Розы для богатых - Джонелл Лоусон

Потом скинул халат и без всяких предисловий забрался к ней между ног. Когда он приподнял ее бедра и вошел в нее, Лайза вскрикнула:

– Брайан!

– Послушай, Лайза, у меня нет настроения ворковать и ухаживать. Мне хочется вот так, ладно?

– Нет, не ладно. Мы с тобой не дети на сеновале, и я тебе не какая-нибудь знойная проститутка, которую ты подцепил в Сингапуре!

Брайан вздохнул и немного поласкал ее, пока она не отозвалась на его желание. Потом он овладел ею с холодным безразличием, откинулся на спину и задумался.

Родители Лайзы и Брайана дружили еще до их рождения. С того времени, когда Брайан начал понимать разницу между мальчиками и девочками, его отец запланировал их поженить. К тринадцати годам Брайан решил, что не женится ни на Лайзе, ни на ком бы то ни было, если сам этого не захочет.

Жизнь с Лайзой была бы легкой и безмятежной. Хорошая мать, покладистая, темпераментная женщина: из нее вышла бы хорошая жена. Единственной проблемой было то, что он не любил Лайзу и никогда не полюбит.

Брайан положил ее голову себе на плечо и потерся лицом о ее густые мягкие волосы.

– Извини, котенок.

Она оттолкнула его и села на постели.

– Мне нравится, когда ты бываешь нетерпеливым и диким, но я не хочу, чтобы ты трахал меня, когда хочешь кого-то другого.

– О чем, черт возьми, ты болтаешь?

– Об Отэм! – закричала она. – Когда ты вышел, ты не был возбужден, а когда вернулся после разговора с ней – уже был.

– Отэм тут совершенно ни при чем.

– Нет, при чем. Ты годами искал себя и все равно ни хрена не понял. Тебе хочется трахать Отэм, и это терзает тебя, грызет тебя, делает тебя круглым болваном! – Лайза соскочила с кровати. – Не смей мне звонить до тех пор, пока тебе не захочется именно меня.

Глава 38

На высокую ветку дуба уселся кардинал и стал радостно подзывать самочку. Брайан недовольно покосился на шумную птицу, зевнул и ткнул вилкой в омлет. Он провел ночь, успокаивая Лайзу. Ревность превратила исключительно покладистую женщину в сущую стерву. Когда они не трахались, она занудствовала. Снова и снова Лайза напоминала ему, что он лишил ее невинности на сеновале, а потом уехал, то есть бросил. А она долгие годы ждала, когда же он вернется домой.

«Ждала – в перерыве между двумя мужьями», – подумал Брайан. Только в четыре часа он наконец смог отвезти ее домой, да и то ему пришлось буквально одеть ее, вынести из дома и затолкать в машину.

Брайан посмотрел на тарелку с овсянкой, стоявшую напротив него. Отэм попросила накрыть ей завтрак на террасе, однако есть не вышла. Еще на столе лежала стопка финансовых отчетов. Он попробовал просмотреть их, но было как-то слишком уж тихо. Не получалось сосредоточиться.

Брайан взял в рот кусочек омлета и вдруг понял, что он стал рабом привычек. Утро казалось ему каким-то не таким, если напротив не сидела и не болтала Отэм. Впрочем, нет, она не болтала. У нее была поразительная манера направлять беседу так, чтобы, не касаясь самой себя, заставить говорить главным образом его. Если бы он собрал воедино все, что знал о ней, то сумма практически равнялась бы нулю.

Он положил вилку на тарелку. К столу подошла Дэйзи и показала на омлет:

– Что такое с омлетом?

– Ничего.

– Тогда почему не ешь?

– Что-то не хочется. Где Отэм?

– Бегает. Ты бы лучше сегодня утром с ней не балагурил. У нее плохое настроение.

– Я не балагурю с Отэм.

– Нет, балагуришь. Все время к ней цепляешься. – Дэйзи отвернулась. Со стороны розового сада приближалась Отэм. – Не забудь, что я тебе сказала.

– Слушаюсь, мадам.

Отэм, все еще тяжело дыша, села напротив. В лучах утреннего солнца каштановые волосы отливали бронзой и золотом. На верхней губе у нее выступили бисеринки пота.

– Доброе утро.

Брайан смотрел, как она наливает молоко в тарелку с овсяными хлопьями и размешивает кашу ложкой.

– Как ты можешь есть такое дерьмо?

– Могу – наверно, потому, что я на нем выросла. В отличие от тебя, бывали времена, когда у нас в доме ничего другого не находилось.

Брайан не знал почему, но Отэм раздражала его. На ней были спортивные шорты и трикотажная рубашка, под тонкой материей ясно просматривались очертания сосков.

– Ты никогда не носишь нижнего белья?

– Что тебе не нравится в моей одежде?

– Слишком уж обтягивающая.

– Это на тебя, Брайан, город так влияет. Ты становишься таким же занудой, как твой отец.

– Вполне возможно, – сказал он и показал на ее грудь. – Однако то, что принято в Сан-Франциско, раздражает здесь, в Эдисонвилле.

– Я никогда в жизни не носила лифчик и начинать сейчас не собираюсь.

– Ты Осборн. Люди замечают все, что ты делаешь, и все, что ты надеваешь. Это очень плохо, но таково положение вещей. Тебе надо просто смириться с этим.

– А ты сам-то!… Ведь ты тоже Осборн. А ты не только трахаешь всех баб в Кентукки, но еще и таскаешь их домой. – Отэм полуприкрыла глаза, ее голос стал нежным и прерывистым, словно она задыхалась. – Ооооо, Бррррааайан, Бррррааайан. Уфф, уфф, бам, бам! «Помогите, помогите!» – плачут пружины матраса.

– Господи, Отэм! Неужели ты подслушиваешь под дверью?

– В этом нет нужды. Голос Лайзы слышен во всем доме.

– То, что делаю я, – совершенно другое. Ты сама должна это понимать.

– Почему же?

– Я мужчина.

Отэм вся напряглась, выпрямилась на стуле, лицо ее покраснело от злости.

– Простите, – сказала она, – я больше не буду. Извините, не буду, не буду, черт побери, не буду! – Она бросила ложку, схватила тарелку с овсянкой и вылила ее ему на голову. – Самонадеянный осел! – И убежала.

Брайан сидел словно аршин проглотил, а липкие ручейки овсянки стекали по его пиджаку, и молоко струилось по лицу. Он опустил глаза, стряхнул комок с лацкана, вскочил со стула и бегом бросился за ней. Вбежав в дом, столкнулся с Дэйзи, которая хотела было вытереть ему волосы полотенцем.

– Я ж тебе говорила: не цепляйся к ней сегодня.

Брайан в сердцах выругался и, вырвавшись из рук Дэйзи, пронесся через весь дом и взбежал по лестнице, длинными ногами перемахивая через три ступеньки. Пробегая мимо, он злобно покосился на дверь Отэм, и у него возникло желание остановиться, схватить ее за горло и как следует потрясти, но воротничок впивался в горло и душил самого Брайана.

Он быстро достиг своей двери, влетел в комнату и прошел в ванную. Увидев свое отражение в зеркале, от души расхохотался. Светлые волосы прилипли колбу, а веки и ресницы были покрыты комочками овсянки. Остальной завтрак Отэм красовался на пиджаке.

Во второй раз за это утро он разделся и встал под душ, где провел двадцать минут, вымывая комочки овсянки из волос. Вытеревшись насухо, переоделся во все чистое, накинул пиджак на плечо и направился к двери. Его кейс все еще был на террасе, поэтому он спустился по черной лестнице, забрал отчеты и, обогнув дом, пошел в гараж.