В рамках дозволенного - Валерия Савельева

резким жестом сдавил переносицу и закончил: – Наслаждайся свободой, Тим. Никаких больше нянек. Подумай об этом.

На этот раз отец действительно ушёл. Оттолкнул от себя руку сына и устремился прочь по коридору, словно не желал больше разговаривать. Словно с такими сыновьями не разговаривают по-человечески. Они «ещё не доросли».

– А я не хочу думать! – выпалил ему в спину Тим. – Я хочу вернуть Ладу. И я верну.

Алексей ничего не ответил. Он ушёл, оставляя Тима наедине с мыслями. Ничего, они ещё обязательно поговорят на днях, когда сын успокоится, но пока пусть подумает сам – Егоров-старший считал, что ничто не учит жизни лучше, чем шоковая терапия.

-76-

Дверь в квартиру брата – вернее, в мою родную съёмную квартирку, временно оккупированную Никитой – открыл Джой. Неловко помялся на пороге и выдал:

– Не смотри на меня так, ничего лишнего, честно! Я просто вчера сообразил, что, когда ехал за тобой, забыл сумку с ключом у предков. Вот и напросился переночевать, чтоб их не беспокоить.

Честно говоря, я никак не смотрела, просто перешагнула через порог, рвано выдохнула и… разрыдалась, уткнувшись носом в плечо старшего Дериглазова. Он охнул, легонько обнял меня и потрепал по голове, стараясь успокоить, а потом осторожно повёл в сторону кресла. Отпихнул в сторону одеяло, усадил, снова погладил по волосам.

– Ну тише, тише…

– Лада? Что случилось? – раздался сонный голос кузена с дивана.

– Спи дальше, – шикнул на него Джой. – Дай девушке успокоиться.

Давать мне успокоиться Ники не захотел. Вскочил, натянул джинсы, поошивался рядом, пока я пыталась перестать плакать, а потом, чертыхнувшись, с лёгкой подачи Дериглазова пошёл готовить завтрак. Слегка успокоиться у меня получилось только через час, когда желудок уже заполняла кое-как впихнутая в глотку яичница и горячий чай.

– Малолетка всё же не приехал? – понимающе поинтересовался Джой, когда мы снова разместились в зале.

Я заметила сиротливо приютившиеся у кресла одеяло и куртку. М-да, кажется, Ники реально не согласился поделиться с несчастным МС кусочком дивана. А этот самый МС, вообще-то, оказался здесь, потому что помогал мне…

– Этот её Тимка? Куда должен был приезжать? – насупился Никита.

Но брату он ничего не рассказал, решив оставить личные дела личными.

– Домой, – ответила я, снова всхлипывая. – Поговорить.

Было так невероятно горько, но в этой маленькой квартирке, когда рядом брат и парень, который не раз уже нам помог, становилось чуть легче. Самую малость спокойней и теплее. Бесконечно откровенней.

Я просто начала с самого начала и рассказывала, рассказывала, рассказывала, пока не начало першить в горле. Но даже тогда Джой вручил мне чашку чая и кивнул, предлагая продолжить. И я продолжала, потому что должна была высказаться хоть кому-то, поведать до самого конца, снять груз с плеч и, возможно, успокоиться. Потому что я тоже не железная. Потому что «ты-ж-педагог» – это почти диагноз. Никаких эмоций, никаких криков, только нерушимое, ненавистное спокойствие.

Нафиг его!

С каждым словом становилось всё больней, особенно в конце, когда от безмятежных, тёплых, полных спокойствия и понимания дней пришлось перейти к последним истерикам. Хотелось плакать, но слёз уже не было. Зато со мной остались ноющие глаза, стучащий в ушах пульс и гудящая голова. Нет, я правильно сделала, что ушла. Нечего сожалеть. Только сердце сжимается, словно в агонии.

– Ты его любишь? – вздохнул Ники, когда я закончила. – Я же догадывался ещё тогда, когда привозил подарок для него. Надо было сразу схватить тебя в охапку и забрать от этого идиота. От неправильной любви нужно держаться подальше.

– Я… любовь – слишком громкое слово, – пробормотала я.

То же самое ответила и Стасу, извинившемуся Стасу, который явно знал, что наша с Тимом ссора произойдёт. Тогда я была почти уверена в своих словах, но сейчас голос дрожал. Ники заметил моё сомнение, стукнул кулаком по столу так яростно, что чашка с недопитым чаем подскочила, печально звякнув и едва не упав. Подхватить её успел Джой. Он осторожно поставил чашку в самый центр столика, внимательно посмотрел на Никиту, на меня…

– Не буду спорить, это только моё мнение. Но у любой любви должен быть шанс, – говоря это, Дериглазов уже не смотрел на нас, он сортировал печенье в вазочке. С розовым кремом направо, с белым – налево. – Какого хрена обрубать чувства просто так? Да, прервать, да, заставить подумать над своими поступками, но… – он замолчал, посмотрел на меня, вновь готовую разрыдаться. – Ладно, неважно.

Мы не замяли тему. Просто попытались расслабиться. День у всех был сегодня свободный – у меня так точно, – и мы просто скачали милый американский ситком, все вместе забрались на диван и стали прожигать время. К вечеру мне почти стало лучше. Почти.

Пока не раздался бешеный стук в дверь.

– Кого там принесло? – изумился Джой, первым соскакивая с дивана. Через пару секунд стук повторился, а Дериглазов вернулся в зал.

– Ну? – поторопил его Ники.

– Там бешеный Егоров, – Джой поджал губы.

Я сглотнула. Итак, Тимка пошёл за мной следом, вот он, шанс поговорить. Стоит за дверью, как-то пробравшись мимо домофона, колотится и кричит что-то. Ведёт себя, как полный идиот, но я успокоилась и вроде бы готова поговорить. Вспомнилась ночь и нахальное, истеричное поведение мальчишки.

– Трезвый? – поинтересовалась, вновь сглатывая, чтобы тошнота не сковывала горло.

Джой покачал головой и развёл руками, словно извиняясь, безмолвно говоря: «Увы, ничего не могу поделать». Да, увы.

– Выйдешь поговорить? – спросил Дериглазов.

Ник попытался что-то возразить, но я пригрозила ему кулаком, даже не оглядываясь. Нет-нет-нет, я должна решить эту проблему сейчас. Хотя бы частично.

– Думаешь, стоит? Сейчас? Чтобы получилось то же, что и ночью?

Я разрывалась. С одной стороны ужасно хотела решить всё уже сейчас, поговорить, решить проблему и забыть обо всём, как о