тебя помиловать и мою сестру. Она…

Генерал не договорил.

— Я сказал! — крикнул Рамзес, подойдя к краю помоста. — Гунро умрет! Я Сокол-в-гнезде, наследник отца-бога! Мой голос — это голос Маат! Снимите с него генеральские браслеты! Уведите обвиняемых. Меня тошнит от их вида.

С этими словами царевич упал в кресло.

Банемус безропотно снял знаки отличия, и вдруг Гунро, отчаянно визжа, вцепилась в его одежду. Банемус едва не упал и попытался успокоить сестру, но она уже ничего не слышала. Капитан что-то рявкнул, и два солдата принялись оттаскивать Гунро от брата. Затем ее, визжащую, вырывающуюся из рук стражников, поволокли к выходу из зала.

— Я еще не жила! — истошно вопила Гунро. — Еще не жила! Банемус, спаси меня!

Тот лишь молча провожал ее взглядом, бессильно опустив руки. Когда же мимо него провели Паиса, Банемус повернулся и, тяжело ступая, направился к выходу. Когда за ним закрылась дверь, всем показалось, что духота в зале немного развеялась.

— Суд свершился, — объявил Распорядитель протокола. — Приветствуйте царевича.

Все встали и низко склонились перед Рамзесом. Тот направился к двери, но на пороге обернулся.

— Мен, зайди ко мне, — сказал он. — Госпожа Ту, сегодня ты не увидишься со своим сыном. Возвращайся в гарем и жди, когда тебя позовут.

«Что на этот раз?» — покорно подумала я. Мне очень хотелось побыстрее уйти отсюда вместе с Каменом, а потом попросить Мена приютить меня в своем доме, пока не решится моя дальнейшая судьба. Мне хотелось навсегда забыть о царском дворце. Крики Гунро терзали мне сердце, живо напомнив о том дне, когда ко мне в темницу пришли судьи и объявили, что мне предстоит умереть от голода и жажды. Тогда я тоже потеряла над собой контроль. Я визжала и плакала, пока слуги выносили мои вещи. С меня даже сорвали платье. Меня швырнули в ту яму, которая сейчас разверзлась перед Гунро, но в тот момент, когда рука смерти готова была сжаться, я была помилована. С Гунро же такого чуда не произойдет. Раньше я ее люто ненавидела, но теперь, перед лицом страданий, поняла, что этой ненависти больше нет.

Мы вышли из тронного зала во двор, где царила тихая звездная ночь. Стоя возле колонн перед главным входом, я жадно вдыхала свежий прохладный воздух. «Я жива, — словно во сне, повторяла я. — У меня теплая плоть. Моя кожа чувствует нежное прикосновение ветерка, руку моего сына. Я вижу тени деревьев на влажной траве, отражение звезд в воде канала. Пройдет семь дней, и я по-прежнему буду все это видеть и чувствовать. Благодарю тебя, Вепвавет».

Пожелав нам спокойной ночи, Мен поспешил в сторону личных покоев царевича. Несиамун взял меня за руку и улыбнулся.

— Мои поздравления, госпожа Ту, — сердечно произнес он. — Ваш триумф станет примером справедливости и неумолимости египетского суда, о котором еще долго будут помнить наши дети и после того, как мы сойдем в могилу. Приходите в мой дом, когда царевич разрешит вам покинуть дворец, и мы вместе отпразднуем это событие, все вместе.

Я поблагодарила Несиамуна, а потом долго смотрела ему вслед.

— Мне кажется, все уже забыли, что я преступница, осмелившаяся покуситься на бога, — пробормотала я, вспомнив искаженное ужасом лицо Гунро.

— Нет, — сказал Камен. — Ты уже заплатила за свое богохульство семнадцатью годами ссылки. Но ты какая-то загадка, Ту, преступница, которой покровительствуют боги. Никто толком не знает, что с тобой делать. — Он поцеловал меня в щеку. — Я дождусь отца и пойду с ним домой. Дай мне знать, как только царевич тебя отпустит. А сейчас иди и ложись спать.

А я-то думала, что мы пойдем в мою комнату и немного поболтаем. Мне так хотелось поговорить о Паисе и Гунро, о царевиче и своем прошлом, но больше всего мне хотелось поговорить о Гуи. Вместо этого я лишь кивнула, поцеловала Камена и пошла вслед за глашатаем, который пришел за мной, чтобы проводить в мою комнату.

Меня ждала Изис. Я рассеянно дожидалась, когда она смоет с меня косметику и уложит спать. Когда служанка ушла, я легла на спину и уставилась в потолок. Ночь была такая тихая, что я отчетливо слышала журчание фонтана во дворе, да иногда через открытое окно в комнату залетал ночной ветерок. Я очень устала, но мысль напряженно работала, снова и снова возвращая меня к событиям минувшего дня.

Наверное, казнь Паибекамана и остальных приговоренных уже свершилась, и площадка перед тюремными застенками потемнела, пропитавшись свежей кровью. Интересно, их казнили до того, как Паиса и Гунро отвели в их камеры? В таком случае Гунро пришлось ступать крошечными ножками прямо по окровавленной земле. Или же казнь свершилась после, и Гунро, прижавшись к решетке, с ужасом наблюдала, как осужденных ставят на колени? Бедная женщина. Лучше об этом не думать — и не думать о том, что тела преступников не бальзамируют. Обычно их хоронят тайно в пустыне, а на могиле не оставляют даже камня с именем, чтобы боги не смогли их найти.

Мне удалось спастись от этой ужасной участи, и я, закрыв глаза, решила думать о чем-нибудь другом. Зачем царевич вызвал к себе Мена? Что скажет он мне завтра? Что делают сейчас узники? Паис, наверное, диктует последнее послание своей сестре Кавит, а может быть, и Гуи, которое сестра тайно ему переправит. А Гунро? Наверное, Банемус сейчас находится у нее, утешая и уговаривая набраться мужества. Думаю, что истерика случилась у нее не столько от страха смерти, сколько от сознания, что ее жизнь окончилась, так и не начавшись. «Я еще не жила!» — вопила она, и я содрогнулась от мучительной тоски, прозвучавшей в ее словах.